18+
Две новости о возможной войне взбудоражили прессу. Во-первых, Владимир Путин на совещании по итогам учений «Запад-2017» сказал: «Способность экономики быстро увеличивать объемы оборонной продукции и услуг в нужное время — одно из важнейших условий обеспечения военной безопасности государства. К этому должны быть готовы все стратегические и просто крупные предприятия независимо от форм собственности». Во-вторых, в Красноярске обнаружились разосланные местным министерством образования рекомендации о «приведении подведомственных учреждений в готовность к работе в период мобилизации, в военное время, при введении военного положения».
Пресса сложила два и два и получила ожидаемый результат в виде вала заголовков в духе «Путин призвал россиян готовиться к войне». «Новая газета» публикует глубокомысленные рассуждения о милитаризации общества, пропаганде, синдроме осажденной крепости. Большинство алармистских публикаций подводят читателя к выводу: происходит что-то тревожное, нужно готовиться, война если не завтра, то послезавтра.
Тут имело бы смысл спросить: а кто на самом деле нагнетает ожидание будущей войны — пресловутая путинская пропаганда или все-таки СМИ с их кликбейтовыми заголовками? Ведь на деле рекомендации красноярского Минобра оказались рутинной процедурой, проходящей много лет: только сейчас на нее кто-то обратил внимание. Совещание по итогам учений — процедура не менее рутинная, а так испугавшие всех слова о переводе экономики на военные рельсы вообще подводят итог мероприятий и поручений 2015-2016 годов (т.е. раньше надо было волноваться).
Алексею Кудрину пришлось даже сделать отдельное заявление о демилитаризации российской экономики. Он указал на существенные сокращения военного бюджета РФ в ближайшие три года, а такое вряд ли бывает перед войной. Более того, еще год назад западные аналитики обратили внимание: после 2016 года расходы России на оборону снижаются, а подсчеты позволяют сделать вывод, что средств на полномасштабную войну может просто не хватить. Если в 2016 году Россия вошла в тройку стран с самыми большими военными расходами, в дальнейшем этот тренд изменится. В этом смысле процитированные выше слова Владимира Путина можно воспринять или как рутинное заявление (как и предлагает Кудрин), или как элемент предвыборной риторики.
Можно усомниться и в наличии «оборонного сознания» у россиян. Да, существуют группы с агрессивной риторикой, в том числе и милитаристского толка, но их влияние и реальное количество кажется большим из-за высокого медийного присутствия, в реальности же следы массовой милитаризации россиян обнаружить сложно.
Если реакция СМИ и общественности на слова Путина и новости из Красноярска о чем-то и говорит, так это не о готовности к войне, а о страхе перед ней. Согласно опросу «Левада-центра», страх войны занимает второе место в тройке главных страхов россиян — наряду со страхами болезни (своей и близких), потери работоспособности и бедности. Похожие данные показывает и индекс страхов ВЦИОМ. Вряд ли можно назвать отмобилизованным общество, которое больше всего боится войны и потери работоспособности.
Согласно данным ФОМ, только 29% россиян считают, что нужно увеличивать военные расходы, а если бы в бюджет России поступили дополнительные доходы, 71% предпочли бы потратить их на гражданские, а не на военные нужды. Расходы на войну в Сирии считают оправданными только 39% опрошенных, тогда как 42% полагают, что это не так. В плане потребления медийного контента темами международных отношений и вооруженных сил интересуются 38% и 34% россиян соответственно. Согласитесь, мало напоминает картину зомбированного пропагандой общества с оборонным сознанием.
Даже в таком вопросе, как введение «информационных пятиминуток» в школах, которые, по данным ФОМ, поддержали 56% респондентов, скрывается подвох. Когда социологи попросили людей объяснить, почему они это поддерживают, две лидирующие позиции заняли варианты «это расширит кругозор детей, будет полезно для их развития» (21%) и «дети будут в курсе происходящих событий» (18%). То есть в поддержке пропагандистской инициативы скрывается запрос на образовательную услугу и расширение кругозора — тоже немилитарная мотивация.
Если мы посмотрим не на страхи, а на мечты, то также увидим совершенно мирную картину. Исследования коллектива Института социологии РАН в 2012-м и 2013 году показали, что три главные мечты россиян — жить в достатке, иметь хорошее здоровье и жить в более справедливом, разумно устроенном обществе. Опрос «Левада-центра», проведенный в декабре 2014 года, показал похожий набор: дожить до глубокой старости, обеспечить семью/детей/внуков, прожить жизнь достойно, поправить здоровье и найти хорошую работу.
Мы видим, что в пиковый «крымский год» мечты россиян не имели не только милитарного, но даже сколько-нибудь агрессивного характера. Конечно, можно сказать, что с тех пор поработала та самая пресловутая «пропагандистская машина», но вряд ли в стране, где в 2017 году доход мечты составляет от 30 до 50 тысяч рублей, бряцание оружием и внешние завоевания вышли на первые места среди желаний и устремлений.
Конечно, мы в последние годы наблюдаем заметное усиление государственной пропаганды. Но, судя по всему, ее эффект сводится к усилению усталости от риторики в принципе. У россиян, поживших в СССР, уже есть опыт обращения с официальной риторикой как с типом ритуальной речи, теперь его приобретает и нынешняя молодежь. Пропагандистская машина, которой так боятся ее критики, в реальности обессиливает сама себя.
Если говорить о субъективных впечатлениях, то они тоже не подтверждают, что Россия готова воевать. Вот все «тучные нулевые», когда вокруг разворачивался бум потребления, гламур и блеск в арабском стиле, когда образовался слой людей, реально жрущих в три горла — и весь этот праздник жизни шел по нарастающей, как в последний раз — вот тогда предвоенное ощущение было. Тогда я ходил и говорил друзьям и знакомым: это бешенство желудка не может пройти просто так, случится война. Вместо войны произошел кризис 2008 года, а там и события на Украине подоспели.
Сейчас же мы не чувствуем готовности воевать. Страх перед войной у наших соотечественников есть. Неуверенность в действиях государственной власти — не ввяжется ли она в войну — есть. Неуверенность в наших иностранных соседях — тоже есть. Есть фоновый страх перед терроризмом. Но само по себе российское общество к войне не просто не готово, оно ее активно не хочет. Всех, кто хотел воевать, перемолола кровавая мясорубка Донбасса. Все, кто хотел воевать системно, — уже в Сирии.
Россия уже участвует в двух военных конфликтах, и даже в этой ситуации милитаризация общества — в большей степени страх и фантазм, чем реальность. Уйти от участия в локальных конфликтах, от антитеррористической деятельности в современном мире уже вряд ли удастся. Но если кто-то считает, что российское общество готовят к большой серьезной войне и общество уже готово, — такой человек, скорее всего, ошибается.
А чтобы страх перед войной не стал реальностью, имеет смысл чаще его проговаривать и превращать в общественную позицию. Вряд ли кто-то начнет войну, не имея соответствующей внутренней поддержки.
