18+
Два километра отделяют жителей Кего от центра Архангельска: от работы, кафе, больниц, университетов. Остров находится там, где Северная Двина распадается на четыре рукава перед впадением в Белое море.
Два километра зимой по замерзшей реке, летом на буксире. В непогоду все планы срываются.
Безработица, отсутствие производств, мусор, дорога — проблемы Кего, которые назовет любой островитянин. Возможное будущее территории связывают только с туризмом.
Льдина под ногами зачерпнула воды правым боком. Потемнела и, кажется, стала еще меньше.
— Ну что стоишь? Прыгай, — женщина со льдины побольше не понимает, почему я не двигаюсь. — А-а-а-а-а, боисся, — протягивает она. — Прыгай-прыгай, это еще ничего.
От берега до толстого безопасного льда можно пройти по настилу, но большинство это удобство игнорирует. И бегут в сторону острова и обратно тропинки — где-то через трещины с темной водой, где-то через уже отрывающиеся льдины.
Единственная дорога от Кегострова до Архангельска идет по реке. Разбита она на две половины. Даже зимой здесь ходят суда: от небольших буксиров до ледоколов. Не успел перейти, и все — жди. Расписания, когда с крупнобитого льда снимут деревянные мостки, нет.
— Эх, жизнь! Бежал и все равно не успел, — слышно, как с той стороны возмущаются.
В нескольких метрах от людей проходят два буксира, последний сдает назад и возвращает на место лед — намывает переправу.
Жители острова Кего ко многому относятся философски: река научила. То туман, то лед не встает, то наоборот — тает. Ничего не поделаешь с беспощадной зимой с ее ветрами, метелями и морозом. Если планы в городе, самолет или врач, то стараются выбраться пораньше.
В каком состоянии «дорога жизни» — тут так и говорят — пишут в группе в соцсети. Нанесло воды на лед, появились забереги — одна обувь, скользко — другая. От города до острова два километра. Пока идешь, есть время подумать. Кто-то воспринимает этот переход как своеобразный мост между мирами. Городским и островным. Местом со своей уникальной изоляцией.
Платье в горошках
— Скоро 91 год. О-бал-деть! — Гера Николаевна Панова приехала на Кегостров с мужем в 1953-м. Оба, рожденные в 1929-м, видели войну, работали в колхозе и потом на лесозаводе. — Не закрылось бы предприятие, я бы и сейчас доски ворочала. Два часа поработаю — три отдохну.
К северной манере шутить с серьезным лицом еще надо привыкнуть.
Солнце пробирается через застиранные облака, погода на острове и в городе может сильно отличаться. Все-таки влияет открытая вода. Теплом заливает часть комнаты и подоконник с рассадой.
— Помидоры Василий Иванович посадил, — комментирует Гера Николаевна.
Говорят, когда-то была Верой, но в документах что-то перепутали. Овощи выращивают свои. Дедушка бегает на лыжах «километров пять-шесть по реке». Бабушка печет пироги «какие придумаю: с творогом, с грибами, с крупой».
Лесозавода давно нет: «мимо идем, так слезы градом». Гера начинала там рабочим, дошла до должности браковщика. Василий — до руководителя. Стаж работы 50 лет.
— Меня научила работать школа, — Гера вспоминает годы войны. — Родителей почти не видели, они трудились с утра до ночи. Бабушка воспитывала нас семерых. В чем в школу ходили, в том и в колхоз: ни рукавиц, ни валенок. Но учительница пошла, и мы за ней как хвостики. Дрова кололи и таскали, лен рвали, колоски собирали, капусту резали и отправляли на фронт. Дома обходили и собирали печную золу — несли на поля как удобрение. Старики тоже работали: бабушка кропала мешки (зашивала), дедушки делали дровни, телеги, наметельники (метловище). За это давали трудодни.
Низкое северное солнце перемещается по комнате, ощупывает лица, перебирает пряди седых волос.
Василий и Гера переодеваются для фотографии. Белая рубаха, пиджак с наградами, галстук дедушка завязывает сам. У бабушки сарафан из плотной ткани — другой не выдержит тяжелые медали.
— 9 мая 1945 года было очень много слез. Я этот праздник не люблю и сейчас боюсь даже в школу на торжество идти. Слезы бежат ручьем. Отец пропал без вести, дядька погиб, у бабушки два брата не вернулись — четыре человека из семьи. Я не видала ни ласки, ни целованья, ни балованья. Ничего, — Гера говорит и говорит, увлекаясь, стараясь не упустить важное. — Иногда лежу, не сплю: перебираю — как мы выжили.
За окном на фоне темно-серого неба видно забинтованные снегом дома. На острове много брошенных, полуживых зданий.
— Не думала, что такого пастуха найду, — Гера ласково и хитро смотрит на Василия.
— Это не ты меня, а я тебя нашел.
Семейная легенда у Пановых такая: во время святочных гаданий Василий вместе с деревенскими девчонками решил узнать, когда его наконец заберут в армию, а заодно и про суженую.
И увидел сквозь чужое обручальное кольцо, опущенное в воду, девушку в «платье в горошках».
А потом эта девушка встретилась наяву.
Остров с корнями
— Смотри, тебе нужна деревня Голова. Улица? — в трубке смех. — Нет здесь улиц. За храм завернешь, вот и наш дом.
Кроме Головы на Кегострове еще несколько деревень — целый куст: Кярострово, Гневашево, Захарово, Новая деревня, Одино, Курган.
Ленин дом построен в 1911 году купчихой Никитиной для сына; двухэтажный, по-северному высокий дом матери стоит недалеко и гниет.
— У дома есть определенное сознание, — считает Лена. — Живой деревянный дом вздыхает. Вот здесь в стене есть отверстие для самоварной трубы, в нем иногда живет птичка, слышно, как она чирикает. По ночам по крыше ходят вороны. И эта совокупность звуков, которая существует благодаря дому, дает возможность вступить с ним в диалог. Мне кажется, дом чувствует, живут в нем или нет, поэтому необитаемые здания быстро разрушаются.
Лена училась на педиатра, а потом неожиданно для всех ушла из медицины и стала актрисой кукольного театра. Предпочла лечить душу.
— У острова уникальное положение — он находится в центре Архангельска,
и в этом есть символическое значение. Из-за того, что нет дороги в город и моста, нет потока машин. Они бы поменяли и ландшафт, и людей. Кего — речной. И если идешь пешком, то в какой-то момент чувствуешь, как городской воздух сменился морским. Людей тянет ощущение подлинного острова, который не связан ни с чем вокруг. Сам по себе.
При любой возможности Лена едет на Кего. Говорит, что только там можно ощутить, как наступает весна, угасает день или как пробиваются ростки.
— Остров начнет возрождаться благодаря людям, которые увидят в нем другой смысл и значение, придут и скажут: это классно, атмосферно. Которые любят. Здесь надо жить и понимать, что здесь будет кто-то после тебя. Почувствовать то утерянное ощущение места, которое было у наших предков, — Лена перебирает расставленных на столе кукол. — Сейчас человек живет так, как будто до него никто не жил и после тоже не будет. Без корней.
Люди на острове подстраивают свою жизнь и график под отливы и приливы, расписание буксира, погоду.
— Кто жил здесь всегда, наверное, не замечает эту прелесть. А кто переехал — ценит.
Наверное, поэтому на острове покупают пустующие дома.
Люстра над головой, печь в изразцах, слегка мутные с наплывом стекла, тяжелый лиственничный сруб еще помнят старых хозяев. Новые хозяева, Ленины родители, купившие его в начале двухтысячных, дом уважают и не беспокоят.
— Кто-то склонен романтизировать Север. Но это люди, которые не понимают, как жить здесь. Это не только возвращение к истокам, Абрамов и Бродский, но и вечная темнота, бездорожье. Это другая, тяжелая жизнь. Любить Север — это не значит любоваться на закаты, траву и радугу. Это понимать, что он в чем-то трагичен, несовершенен, здесь есть и мусор, и пьянство, и разрушенные дома, есть горе. И ты это горе понимаешь, проживаешь, не скрываешь, — Лена произносит эти слова как манифест островитянина. — Меня часто спрашивают, почему я еще не переехала. А зачем? Зачем мне терять ощущение того, что у меня есть дом, родина, что я работаю для своих земляков.
Идущие по воде
— Господи, благослови! Хоть еще один день, чтобы мы могли проехать, — женщина садится рядом с водителем. За переправой на льду стоят «таксисты», одно место в автомобиле — 70 рублей.
— Ты же умеешь плавать — выберешься, — отзывается другая пассажирка с заднего сиденья.
— Ой, да она провалится, и ледоход сразу начнется! — подхватывает третья.
Всего нас в машине пятеро. Автомобиль несется в сторону острова в брызгах талой воды.
— Некоторые не представляют, как мы тут живем. Как добираемся по льду во время распутицы, как летом. Как только скажу в городе, что я с острова, сразу об этом спрашивают, — рассказывает Раиса Алексеевна, коренная кегостровчанка, председатель совета ветеранов. — Садик, школа, окончила торговое училище. Сначала работала в продовольственном, потом в промтоварном магазине. Любила свою профессию, уже в 39 лет стала ветераном труда. Перестройка все разрушила.
Раиса вспоминает остров совсем другим: с работающими лесозаводами, колхозом, аэропортом, танцплощадкой, которую из-за формы прозвали «сковородкой», и кино. Сейчас нет даже культурного центра, а «людям нужно где-то встречаться».
— У нас есть клуб «Ветеран» для нашего поколения. Конечно, в основном женщины приходят. Сначала в школе собирались, теперь в здании бывшего магазина. Раз в неделю репетируем, раз в месяц у нас встреча. Бывает, и дома у кого-нибудь собираемся, — Раиса показывает фотографии и грамоты. — Пенсионеры мне жалуются: скучно, тоска, жить не хочется. Я им советую выходить на центральную дорогу и гулять. Точно знакомых встретишь. От города я быстро устаю. Суета. В городе куда выйти? Здесь я, пока иду в магазин, успеваю с людьми пообщаться. С тобой поговорят, ты поговоришь. Так этим и живем.
Население острова сейчас несколько тысяч человек. Работать ездят за реку — производства на Кего не осталось. Детей тоже стараются отдавать в городские школы.
— У нас и страшно бывает. Прошлой зимой по реке зашли волки, собаку загрызли. А ведь школьники со всех деревень идут на учебу, в те дни еще и автобус сломался. Ребята говорили, что боялись.
Раиса живет в деревянном двухэтажном доме, их раньше строили для работников лесозавода. Городские покупают такие квартиры, чтобы приезжать летом. Поэтому весь остальной год жилье пустует.
Несмотря на хороший ремонт и уют, в квартире есть серьезный недостаток: нет водопровода и канализации. Кто-то придумывает, как подвести и отвести воду, в редких случаях ставят септики, часто сливают под дом.
Раиса говорит, что такие «удобства» ей не нужны. Во-первых, дом разрушается, гниют деревянные сваи, во-вторых, лучше лишний раз сходить за водой и дровами — все-таки физкультура.
Общественная баня работает два дня в неделю. Помыться можно с паром и без. Первый вариант дороже — 300 рублей. Прачечная давно закрыта, поэтому стирают дома, кто-то еще полощет белье в реке, в зимнее время тоже.
Почти ко всем врачам — узким специалистам — нужно ехать в город, на острове по расписанию работает гинеколог, педиатр, стоматолог приезжает раз в год. В здании школы, рассчитанной на тысячу человек, где из-за небольшого количества учащихся пустуют кабинеты, принимает врач общей практики. Есть на острове и своя скорая.
Чай как выход из положения
— Люди ждут, что все сделает государство, но мы сами многое можем, — в планах Елены открытие на Кегострове чайного дома. — Менять остров должны и те, кто здесь вырос, и те, кто сознательно сюда переехал. Я помню Кегостров, когда тут все работало, а молодежи это уже трудно представить.
Велосипедные экскурсии по острову, чай из самовара — с такой простой идеей Елена смогла выиграть грант. Денег хватило только на замену свай и ремонт печи в будущем туристическом центре. Все остальное — уже за свой счет.
— Мое отношение к острову очень изменилось. Раньше я могла сказать, что Кего — это прошлое, делать там что-то бесполезно, никому ничего не нужно. А сейчас я думаю о том, что позже перееду на остров и, может быть, заведу лошадей.
До начала работ в доме Елена решила прибрать территорию вокруг, вывезла много мешков мусора. Вернулась через неделю и поняла, что убирать нужно снова.
— Людям не важно, чисто или нет, — мусорят везде. Просто привыкли, и нужно это менять.
Для помощи в устройстве экологических троп Елена хочет пригласить школьников. Уверена, что если они сами что-то сделают для острова, то и относиться к нему будут бережнее.
— Летом я проводила пробные велопрогулки. С кем-то ездили на спортивную базу по гребле. Кому-то очень нравится природа и хочется на пикник. Стало понятно, что нужно разработать разные маршруты и предложения. Даже вариант с ночлегом рассматриваю, — идей у Елены много. — Зимой сама переправа — это тоже часть приключения. Можно договориться с хозяевами собачьих упряжек, чтобы они перевозили через реку.
Кегостров — территория между городом и деревней, между сушей и морем, затерявшаяся во времени.
— Многие говорят о строительстве моста: «Вот, был бы мост». Но если бы он был, то остров утратил бы уникальность, свой туристический потенциал, — считает Елена.
Дно
Кегостров похож на расписной северный сундук. Вещь основательную и закрытую для чужих. Идешь по улице, почти нет прохожих, во многих домах не зажжен свет. Но стоит постучать в дверь, заговорить с хозяевами — и он оказывается полным добродушия, поморских словечек и гостеприимства.
Мария Филипповна выглядывает за калитку, в руках палки для скандинавской ходьбы, кошка вьется под ногами. Вышли гулять вдвоем.
Дом по улице Юбилейной украшен звездой: хозяйка — труженица тыла.
— Ребят, городские? А мы вот на прогулку, везде она со мной.
После войны Мария окончила семь классов в вечерней школе, вышла замуж, работала уборщицей, мыла самолеты, была кладовщицей, потом выучилась на радистку.
Муж умер, внучки учатся в городе.
— Сейчас худо живется. Молодежь вся уезжает. Трудно здесь жить. Производства нет: развалили все. Мост бы построили — может быть, открылись бы и предприятия. Но не построят: здесь остался старый да малый.
Мария Филипповна спохватывается, что забыла про спорт и кошку. Прощается и в следующий раз приглашает на чай.
Сашу, местного активиста и модератора группы острова в соцсети, встречаем в здании почты. Тут же открыта и аптека.
— Саш, ты свою жизнь с островом связываешь?
— Конечно. Наше ТОС стало налаживать жизнь на острове. Вот вы видели детскую площадку? Это самоуправление сделало. Планируем сажать яблоневый сад и парк восстанавливать.
Кего в прошлом году исполнилось 600 лет. За такую долгую историю успел он поменять очертания, как многие арктические острова. Видел викингов, Петра I, здесь в ссылке писал свои произведения Александр Грин, здесь отливали колокола и продавали звонкую северную древесину. А сейчас — не вывезенный с начала года мусор, тоска и безысходность. Момент, когда нужно оттолкнуться и начать все с нуля.
— Половина моих ровесников хочет уехать в Архангельск и дальше. Отсутствие дороги играет большую роль. Здесь работы нет, а в Архангельске не очень любят брать из Кегострова.
В начале апреля зимняя переправа закроется. Пустят буксир «Искандер», девять рейсов в одну сторону и столько же в другую. Судно идет до острова 20 минут, на палубе холодно. Расталкивает льдины, они переворачиваются, успевая подставить брюхо солнцу, показать прозрачный бок. Мимо в сторону моря дрейфует лахтак, морской заяц. Никто не обращает на него внимания.
«Изоляция, — напишут в соцсетях кегостровцы. — Мы знаем о ней все».
