Петербург пережил «ВК Фест» уже в пятый раз. На радость властям (Беглов назвал его «визитной карточкой города») и к ужасу жителей близлежащих районов. Местные уже почти привыкли к тому, что обычно тихий и уютный пляж парка 300-летия Петербурга месят то джипами, то танками. Как правило, после этого прибрежная полоса так и остается полосой препятствий до следующего фестиваля. И это не говоря уже о толпах оголтелых школьников и стихийной парковке по всей округе. Но в целом людям нравится. У нас вообще люди не очень разборчивые.
Видимо, поэтому организаторы напихали всего, по принципу «много не бывает». Лайн-ап «ВК Феста» может вызвать когнитивный диссонанс даже у далекого от музыки человека. Тут Дельфин выступает перед Элджеем. Благо на разных сценах. А Tesla Boy во главе с потрепанным жизнью красавчиком Севидовым играет в один день с не менее потрепанной Бузовой. Непонятно, как сюда занесло Парфенова — вот уж, действительно, деньги творят чудеса.
Сет Бузовой, кстати, открывал фест, и примерно с этого момента я начал подозревать, что на самом деле здесь какая-то ловушка и подстава. Даже безупречная организация фестиваля не смогла сгладить это чувство. Не было мусора, очередей в туалеты, пьяных и упоротых — последнее для Петербурга большая редкость. Наркоманы здесь давно стали частью городского пейзажа и фольклора. Я жил в Питере и знаю об этом не понаслышке. Да что там говорить, даже погода, вопреки всем прогнозам, держалась отличная целых два дня подряд — то, что это чудо, признали даже самые отъявленные петербуржцы. Но внутреннее чувство все равно подсказывало, что все это обман и замануха. Как скидка на путевку в Освенцим. И чувство меня не подвело.
После выхода Бузовой на сцену я уже не испытывал сомнений в том, что мне предстоит сложнейшее испытание. Я с тоской вспомнил о банке хорошего пива, прикупленного вечером накануне и дожидавшегося меня в Москве. Оставалось только наблюдать. Бузова зачем-то постоянно складывала средний, указательный и большой палец в нечто вроде пистолета, как в клипах двадцатилетней давности делали чернокожие реперы. Выглядело это странно.
Я же правильно понимаю, что проект «Ольга Бузова» начинался как чья-то шутка? Если так, то пранк зашел слишком далеко. Теперь Бузова не фрик вроде Хованского, а настоящий взрослый артист с собственной командой, многомиллионными гонорарами и серьезными райдерами. Короче, все атрибуты настоящего музыканта. Кроме музыки, разумеется. Но ведь и Хованский сейчас не тот прыщавый задрот с избытком веса и плохих шуток, а целый помощник депутата!
Но вернемся к Бузовой. Парадокс в том, что ее слушают миллионы. Я отказывался в это верить, пока лично не увидел многотысячную толпу, пританцовывающую во время ее выступления. Одни извивались, пока бывшая героиня «Дома-2» на сцене завывала про несчастную любовь. Другие конвульсивно дергались, пытаясь подражать первым. Лица их были напряжены и сосредоточены.
Помните фильм «Парфюмер»? Там была сцена, когда население целого города, нанюхавшись того, чего не стоило (я про духи), устроило грандиозную оргию на главной площади. Я увидел нечто похожее. С той лишь разницей, что, на мой взгляд, танцевать под Бузову куда более постыдно и достойно презрения, чем банальный public sex. Очень хотелось проснуться, но я не спал.
Все это было подозрительно и странно. В моем мире Бузова — это комедийный персонаж из детства. Вроде же на «Дом-2» она появилась, да? Как бы там ни было, эта беснующаяся колхозница оказалась на редкость живучей и, невероятно извернувшись, умудрилась выйти из крутого пике к званию «сбитой летчицы», а затем еще и совратить неокрепшие умы невинных подростков! Для этого ей, видимо, пришлось прибегнуть к помощи древних сил зла и принести в жертву не менее трех ящериц, одну жабу и пол-литра крови арийских младенцев. Иного объяснения ее популярности я не вижу.
Перед одной из песен был странный перформанс:
«Собачка говорит...» — надрывалась со сцены Ольга.
«Гав-гав!» — отвечали зрители.
«Корова говорит...» — с еще большим надрывом кричала Бузова.
«Му-му!» — раздавался рев в ответ.
В эту минуту на периферии моего сознания выплыли обрывочные познания об НЛП и зомбировании, которые я когда-то почерпнул из самых достоверных научных программ на телеканале «РЕН ТВ». Короче, я решил ретироваться подальше от главной сцены. Убегая, я украдкой перекрестился и три раза сплюнул через левое плечо.
Потом я уже выяснил, что таким образом Бузова пыталась уговорить Киркорова спеть с ней какую-то песню собственного авторства. Но Бедросович не первый год в российском шоу-бизнесе, так что лучше других знает, что в этом мире очень много дерьма, которое не стоит трогать даже трехметровой палкой. От предложения он отказался.
В общем, вы уже поняли, что первый день оказался самым тяжелым. Я, как в ночном кошмаре, слонялся от одной зоны к другой в надежде скрыться от басов и счастливых рож соотечественников, которые с упорством прожженных копрофилов купались в потоках дерьма, что ушатами лилось на них со сцен и площадок.
От всего этого безумия хотелось убежать как можно дальше или хотя бы напиться, но алкоголь на фестивале не продавали, а где-то поблизости ходил акционер издания, так что по-тихому смыться в один из уютных питерских баров тоже было нельзя. Весь первый день я, сжав зубы, наблюдал, как все эти Бузовы, Ильичи и прочее отребье насилуют мое чувство прекрасного. Над его опороченным трупом глумились поклонники артистов. От их гнусавых ухмылок несло тухлятиной. В метафизическом плане, конечно.
Опасность очередного культурного шока поджидала повсюду. Я иногда чувствовал себя Индианой Джонсом, который пробирается через опасные джунгли. Но намного чаще — ассенизатором-ударником, работающим сверхурочно в четыре смены.
Дичи было неприлично много, и то, что ее никто больше не замечал, меня приводило в ужас. Иногда казалось, что я схожу с ума. Например, производители женских тампонов догадались нанять негра на подтанцовку у сцены. В футболке с надписью «Твой тренер» он задорно танцевал, активно двигая тазом. Его пожирал десяток-другой пар глаз застенчивых петербургских школьниц. При этом в самом танцоре чувствовался надрыв. Он выглядел усталым и замученным, как лев в цирке. Но все проходили мимо, никто даже не похлопал бедолагу по плечу.
Была площадка, где непрерывно на протяжении двух суток играли песни Егора Крида. Я не шучу. Два дня, с открытия фестиваля и до закрытия, от звонка до звонка. А еще я видел, как известный производитель шоколадных батончиков организовал аттракцион невиданной щедрости для народа. Два каких-то урода с крыши павильона бросали эти самые батончики в толпу. При этом они не переставали говорить «Ееее!» и «Йоу». Толпу это только заводило, едва не дошло до драки. Впрочем, эти самые люди внизу — дети и внуки тех, кто дрался за блины с лопаты, так что здесь все закономерно.
И тут у меня случилось настоящее откровение. Этот Петербург — не тот. Его подменили. Это мог быть любой город на планете, но только не старый добрый Питер. У того были вкус и стиль, было врожденное осознание своего превосходства над остальными городами. Пусть ничем не обоснованное, но заслуживающее уважение ввиду своей бессмысленности. А тут — сплошной китч и шутовство.
У Петербурга с массовыми мероприятиями вообще сложные отношения. Взять хотя бы революцию. Сплошное людское горе. Сейчас времена изменились. Царя свергать пока никто не собирается. Теперь люди развлекаются на фестивалях. И здесь стоит напомнить, что Петербург — столица русского рейва. Не той петушиной подделки под Пола Элстака, что пропагандирует Little Big, а настоящего, зубодробительного, беспощадного рейва.
Старые тусовщики обеих столиц до сих пор вспоминают рейв в Чумном форте в 2000-м. В клуб «Тоннель» до сих пор наведываются диггеры, чтобы поразиться непередаваемой атмосфере этого удивительного места. Петербург, что же с тобой стало? Почему закрылся бар «Жопа»? Почему легендарный «Грибоедов» хоть еще и жив, но уже совсем не тот? Почему эталоном питерской тусовки сегодня считается унылый клуб «Клуб», где обнюханные технокобры пытаются тусоваться «как в Берлине»?
За последние 10-15 лет Петербург потерял весь свой андеграундный шарм, променял гордое звание столицы авангардной культуры на пластиковых кумиров без прошлого и будущего. Безусловно, это касается всей страны. Но за Петербург почему-то особенно обидно. Что вообще из себя представляет современная популярная музыка на русском языке?
Нет былого драйва, свежести, духа протеста. Артисты безликие, будто клонированные на заводе по производству смущающихся мальчиков и девочек. И самое страшное, что в них нет искренности, так что образы не цепляют, как плохо сыгранные роли.
Вот в начале 2000-х Пит Доэрти ставился героином перед интервью для MTV, а потом в наркотическом угаре брызгал своей кровью из шприца в объектив телекамеры, и это был настоящий рок-н-ролл, от которого даже сегодня сжимаются кулаки. Дэвид Боуи перед концертами устраивал бисексуальные оргии в гримерке. Вокалист Joy Division Иэн Кертис пел депрессивные песни, а потом покончил с собой. А старина Игги — да вы и сами все про него знаете.
Как думаете, убивали хоть одну кошку участники современной группы «УБИЙЦЫ»? На ум приходят разве что «Рыночные Отношения», которые, как и подобает нормальным рэперам, почти в полном составе отправились за решетку по 228-й три года назад. Уважуха.
Когда сегодня смотришь на тех, кто занимается музыкой, становится стыдно за этих людей. За псевдоинтеллектуальные ужимки артистов, которые за флером «начитанности» и «элитарности» пытаются спрятать собственную серость. За их неуклюжие попытки украсть что-то из прошлого и выставить это на прилавок под этикеткой свежего музыкального течения. За их неинтересность, граничащую с отвращением. И поклонники у этой музыки такие же. Картонные. Как будто они прочитали очень умную книгу, но так ничего и не поняли. Они сегодня готовы съесть говно, а завтра — лобстеров, если только увидят такой флешмоб в Instagram. Вот почему я ненавижу VK Fest и все, что с ним связано.