18+
Ведущие драматурги России рассказали, что будет, если пьесы начнет писать нейросеть. На дворе век технологий, и искусственный интеллект уже работает как мозг. Он думает, он принимает решения... Он мыслит, а следовательно, существует? Или это все лишь фантазии, и контакт между человеком на сцене и человеком в зале не создаст никакая, даже самая умная машина?
«Я стал ненавидеть в театре театр и искал в нем живой, подлинной жизни...»
Не знаем, что происходило со Станиславским, когда он писал эти строки, но как же это верно!
Когда театр — это не просто место, где ты можешь убить время. Это — дом. А режиссер — творец.
Когда ты плачешь, если тебе грустно, или смеешься, если тебе смешно, а потом шагаешь под дождем, потому что тебе не хочется спешить, а хочется идти и вспоминать.
Возможно ли такое, если авторы — машины?!
«Конечно, можно ставить что угодно, — говорит Daily Storm писатель и драматург Юрий Поляков. — Но к творчеству это не имеет никакого отношения. Потому что нейросеть — это просто перекомпоновка найденного. Новая конфигурация того, что уже есть».
«Вопрос, почему это стало возможно? — размышляет он. — А вот тут уже интересная вещь. Потому что в последнее десятилетие в творческой среде воцарился тип... ну вот такого «изготовителя артефактов», у которого полностью отсутствует талант! Это просто люди, владеющие какими-либо знаниями и навыками в области информационных технологий и имеющие определенную поддержку. Если они пишут картины — то возможность экспонировать. Если пьесы — ставить их в театрах. Если романы — издавать.
То есть любой бездарный деятель культуры, в принципе, и есть прообраз этой нейросети. Ведь ничего нового он не дает. Раньше это называлось словом «эпигон». Он занимается эпигонской абсорбацией».
И что особенно печально, теперь все это появляется в театрах, потому что большинство руководителей просто не в силах отличить, где истинное, настоящее, а где подделка, симулякр.
«Поэтому они и ставят эту чепуху, — считает драматург, — а у нас так популярна практика, когда один и тот же режиссер руководит сразу в нескольких театрах. Хотя настоящему художнику всегда хватало одного. Возьмите наших гигантов: Веру Комиссаржевскую, Александра Таирова или Константина Станиславского».
А что, если вслед за драматургами исчезнут и актеры? Они просто станут не нужны?
Вспомнить Осаку, где андроиды Такео и Момоко спокойно вышли на подмостки и вместе с людьми сыграли в пьесе «Я, рабочий», или Московский музей современного искусства, где представили спектакль по чеховской «Каштанке». При этом роль собаки исполнил робот Unitree A1.
«Ну вот плохих и заменят!» — шутит Поляков.
«Ведь андроид, грубо говоря, это набор механических движений и определенных модуляций голоса. Но так играет и обычный, рядовой актер. Когда он не умеет вжиться в образ, а просто делает, что ему скажет режиссер. Такой же, кстати, идиот. Вот здесь ты должен войти, здесь — повернуться, здесь — поморщиться...
И чем от отличается от робота? Ничем. Если раньше говорили: «Этот человек талантлив — и давайте с ним работать!», то сейчас — «Он очень хочет».
Но... хотеть не вредно».
А вот драматург Валерий Печейкин, наоборот, уверен: будущее — за машинным интеллектом, ведь он себя уже продемонстрировал.
Например, 1 апреля 2023 года в зале «Зарядье» представили проект «Рахманинов. Я — здесь». В котором было все: и музыка маэстро, и его тексты. И тексты, которые за него написала ChatGPT.
«И это не было первоапрельской шуткой, — рассказывает нам Валерий. — Тогда отмечали 150-летие композитора, а мы взяли его реальные письма и соединили с написанными нейросетью. То есть он словно пришел на собственный день рождения и, живой, обращался к зрителям в зале.
В начале спектакля звучал вопрос: «Сергей Васильевич, вы здесь?» И на экране возникал ответ: «Я — здесь». После этого звучала в живом исполнении знаменитая Прелюдия до-диез минор. И поверьте, зрители очень ярко переживали это чувство соприсутствия «живого» композитора. Явления его духа».
А что вместо актеров будут роботы — так это все уже старо как мир.
«Они уже давно выходят на сцену, — намекает драматург. — Это кукольный театр. Если говорить о роботах, то это тоже случилось уже давно. Например, у Ромео Кастеллуччи есть постановка «Весны священной» Стравинского, где десятки машин на сталелитейном заводе распыляли муку под музыку. Или недавняя постановка «Ромео и Джульетты» в Эстонии, где участвовали грузовики и экскаваторы.
Но, строго говоря, появление на сцене механизма, который вмешивается в действие, — не новость и вовсе: еще в античном театре существовал прием «бог из машины» (deus ex machina), когда актера или статую божества спускали на сцену с помощью специального крана, чтобы разрешить сюжет. Современные роботы — это те же «боги из машины», только без тоги и с беспроводным управлением».
«А вот если вам дадут два текста? — спрашиваем мы. — Один — написанный ИИ, а другой — человеком. Вы их отличите?»
«Отличить текст, написанный человеком, от текста нейросети может разве что сама нейросеть! — отвечает Валерий. — Хотя есть наблюдение, что у многих блогеров в социальных сетях все чаще стали появляться тексты с длинным тире — этот знак препинания использует в ответах ChatGPT и довольно редко — обычные пользователи. Есть даже мем на эту тему! При этом я всегда старался использовать длинное тире, поэтому в каком-то смысле всегда был нейросетью.
Кроме того, если взглянуть на этот вопрос с точки зрения философии литературы, то любой текст написан нейросетью! Живой или искусственной. И «Смерть автора» Ролана Барта в каком-то смысле дала это увидеть — то обстоятельство, что любой автор «умирает» в языке своей эпохи. В ее законах, привычках и культурных кодах».
Хотел бы он поставить что-нибудь про роботов? Ну здорово же: они влюбляются, танцуют, расстаются... Все как у нас, людей — только механика.
Я с удовольствием, говорит Печейкин, но прежде мне хотелось бы ответить на вопрос.
«Чем я сам отличаюсь от думающей машины? — спрашивает он. — С точки зрения Декарта животные, например, это и есть думающие машины. Поэтому в цирке каждый день показывают спектакли с их участием.
Вообще, театр очень консервативная штука, куда технологии приходят в последнюю очередь. Как говорил Гротовский: «Театр, как бы он ни расширял свои технические возможности, все равно будет технологически беднее кино и телевидения».
Но пока все это происходит только где-то вне.
«Недавно зашел во «Вкусно — и точка», — вспоминает Валерий, — и там есть робот-официант с бейджем «Вита», а на его экране изображена кошачья мордочка. Когда Вита ехала по залу, я оказался у нее на пути. Тогда она остановилась и сказала: «Я сейчас вас перепрыгну. До прыжка осталось... пять, четыре, три, два…»
Надо сказать, что я всерьез стал беспокоиться — а если действительно прыгнет? И быстро отошел в сторону. Это и есть театр, который уже происходит в самой жизни.
В тот момент, когда думающие машины окажутся в театре, мне кажется, они будут находиться не на сцене, а в зрительном зале. Сидеть и смеяться над нами, живыми людьми».
«А у меня все по старинке, на бумажках!» — говорит еще один наш собеседник, автор советов, как не надо писать пьесы, драматург Николай Коляда.
«Никогда не пишите в ремарках: «с болью», «резко», «растерянно», «величаво» и прочую муть, — предупреждает он, — не помогайте актерам, они сами разберутся, у них есть свои задачи, своя профессия, не прописывайте за них, что им надо делать. Разберутся и без вас».
«Никогда не делайте героями пьес Адама, Еву, Дьявола, Бога, Жизнь, Смерть и прочее. Это непереносимо. Дешевая философия, скучная, занудная, мертвая».
Интересно, а он экспериментировал с ИИ?
«Нет! — смеется Николай Владимирович. — Это игрушки для молодых. Я старый режиссер, я по-старому. Сцена... Стол, две табуретки. Сидят артисты, разговаривают. Артисты живые, а глаз оторвать невозможно!
Мне кажется, что это просто мода. И музыку пишет, и голоса. И это, и то. Я, конечно, слежу, но при этом улыбаюсь. Живое должно быть на сцене! И театр — прежде всего. Станиславский говорил: есть живой театр, а есть мертвый. Мне кажется, что театр с нейросетью — это все-таки мертвый».
«Мы как-то говорили со студентами... — припоминает режиссер. — И я спрашиваю: «А что, там можно писать пьесы?» Да, говорят, машинный интеллект. Но это сложно, потому что надо забить очень много слов и постоянно что-то уточнять. Да и видно, что писал не человек.
Я пишу от руки на листочках! Каждое слово щупаю руками, а потом уже набираю на компьютере. Всю жизнь так...
В музее Бахрушина часто просят: «Ой, привезите нам свои черновики! Все печатают, а у вас все настоящее, на оборотках. От руки. Ценность!»
Но я так привык. Поэтому — какая нейросеть? Это не мое. Мне это не надо».
А может, спросим и у самого ИИ? «Привет, раскрой нам свои планы! И нет ли в них чего-нибудь коварного?»
Да нет, убеждает он, «я не обладаю планами или желаниями». Это сотрудничество, а не замена.
Но позже все же колется: «Если появится действительно продвинутый робот, способный демонстрировать убедительные эмоции, креативность и глубокое понимание человеческой природы, то многое может измениться.
Зрители могут по-новому оценивать искусство, созданное роботами. Возникнут вопросы о том, что такое «искусство», «творчество» и «человечность». Роботы-актеры могли бы участвовать в более сложных постановках, использовать новые технологии и трюки, недоступные для людей.
Использование их в искусстве может поднять этические вопросы о правах роботов и их влиянии на общество...»
О правах? Все, все, спокойно. Можно не продолжать...
