18+
Заседание по делу Анны Павликовой должно было начаться в четыре часа дня. Уже в три у здания Дорогомиловского суда сидели журналисты. Опираясь на трость, подошла мама обвиняемой — Юлия Павликова. С ней небольшая группа поддержки.
Подскочил оператор:
«Ребят, а можно вас снять для перебивки?»
«Спасибо, что спрашиваете, — добродушно рассмеялись они. — Можете даже у нас интервью взять».
«Да я пока не в курсе, что здесь будет проходить», — признался журналист.
На бегу всех поприветствовал Лев Пономарев; позже подтянулись математик Дмитрий Богатов с супругой, актриса Аглая Тарасова. У входа в здание суда выстроилась длинная очередь, которая со временем лишь росла. На третьем этаже пришлось простоять еще около часа: кондиционеры не работали, люди задыхались в коридоре.
Под аплодисменты конвой провел Павликову в аквариум, и когда судья Юлия Рудакова попросила ее представиться, девушку практически не было слышно — ее душил кашель.
Защита попросила отложить заседание, однако Рудакова отказала им в этой просьбе. Аня заплакала. Адвокаты попробовали еще раз: они потребовали, чтобы ее выпустили из аквариума (решетка в зале суда), поскольку содержание в нем «противоречит нормам европейской конвенции и унижает человеческое достоинство» девушки. Но и тут судья была непреклонна. Ничуть не помогло и присутствие на заседании представителя омбудсмена Виталия Мультина.
Необходимость нахождения Павликовой в СИЗО следователь объяснил тем, что впереди психиатрическая и лингвистическая экспертизы. И посоветовал учесть «степень инкриминируемого деяния».
«Почему Вы полагаете, что нужно продлить срок содержания под стражей?» — обратилась к силовику судья Рудакова.
«Ну, во-первых, основанием продления является... — следователь замялся и начал невнятно бормотать: — С учетом изложенного...»
Зато у прокурора нашлись слова: он заявил, что причастность Павликовой к инкриминируемому деянию подтверждается показаниями самих подозреваемых и обвиняемых, а также результатами очной ставки и документами, найденными при обысках.
Настал черед Ани Павликовой, но она растерялась и позвала адвоката. Спустя минуту, продолжая задыхаться от кашля, девушка повторила переданную ей защитой цитату: «Изменить меру пресечения на не связанную с содержанием под стражей».
Адвокат Ольга Карлова предупредила: будет «говорить сразу по существу и очень много». Она рассказала, что за время нахождения подзащитной под стражей у той появились серьезные проблемы со здоровьем: степень пролапса сердечного клапана у нее изменилась с первой до второй, близится к третьей, а это — предсмертное состояние. Родители Ани в силах содержать ее дома: «Отец служил в Чечне, имеет ранение. Что касается мамы: ее состояние ухудшается». У Юлии Павликовой рассеянный склероз, причем болезнь резко прогрессирует из-за ее нервного состояния. За девочку поручились известные общественные деятели: Лев Пономарев, Николай Сванидзе и Людмила Алексеева. Кроме того, были переданы характеристики («хорошая, отзывчивая девочка», как пишет соседка семьи) и благодарности за активное участие в районных мероприятиях и соревнованиях, связанных с защитой окружающей среды, Всероссийской олимпиаде.
«Давайте посмотрим на девочку: почему-то на нее никто не смотрит, — бросила Карлова в адрес судьи и силовиков. — Ребенок погибает, и мы даже не знаем, как ее вылечить, сколько на это уйдет средств <...> Дайте ей лечиться».
Другой адвокат Ани, Николай Фомин, обратил внимание, что девушка никак не может оказывать давление на свидетелей. «На некоего Константинова, чьи данные засекречены, или на Расторгуева, капитана угрозыска?» — возмутился юрист.
Когда выступал Дмитрий Павликов, отец девушки, женская часть зала разрыдалась. Мужчина взывал к совести судьи: его дочь «росла ответственным, справедливым и добрым человеком». Он рассказал, что Аня после окончания школы не прошла по бюджетам в МГУ и планировала сделать это в следующем году. «Был случай, когда она выкармливала птиц из пипетки. Как птицы окрепли, она их выпустила». А еще она любит Родину и очень переживала за экологию: что по Садовому кольцу ходил троллейбус, что не убирали на придомовой территории листву, за деревья во дворе. «Когда была засуха, она выходила со мной и поливала деревья».
«Ваша честь, моя дочь очень больна. Если она умрет — кто будет за это отвечать? У нее вторая стадия плюс гинекология — ей все застудили. А она девочка, 18 лет. Я прошу отправить ее под домашний арест, у нее испортилось зрение до минус двух, преследуют кошмары, тремор рук, судороги в ногах. Это ребенок!» — на еле сдерживающего слезы Дмитрия Павликова было невозможно смотреть.
Рудакова слушала его внимательно, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Как и на лицах правоохранителей. К клетке, в которой сидела Аня, как только судья удалилась в совещательную комнату, приник ее отец: он показал ей разворот газеты, рассказал, что петиция в поддержку собрала уже больше 105 000 подписей.
«Самый главный свидетель заседания — Бог, и он их вон как накажет», — прошептала сестра Ани.
А отец в это время продолжал приободрять младшенькую:
«Держись, пожалуйста, здоровья не теряй! У нас еще многое впереди. Посмотри, даже Russia Today и Life уже о деле говорят!»
Анна тихо отвечала ему что-то. «Почему ты умрешь, почему умрешь?! — отцу не нравились слова дочери. — Тебе нужно держаться, у нас есть планы, все будет хорошо!»
На пару минут девушку удалось отвлечь, ее голос приободрился: она спрашивала про попугаев, живущих дома, рассказала, что видела канареек, заказала в СИЗО «Ессентуки 17» (и чтобы непременно «пять бутылок»), шесть пачек молока — «кефир делать». Отец все это, улыбаясь, записывал в блокнот.
Пока приставы жаловались на аллергию из-за присутствия журналистов, вышла Рудакова: она оставила Аню Павликову под арестом. В коридоре перед залом люди громко кричали: «Позор!» «Да чтоб вы прокляты были, у вас не родятся дети!» — зло говорила пожилая женщина силовику, пытавшемуся грубо утихомирить толпу.
