St
«Идеальный случай для литератора — найти богатую бабу»
18+
Днем они работают массажистами и продавцами, вечером пишут литературные шедевры: мы выяснили, как зарабатывают современные писатели undefined

«Идеальный случай для литератора — найти богатую бабу»

Днем они работают массажистами и продавцами, вечером пишут литературные шедевры: мы выяснили, как зарабатывают современные писатели

Мы все умеем отличить профессионала от дилетанта. Что может быть проще? Работа профессионала оплачивается, любитель занимается творчеством в свое удовольствие. Кто-то клеит танчики, кто-то рыбачит, кто-то томит капусту под гнетом тиража отпечатанного за свой счет романа. Увлечение — это всегда несолидно. В конце концов, нормальные люди в свободное время смотрят сериалы.


Казалось бы, деньги — это как раз то, что отделяет фантазии, самодеятельность, игру и «творчество» в худшем смысле слова от нашей реальной общественной позиции. Подросток-эмо, порочный и барочный замглавы АП, внезапная и нервная чиновница Минобороны или еще какой-нибудь полоумный старик могут объявить себя хоть хоть поэтами-вампирами, хоть черепашками-ниндзя, но все понимают, что на самом деле перед нами школьник, парикмахерша и парочка клерков.


Проблема в том, что за «настоящую» литературу тоже не платят. Почти у всех «настоящих» литераторов есть еще и «настоящая» работа. Они точно так же ходят в офис, сплетничают на крыльце, пишут заявления на отпуск. Единственное отличие — у этих людей очень сложное хобби. Такое хобби, в котором есть критики, издатели, премии, институции, признание и забвение, но совсем нет денег.


Это такое параллельное пространство, зазеркалье, таинственный лес, где люди изобретают язык, производят смыслы, создают человечеству культуру, а потом одеваются, умываются и идут торговать мотоциклами. Кажется, именно в сфере словесности это заметнее всего. Театр, современное искусство, музыка и тем более кинематограф в большинстве случаев имеют дело с ресурсами и бюджетами. Будь иначе, мы бы никогда не столкнулись со скандалом вокруг «Седьмой студии».


Итак, если ты не Улицкая, Толстая, Прилепин, Иванов, Быков, Акунин или Сорокин с Пелевиным, воспринимать литературу как даже потенциальный источник дохода не стоит. Что же делать?

Читайте там, где удобно, и подписывайтесь на Daily Storm в Telegram, Дзен или VK.

Почти не работать


Алексей Цветков — модный московский писатель, в последние годы получивший премию Андрея Белого и премию «НОС» фонда Михаила Прохорова. Он — постоянный герой хипстерской прессы, организатор событий, кумир контркультурно настроенных студенток.


Цветков зарабатывает 15 тысяч рублей в месяц. Правда, работает всего 22 часа неделю — продавцом в «Циолковском». Еще несколько тысяч — за статьи, рассказы, книжные обзоры. В итоге — около двадцатки. У Цветкова нет ни сбережений, ни недвижимости. 


«Я принципиально не стал приватизировать квартиру, в которой живу, чтобы не чувствовать себя собственником, человеком, которому есть что терять «в случае чего», — рассказывает писатель. Кстати, пресловутую премию от Прохорова, 700 тысяч рублей, он тоже не счел этичным тратить на себя, а отдал «на дело революции».


Но дело даже не в том, что Цветков плохо относится к капитализму. В конце концов, даже среди российских леваков есть масса людей в очень хороших костюмах. Скорее, ему важно «вести образ жизни», «поступать правильно» и в целом — заботиться о себе. А так-то он умеет зарабатывать.


«Очень часто литераторы, которые не могут этого, делают вид, что они не хотят, так приятнее и выглядит лучше. То есть безработный изображает бастующего. Я в свое время, в 90-х еще, попробовал себя в рекламе на самых разных уровнях, у меня неплохо получалось, какое-то время я был самым настоящим персонажем Бегбедера и Пелевина и как только я убедился, что относительно легко могу это делать и мне неплохо за это платят, я утратил к подобной деятельности всякий интерес и вот уже почти 20 лет ничем таким «коммерческим» не занимаюсь. Это был важный тест, на который я ответил: «Могу, но не буду», — рассказывает Цветков.


Конечно, не у всех получается быть настолько аскетичными. И тут приходится что-то придумывать.


«Идеальный случай для литератора — найти богатую бабу, которая была бы в восторге от близости с гением и решала бы его материальные проблемы, или даже нескольких таких баб. Можно сделать ее женой, если без этого никак, а можно жить за счет гарема. Многие из известных мне писателей именно так и делают, не особенно это афишируя. Но это тоже не мой вариант, я довольно старомоден в таких вещах и не люблю зависеть от женщин, даже если это не проговаривается вслух. К тому же большинство моих поклонниц — это эксцентричные задиристые девочки, готовые к экспериментам и новому опыту, они просто недостаточно буржуазны для такой роли. Психоаналитически говоря, меня читают «девочки в поисках безумного отца», а не «мамы в поисках талантливого сына», и это совсем другая игра», — продолжает он.

А еще можно жить за счет родителей. Именно этому учит литераторов своего круга Вадим Климов, главный редактор журнала «Опустошитель». Это издание, в котором публикуют модернистскую прозу и современных авторов, желающих быть похожими на Луи-Фердинанда Селина. По словам Климова, люди, работающие менеджерами, врачами или журналистами — это «м***и, а не писатели».


Вадим тоже ведет некий «образ жизни». Он, к примеру, не пользуется мобильным телефоном. Чтобы с ним связаться, надо звонить на домашний. И тогда можно поучаствовать в традиционной писательской прогулке — когда писатель перемещается по городу, нарезает круги по Москве с рюкзаком, набитым спиртными напитками, а потом исчезает. Раньше про него так и говорили — «исчезающий человек Вадим Климов»


«Работа убивает, — говорит Климов. — Она закрепощает, делает интеллектуала зависимым от чужого мнения. А он не должен ни от чего зависеть».


Есть и еще одна модель. Так, молодой поэт Ростислав Амелин с возмущением рассказывает о своем донецком коллеге Игоре Бобыреве, старательно создающим образ несчастного всеми забытого литератора, живущего в руинах под бомбами и давно отчаявшегося найти себе источник пропитания.


«Он клянчит деньги на постоянной основе и очень много их на моей памяти наклянчил. Я не уверен, что я столько заработал, сколько он наклянчил. Московская интеллигентская среда очень либеральная, мол, поэт страдает из-за наших властей, надо помочь. Ему помогают, а в итоге поэт приезжает в Москву, ведет себя совершенно оскорбительно и по-хамски, а потом уезжает обратно в свой Донецк», — рассказывает Амелин. 


По его словам, наглость Бобырева доходит до того, что он по три раза на дню принимает горячую ванну в гостях у какого-нибудь малообеспеченного московского поэта с зарплатой в 20 тысяч рублей. Профессиональное сообщество неделями не может прийти в себя после таких скандальных выходок, что называется «Все было так хорошо, пока не появился Бобырев!».

Работать в смежных областях


Конечно, совсем не обязательно висеть на шее у родителей, зарабатывать 20 тысяч рублей, иметь гарем из состоятельных поклонниц или жить в Донецке под бомбами. Логика и здравый смысл подсказывают, что литератор в большинстве случаев запросто может работать в журналистике или рекламе.


Так, друг Цветкова Евгений Бабушкин всю жизнь «бегал корреспондентом» и добегался до редактора отдела новостей, а сейчас работает замглавреда в «Снобе». У Бабушкина совсем-совсем нет свободного времени. Ведь новости — это конвейер. Стоишь по 10 часов в день у станка и потеешь рассказами. 


«Я честно перечислю все, что заработал литературой: премия «Дебют» —  890 тысяч рублей, премия «Звездный билет» — 100 тысяч, гонорар за книжку «Библия бедных» — 26 тысяч, премия Горчева — пять тысяч, премия журнала «Октябрь»— три тысячи.  Итого миллион с хвостиком. Хороший программист такие деньги получает за полгода, а я — за 14 лет. Зато благодаря «Дебюту» я построил квартиру в Ленобласти, так что грех жаловаться», — рассказывает писатель.


Бабушкин считает, что заниматься журналистикой — правильно и хорошо. Работа на ТВ учит писать емко и музыкально, а вот реклама и PR — ужас. Конец языку. Лучше там не работать.


Несмотря на то что у Бабушкина вообще нет свободного времени, он не верит, что литература когда-то будет иметь сугубо профессиональный характер. Он скорее за то, чтобы крутиться с народом, напитываться разным, узнавать правду жизни. Ну, он вообще любит раннесоветскую прозу.


«Когда Бабель пришел к Горькому, тот его в ж*пу послал: иди, говорит, покрутись с народом, а то жизни не знаешь. И Бабель пошел в люди, и сражался в Гражданскую, и стал крутейшим русским писателем. Я бы очень хотел ничего не делать, только книжки писать, но так, наверное, никогда не будет. Будем считать, что всех нас просто послал Горький, что все это школа жизни, полезная всякому писателю», — подводит итог Бабушкин.


Поэты говорят, что кое-какие деньги часто можно заработать, сотрудничая с театрами, фестивалями или конкурсами.


«Некоторым моим близко знакомым людям это удалось, и они живут пусть не на чисто поэтическую деятельность, но на что-то около», — рассказывает поэт Всеволод Емелин. Сам он в 2012-2013 годах раз в неделю публиковал стихотворный текст в «Медведе», «Эксперте» или «Свободной прессе» — получалось больше 40 тысяч рублей в месяц. 


«Но счастие быстротечно, и с начала войны я фактически текстами не зарабатываю», — с грустью констатировал яркий и остроумный автор, которого раньше любили называть «первым поэтом России».


Война, к слову, действительно очень здорово все поменяла. По одну сторону баррикад оказались те, кто всю жизнь друг друга на дух не выносил (например, люди круга Емелина и люди круга Дмитрия Кузьмина). Других, наоборот, здорово разбросало — как Быкова и Крылова с Ольшанским. В общем, полная неразбериха. А денег нет нигде.

Работать в совсем других областях


Емелин работает плотником в храме Успения Пресвятой Богородицы на Вражке. Занимается разным. Например, курирует бомжей. Они бегают ему жаловаться друг на дружку, мол, этот на водку собирает, а этот вообще богатый, гоните его в шею.


У лауреата премии «Русский Букер» Александра Снегирева бывают строительные подработки.


«Я учился на архитектора и кое-что смыслю в строительстве и дизайне. Люблю это дело, кстати», — рассказывает писатель. Он напоминает, что детский писатель Алексей Олейников работает школьным учителем, Алиса Ганиева ведет авторскую программу на телеканале «Совершенно секретно», а петербуржец Валерий Айрапетян — профессиональный массажист.


«Писателю, на мой взгляд, иногда полезно заниматься чем-то переключающим, возвращающим с литературных небес на землю. Это просто необходимо для сохранения остроты восприятия. Так что я бы не особо убивался по поводу того, что писателям приходится заниматься чем-то «низменным», писателю это нужно, другой вопрос — в каком объеме», — считает Снегирев.


А вот Валерий Нугатов, поэт и переводчик из круга Дмитрия Волчека, работает репетитором. Автор стихов о сексе на фоне произведений современного искусства, о сексе на фоне речки под Полтавой, о сексе с Путиным готовит школьников к ОГЭ и ЕГЭ, подтягивает их по английскому, немецкому и французскому. Здесь, впрочем, к традиционной уязвимости творческого работника добавляется еще фактор дискриминации мигрантов. На Украине Нугатов преподавал в вузе и переводил новости на ТВ. А вот в России с украинским паспортом трудно.


Бывает, что основную работу стараются не афишировать. Но когда ты работаешь ведущим кулинарной передачи (Юлий Гуголев), продюсером группы «Моральный кодекс» (Павел Жагун), министром экономики (Евгений Сабуров) или гендиректором «Коммерсанта» (Демьян Кудрявцев), скрывать это достаточно трудно. Всегда существовал довольно широкий круг литераторов, живших в стиле доктора Джекила и мистера Хайда. Днем — в операционной или в правительстве, вечером — на чтениях с пластиковым стаканчиком дешевого вина.

«Многие, особенно в 90-е годы, отдали дань рекламе и копирайтингу, многие работают редакторами, журналистами, кое-кто переводит (и не всегда это художественные, а тем более высокохудожественные тексты)... Но есть мнение, что такая работа со словом собственно литературному письму идет во вред, формируя всякие вредные для творческой практики привычки», — говорит издатель, поэт и один из организаторов современной русской поэзии Дмитрий Кузьмин. 


Он напоминает, что российские поэты занимаются самыми разными вещами. 


«Иной раз профессиональный бэкграунд автора бросает вполне осмысленный отсвет на его письмо: в поэзии Андрея Сен-Сенькова, например, любопытно увидеть те же приемы и методы, которыми он пользуется в своей работе врача ультразвуковой диагностики и специалиста по иглоукалыванию. Иной раз — отсвет, наоборот, двусмысленный: читая стихи Геннадия Русакова о прелестях русской деревенской жизни, стоит помнить, что автор всю жизнь работал переводчиком в ООН», — говорит литературтрегер.


Кузьмин считает, что значимость человеческой деятельности не стоит измерять деньгами, ведь это то же самое, что мерить ценность любви расценками проституток. Так что «с точки зрения вечности» обидное слово «хобби» теряет всякий смысл.


Писатель Герман Садулаев работает юристом и считает, что возможность заработка в принципе не встроена в труд писателя. Никто ведь не пишет по восемь часов в день, а в жизни надо чем-то заниматься: воевать, ходить в арктические экспедиции, в общем, быть в гуще событий. Работать по восемь часов в день и выпускать по несколько романов в год — на это способны только люди вроде Александры Марининой или Стивена Кинга. Вот они с полным правом могут назвать себя профессионалами. Стивен Кинг так вообще смеялся над чванливыми коллегами на форумах: «Какие вы профессионалы, что вы вообще написали в последние два года? Ах, вы думали? Ну, думать — это не профессия, а я — писатель, я за последние два года написал 18 книг». При таком подходе те же Аствацатуров с Водолазкиным — никакие не профессионалы. Какой же это профессионализм — работать в университете и выпускать одну книгу в два года?


«Если заниматься литературой как профессией, то тогда надо сидеть и писать целыми днями, и тогда вы будете выдавать несколько книг в год, как Маринина. А нужно ли такое количество книг? Мы все пишем что-то для себя. В слове «хобби», как и в слове «графоман», нет ничего обидного», — говорит Садулаев.

Работать писателем


И все-таки иногда за счет писательства можно жить. 


«Не стоит преуменьшать объем моих гонораров. Я хоть и не пытаюсь угодить читателям, но книги мои продаются, а выступления в Москве и других городах вполне неплохо оплачиваются. Кроме того, время от времени мне заказывают тексты, и, если тема мне нравится, я берусь. Так что литературный труд приносит мне деньги», — рассказывает Александр Снегирев.


Питерский журналист Павел Смоляк тоже отмечает, что хотя для большинства писателей, особенно поэтов, литература — хобби, кое-что заработать здесь можно. По его словам, сейчас стали очень модными лекции писателей на просторах России. 


«Это, конечно, не миллионы, но более-менее известный писатель может покататься по регионам и заработать какие-то приличные деньги. Например, топовые писатели, вроде Прилепина, могут за один вечер получить около 100 тысяч рублей. Но таких как Прилепин, Улицкая, Быков, мало, это единицы», — рассказывает Смоляк.


Между тем многие говорят, что на Западе для писателей строят специальные резиденции. Это что-то вроде санатория, где поэт или прозаик может пожить пару месяцев бесплатно, посочинять, пообщаться с коллегами, подышать свежим воздухом. Иногда там даже дают деньги на карманные расходы. Более того, для писателей есть специальные ставки в университетах. Можно работать там не преподавателем истории французской литературы XV-XVI веков, не специалистом по когнитивистике и структурализму, не ученым-филологом, а именно писателем.


В России же есть только гранты для молодых писателей, как, например, от фонда Сергея Филатова. С одной стороны, печально, что надменные нобили не особенно раскошеливаются на поддержку русской словесности. «С другой стороны, богачей можно понять: писатель — не артист, не балерина, развлекать особо не станет, может, напротив, высмеять, зачем таким помогать, лучше театр с артистками взять на содержание», — говорит Снегирев.


А ведь именно возрастным писателям совсем бы не помешали гранты или ставки в университетах! Тот же Садулаев говорит, что для тех, кто уже не может ездить на войну и в арктические экспедиции, нет ничего лучше работы в университете. Однако в России таких инструментов поддержки интеллектуальной среды пока не сложилось, и работать в университете может только тот, кто изначально был академическим ученым — филологом, лингвистом, литературоведом. 


Загрузка...
Загрузка...
Загрузка...
Загрузка...