18+
Главный политический кейс последних месяцев — разумеется, столичная программа реновации. Если уж на митинги против нее собирается в Москве людей больше, чем на антикоррупционные мероприятия, проводимые Алексеем Навальным, то масштаб проблемы и амбициозность проекта сразу становятся понятны.
Можно вспомнить еще такой аспект: Владимиру Путину в ходе «Прямой линии» дважды пожаловались на отвратительные жилищные условия в российских регионах. Вопросы из Нягани и Ижевска содержали прямую жалобу – «как в таком можно жить?». Жить «в таком», и правда, сложно. Когда глава города Нягань, что в Ханты-Мансийском автономном округе, отчитывался о программе переселения в телеэфире, он называл это жилье весьма примечательным словом «вагонообразование». Мол, переселили людей давным-давно во времянки — поставили вагончики для вахтовиков. Так с тех пор люди в них и живут. Одна знакомая, работающая в благотворительном фонде, когда я написал какой-то язвительный комментарий про Нягань, оскорбилась за город и сказала, что у них шесть реальных доноров костного мозга на 60 тысяч населения. То-то и оно — люди хорошие, а жилье — дерьмовое.
Это к тому, что жители остальной России не понимают возмущения москвичей насчет переселения и с удивлением, а то и возмущенно вертят пальцем у виска: мол, вас переселяют в новое жилье, что вам еще надо?! С обычным непониманием столичных понтов и стандартным «зажрались они там в Москве».
На деле, конечно, не зажрались.
Само голосование жителей пятиэтажек показывает, что подавляющее большинство в них жить не хочет. В них нет лифта, иногда просто жуткие условия жизни. Противники программы чаще живут в сталинках, которые чиновники столицы включили в программу по какому-то недоразумению и после первых протестов в основном вычеркнули из списка. Или же опасаются, что серьезно проиграют по географическому положению в результате сноса. Оно и верно: переехать, скажем, от метро «Кузьминки» в район Самаркандского бульвара — что почти у МКАД — мало кому улыбается.
Но в начале разговора мы заявили кейс как политический. Почему это политика? Где она здесь? Она в том, что мэр Москвы Сергей Собянин явно замахнулся на следующий срок. В 2018 году у него истекают полномочия, и многие наблюдатели ранее говорили, что амбиции Сергея Семеновича — это не уровень мэра, а уровень как минимум премьера. Большой проект, каким без преувеличений является программа сноса жилья и переселения почти для 10 процентов жителей города, – явная заявка на то, что мэр рассчитывает довести проект пусть не до конца, но точно до логического завершения. То есть планирует оставаться градоначальником и в следующие пять лет. Если, конечно, москвичи его изберут в сентябре 2018 года.
Понятно это и на федеральном уровне — недаром Владимир Путин программу публично одобрил. И даже подключил к процессу законодательного обеспечения программы спикера Госдумы Вячеслава Володина. Затем, по ходу проявления протестной активности, было просто беспрецедентное явление: общественные слушания в Госдуме, куда обсудить законопроект пришли и мэр Москвы, и депутаты, и федеральные министры.
Обсуждали они эту проблему с общественными активистами, жителями тех самых сносимых пятиэтажек. Такого в России не было просто никогда. Вопрос в том, было ли такое когда-то вообще в мире. Чтобы простых граждан (ну, с активной жизненной позицией) пустили в охраняемый ФСО зал заседаний парламента, куда в обычные дни помощников депутатов не допускают. И чтобы власть на уровне федерального вице-премьера не просто выслушивала хор голосов за, но и довольно резкую критику против. Это действо было точно не в российских традициях.
А после в Государственной думе была создана специальная рабочая группа для обсуждения законопроекта. С участием опять-таки представителей возмущенной общественности. Что также является опытом на данный момент почти беспрецедентным. Чтобы люди, обычные вообще-то люди, принимали участие пусть не в написании, но в корректировке закона, который их напрямую касается.
Таким образом, власти — причем как региональная, так и федеральная — продемонстрировали, что могут и готовы говорить с людьми и обсуждать принципиальные для самих людей решения. Понятно, что такого типа «прямая демократия» невозможна по всему спектру государственных дел. «Кухарка», конечно, должна управлять государством, но лучше бы, чтобы она это делала в рамках своей специализации, а не правила, скажем, банковское законодательство. У нас и так традиционно любой товарищ майор из специальной службы полагает, что «умные штатские должны ходить в столовую строем». И стремится под этим соусом то запретить интернет в принципе, то устроить всю жизнь в государстве согласно уставу.
Вопрос в том, можно ли масштабировать кейс программы реновации и научить чиновников городского, сельского или районного уровней также слышать проблемы людей. И можно ли приучить наших «небожителей», которые часто на полном серьезе полагают, что граждан нельзя спрашивать, иначе никакой государственный проект не реализуешь, что послушать людей все-таки как минимум не вредно. Поскольку осчастливить против воли никого невозможно.
Разумеется, это тест и для «общества» в широком смысле. Есть ли способность граждан принимать участие в разработке сложных вопросов государственного уровня хотя бы на таком приземленном примере, как история с жильем? Есть ли интерес к такого типа творчеству? Может ли, возвращаясь к известной метафоре, кухарка и впрямь управлять государством?
Политолог и политтехнолог Глеб Павловский любит использовать последние пару лет термин «политизация» применительно к российской общественной жизни. Мол, «подморозка» политического пространства (тоже, кстати, термин Глеба Олеговича времен его работы на Кремль) закончилась, и теперь начинается постепенное возвращение граждан в политику. Тезис сложно доказуемый: является ли возвращением в политику участие подростков в массовом «движе» или это естественное желание молодежи побузить? И не является ли концепция «политизации» деструктивной — в том плане, что означает исключительно бессмысленный и беспощадный русский бунт в итоге? То есть есть ли выход ненасильственного характера из антитезы «кровавый режим против разумного, доброго и вечного»? Последняя антитеза, вероятно, ложная, да и само рассуждение в таких категориях более проходит по части политической агитации.
Но представляется, что именно пример программы реновации может снять проблематику типа «верхи не могут, а низы не хотят». Привлечение к обсуждению рядовых интересантов программы, в том числе и горячих ее противников, дает надежду на то, что можно будет при помощи такого рода медиации решать и иные серьезные общественные проблемы — здравоохранения, образования, даже трудовых отношений.
Да, в России нет серьезных и влиятельных профсоюзов, но это не значит, что сама идея профсоюза нам не близка и в наших условиях нереализуема. Если, конечно, не полагать, что все общество представлено в Общественной палате, а любым процессом можно вертеть при помощи подставных и по большей части фейковых структур типа той же Федерации независимых профсоюзов, члены которой преимущественно по старой советской традиции занимаются раздачей путевок в ведомственные санатории.
Еще раз — программа реновации в столице никак не дает гарантии на возможность такого позитивного диалога. Она дает только надежду на него. Что до самой программы, то, если она будет масштабирована в рамках всей страны, появится и надежда на то, что Путину перестанут жаловаться на разного рода «вагонообразования».
Фото: © Агентство Москва/Киселев Сергей
