18+
Адвокатов Владимирской области перестали пускать к подзащитным в тюрьму Владимирский централ, колонии и СИЗО региона. Адвокатская палата Владимирской области обратилась за помощью к члену Совета по правам человека и председателю Комитета против пыток Игорю Каляпину. Письмо имеется в распоряжении Daily Storm.
Как рассказал Daily Storm сам Игорь Каляпин, отказ адвокатам в посещении подопечных может быть связан с пытками и избиениями заключенных в колонии. Без адвоката большинство отбывающих наказание не могут сами даже составить жалобу на надзирателей и хоть как-то себя защитить.
«Адвокатам просто не дают работать. Их не пускают к подзащитным, в то время как сами заключенные жалуются на пытки и избиения. Без помощи адвокатов шанс добиться справедливости равен нулю, вот их и не пускают в колонии. Есть уже даже целая пачка судебных решений о том, что эти действия были незаконными», — рассказывает правозащитник.
Большая часть недопусков приходится на тюрьму для особо опасных преступников — знаменитый Владимирский централ, а также на колонию ИК-7, в которой, помимо обычной зоны, есть еще и транзитная. Можно сказать, что ИК-7 — это огромный «человеческий терминал», через который пропускают осужденных для распределения по другим местам лишения свободы. Часть из них попадают во Владимирский централ.
Как раз в ИК-7, по словам Каляпина, начинают «работать с заключенными». Там их пытаются сломать и всячески дают им понять, что они попали в исправительные тиски российской системы ФСИН.
Одну из первых в исправительные учреждения Владимирской области перестали пускать адвоката Юлию Чванову. Она представляет интересы осужденного Евгения Петерса в местах лишения свободы, о его жизни до колонии Чванова практически ничего не знает, для нее он заключенный, нуждающийся в защите.
«Ко мне обратилась супруга Евгения Петерса, Диана. Ее муж следовал транзитом из Челябинска во Владимирский централ отбывать наказание. Ехал он через ИК-7. Я приехала в колонию 24 февраля, мы пообщались по всем правилам, конфиденциально», — начинает рассказ адвокат.
После первого успешного свидания начались чудеса: Чванову перестали пускать в ИК-7. Сначала просто так, а потом объявили, что якобы Петерс от нее отказался.
«Я поняла, что случилась беда, и вызвала скорую и полицию. Полиция не приехала, скорую не пустили. В полиции прошу провести проверку, а 7 марта мне заявляют, что поговорить с Петерсом не может и оперативник, потому что Петерса спецэтапом вывезли во Владимирский централ», — рассказала Чванова.
В целом попасть на свидание к заключенному во Владимирском централе очень сложно. В тюрьме очень строгий регламент и система записи на встречу. Также очень сложно адвокату со своим подзащитным поговорить тет-а-тет.
«Но конфиденциальную встречу провести не удалось, потому что якобы для встречи с адвокатом осужденного надо досмотреть, в том числе изучить естественные полости его организма. Это крайне унизительная процедура. Пришлось полунамеками общаться при сотруднике. И я понимаю, что Петерс пытается сказать: «Юля, меня избили». Он смог показать мне синяк через расстегнутую робу и показывал в область паха», — раскрывает адвокат подробности свидания.
После этого случая Юлия обратилась в Следственный комитет, начала писать письма во ФСИН и правозащитникам. И через некоторое время добилась повторного свидания, на котором Петерс во всех подробностях рассказал, как его избивали, угрожали изнасилованием и чуть не упрятали в ШИЗО (штрафной изолятор, по сути, одиночная камера с минимальными удобствами).
Именно после этой встречи владимирских адвокатов массово перестали пускать во Владимирский централ. Там объявили карантин и закрыли тюрьму для каких-либо посещений. При этом Петерс сейчас считается потерпевшим по делу об избиении, но даже следователь к нему попасть не может.
Сообщения о пытках в российских тюрьмах и колониях все чаще становятся достоянием общественности. Видеозаписи избиений попадают в интернет, их подхватывают и разносят СМИ. Несмотря на огласку преступлений, очень редко кто-то несет за это ответственность, и разорвать порочный круг не получается ни у правозащитников, ни у самих сотрудников ФСИН.
