Я хочу видеть мужчину избитым в кровавое месиво,
с каблуком, забитым ему в рот, подобно яблоку в пасти у свиньи.
Цитата с форума девушек, называющих себя феминистками
Под мелодии Фрэнка Синатры в средине зала ресторанчика вальсирует пара. Две дамы — юбки в пол, алые бусы, строгие прически. Витает аромат кофе. За столиками потягивают напитки десять–двенадцать девушек. Кто-то с короткой стрижкой в растянутых джинсах, кто-то, напротив, выглядит «феминно» — в платьях, с длинными розовыми волосами. Никаких брутальных движений, но и косметика явно не в почете.
Здесь нет мужчин и не будет – им вход запрещен. Исключение – бармены. Это упущение организаторки* обещают исправить в будущем. Первое женское ретро-кафе в «only women» формате, организованное обществом феминисток-активисток, открыто!
Девушки шутят друг с другом, точнее, как здесь говорят, подруга с подругой, кто-то собирает пазлы, в уголке смеются игрицы* в фанты. У всякой из них своя история. Каждая из которых похожа на другую, как сестра, и показательна до крайности. Даже если они рассказаны не здесь и не сейчас.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Andrey Arkusha
***
Отец Веры был примерным семьянином, до тех пор пока в эпоху всеобщего развала страны не лишился работы. Пьяный, в грязи, иногда в крови вваливался домой и бил жену и детей.
Однажды мать Веры с младшим братом уехала к больной сестре. Отца одного оставлять было нельзя: все вынесет из дома. Тринадцатилетняя Вера осталась «следить» за домом и отцом-алкоголиком, «чтобы чего не учудил».
Ночью сквозь сон услышала, как распахнулась от удара ногой дверь. Потом он намотал ее волосы на кулак и потащил к себе в комнату. Свободной рукой рвал на ней ночнушку.
— Папа, что ты… папа, не надо!
Его глаза как будто не видели ее – красные, заплывшие. Валит ее на постель и бьет кулаком в лицо. На ковре висит игольница. Она успевает дотянуться, схватить одну иголку. Расстегивая брюки, он держит ее за горло. А она целится иголкой прямо ему в глаз.
В разорванной испачканной ночнушке она все смотрела в одну точку. Он курил, пускал дым в пол:
— Матери скажешь — убью.
Оба его глаза остались целы: не успела или не смогла. А он смог.
Отец насиловал ее три года, два раза приносил таблетки, после которых у нее случался выкидыш. Через полгода после последнего у нее родился братик. Мать или не догадывалась, или не хотела уходить на улицу с тремя детьми. Вера долго считала ее предателем. Но никогда никому не рассказывала.
Даже участковому. Он приходил по звонку соседей на крики, когда отец устраивал бойню. Что-то подозревал. Допытывался, заглядывал в глаза:
— Ты только скажи, мы его посадим.
Не сказала. Стыдно. Однажды они с бабушкой смотрели передачу, где девочка рассказывала, как ее изнасиловали. Чужие люди в телевизоре смотрели на героиню ток-шоу с жалостью.
А один дед забрызгал весь микрофон слюной, так что следующему выступающему пришлось его обтирать. Дед визжал:
— А может, ты сама хотела, а потом обвинила его? Вы сами виноваты – ходите, задницей виляете, а потом работяг сажаете. Где доказательства?
Вера вжалась в кресло и решилась:
— Ба, а ты бы рассказала, если бы с тобой такое…?
Бабушка скривилась:
— Тьфу, позорище.
Похожую историю – связанную с насилием — могла бы рассказать треть женщин. По данным о глобальной распространенности насилия, опубликованным ВОЗ, каждая третья женщина (35%) в мире на протяжении своей жизни подвергается физическому или сексуальному насилию со стороны интимного партнера, либо сексуальному насилию со стороны другого лица.
Согласно социологическим опросам, почти 22% женщин в России пострадали от изнасилований. При этом заявления в правоохранительные органы подали лишь 8% из них. 90% отказных дел по ст. 131 УК РФ – это недоказанные изнасилования.
Следователи стараются склонить жертву к отказу от своего заявления, ибо факт преступления очень тяжело доказать.Правда — пропущенная через чье-то тело. До появления феминизма никому в голову не приходило, что отец не имеет права насиловать дочерей. В поселках и деревнях это было едва ли не повседневностью.
Защищенность – один из пунктов в списке прав, за которые борются активистки московских феминистских организаций. Они пытаются переломить систему. Активистки уверены: мужской мир легализовал непрерывное ущемление прав женщин. Узаконил постоянное унижение. Одна социальная реклама чего стоит. Каждый третий ролик: жена стирает, готовит мужу, убирает квартиру. Молодые люди воспринимают сексуальное и бытовое обслуживание женщиной как должное.
Существует список 456 запрещенных профессий для женщин. Например, женщина не может работать машинистом метро. На вопрос феминисткам: «Зачем ей это?» — следует ответ:
— Она может не хотеть работать в каких-то сферах. Но она должна иметь выбор.
Вера простила мать, забитую, измотанную побоями. Уехала в другой город учиться. Замуж не вышла. Зла ни на кого больше не держит, а жить ни с кем не хочется.
А отец потом все же ослеп. На тот самый глаз, в который целилась Вера.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Matthias Oesterle
Ты же девочка!
Машенька и Вовочка хвастают друг перед другом:
В.: А у меня вот такая машинка!
М.: А у меня вот такая куколка!
В.: А у меня…
М.: А у меня…
Вовочка снимает штаны и показывает свое «сокровище». Машенька со слезами бежит домой. Там ее успокаивает мама. При следующей подобной выходке Вовочки Машенька парирует:
— А мама сказала, что когда я вырасту, у меня сто таких будет!
У них не будет. Мнение о том, что женщине здоровья ради нужны определенные манипуляции с организмом, которые невозможны при помощи фаллоимитатора, вызывает смех активисток:
— О, опять мужчины-врачи придумали повод привязать к себе женщину!
Феминизм как таковой не предполагает мужененавистничества. Интерес к мужскому полу не исключает борьбу за права женщин и наоборот. Но есть радикальный феминизм, который чаще проповедуют лесбиянки. Психология бессознательного утверждает, что женская гомосексуальность, в отличие от мужской, не врожденная. Ориентация может меняться в зависимости от социальных и личностных условий.
***
Парты Оли и Паши рядом. Каждый урок математики для нее ад. Паша плюет в нее бумажками, которые больно жалят в уши и щеки. Математичка, уставшая к пятому уроку так, что раздражает даже сама себя, хочет одного: дописать формулу и дать самостоятельную. Оля поворачивается к обидчику и обрушивает на его голову учебник. Он бьет ее в спину кулаком.
— Олечка, успокойся, — в таких случаях говорит, закатывая глаза, биологичка, — он так привлекает твое внимание.
Выходя из школы, Паша продолжает дергать ее за рюкзак. Во дворе шлепает по луже и окатывает ее белые колготки. Аня представляет глаза мамы и вскрикивает:
— Придурок, стирать ты будешь?
На лавочке две бабушки в ожидании внучков оторвались от обсуждения нравов современной молодежи и развлекаются видом погони разъяренной пятиклашки за хохочущим пацаном. Она все же его догоняет, саданув рюкзаком по руке.
Пашка тормозит, смотрит на руку, на Олю и дает сдачи. Уже с серьезными лицами они дерутся рюкзаками, пока на ступеньках не показывается фигура классной.
— Ой, разве так можно, — качают головами престарелые наседки. – Не обращай внимания. Ты же девочка!
С содранными руками и пылающим лицом Оля бредет домой. Сегодня она не забежит в кондитерскую, хотя запах любимых «корзинок» щекочет ноздри полдороги. В голове крутится: если я девочка, значит, должна терпеть?
Ее наконец перевели в другую школу. Там не трогали, но она наблюдала, как время от времени ребята задирали девчонок. Это было как будто шуткой, о которой все договорились.
«Ты же девочка – будь умнее/хитрее/ мудрее…»
«Тыжедевочка» с годами все больше вливалась в роль. Улыбчивая, мягкая, старательная. Убежденная в подкорке: они сильнее, я слабее. Без вариантов.
Казалось бы, обычная ситуация. Оля с подругой идут по пешеходному переходу. Разворачивается машина. Оля играет на укулеле (музыкальный инструмент). Остроумный пассажир автомобиля кричит:
- Вы что, совсем укулели?
Два парня улыбаются удачной шутке.
— Не обращай внимания, — говорит подруга, — он просто идиот. Для них это норма.
Оля поняла, что для нее – нет. В попытках прилечь внимание некоторые особи так и остались на уровне Паши из 5 «А».
Ее ценили как ответственного работника. Однако генеральный начинал вертеться в кожаном кресле и, выпуская порцию мятного благоухания из электронной сигареты, оборачивал в шутку ее вопросы о повышении:
— Вот представь, я тебя подниму. А ты через год дите захочешь – забеременеешь. И прощай, карьера. Только между нами… мне бабы – топ-менеджеры не нужны.
Если бы он посмотрел хорошенько на ее растянутую майку, прическу «как встала, так и пошла», растоптанные ботинки, то смог бы на секунду заглянуть в глубины ее намерений. Оля могла себе позволить выглядеть так эффектно, что при ее появлении генеральный бы падал со своего крутящегося трона. Но ей не было дела до своего «товарного вида» (как будут это называть ее будущие товарки-соратницы). Ее «третья смена» никогда не начнется.
Но генеральный слишком боялся потерять это кожаное кресло, и ему везде мерещились нежеланные младенцы.
Со всех сторон она слышала про семью, детей, родить, быть покорной, без мужа ты никто, это твоя функция, не провоцируй, не гуляй поздно, не одевайся вызывающе, что бы это ни значило…
И когда поступило предложение от конкурентов, не раздумывала. Она уже тогда поглядывала на женщин. А тут начальница оказалась лесбиянкой.
Завязался роман. А через полгода, когда он закончился, Олю уволила бывшая любимая. Сегодня она участница феминистских организаций. Признается, что ходит, в том числе, чтобы знакомиться с женщинами.
— Женщинам вообще мало что нужно, — говорит она. — Патриархальное общество так загнало их в панцири, что они оттуда головы не высовывают. Даже если хотят. Это непробиваемая стена. Наша цель – пробить ее.
Активистки говорят, что феминизм — это не подтирание крови за мужчинами. Это изменение общества так, чтобы крови вообще не было. Не ликвидация последствий насилия, а его предупреждение. И репродуктивное давление, и психологическое насилие, и вербальные домогательства, и финансовая дискриминация, и так далее — вплоть до мелких аспектов.
Вечная «третья смена»
Женщина – негр этого мира
Джон Леннон
2016 год. Презентация «мизогинной»** (унижающей женщин) книги Виса Виталиса «Женщина. Где у нее кнопка». Более двадцати активисток феминистской организации «Femband» врываются в книжный магазин со свистками и дуделками, кричат лозунги, заглушая попытки автора расписать прелести книги.
— Позор сексистам!
Охранник применяет обычное орудие – кулаки. Освистанный автор оправдывается:
— Девочки, это черный юмор, ирония.
Он подходит ближе, и одна из активисток плюет ему в лицо. У охраны чешутся кулаки, но им приказано сидеть смирно: полиция уже едет. Вытянувшиеся лица гостей презентации, в том числе женщин, для спасения кого это шоу было разыграно.
Последние убеждают активисток:
— Поймите, это не способ борьбы с системой. Реакция даже тех нормальных мужчин, которые есть, не будет такой, как вы ожидаете.
Ответ феминисток вызвал овации:
— Нормальные мужчины? Это оксюморон!
Когда приехала полиция, чтобы взять нарушительниц покоя граждан, глаза журналиста — автора репортажа с места событий — блестели от пережитого. Видели бы их активистки. Может быть, провели акцию иначе. А то получилось, что, сами того не желая, выполнили еще и древнюю функцию – развлекли мужчин. Привлекли внимание горстки недоумевающих людей обоего пола не только к проблеме, но и к сексистской книге. Но «бандитки», уходящие с раскрытыми паспортами за полицейскими, этого уже не знали.
Спустя почти год активистка «Femband» в одиночку вышла на улицу. Она держала плакат с требованием: «Безусловный базовый доход каждой жительнице РФ».
— Взять хотя бы такую несправедливость: бесплатный материнский труд, — говорит она. — Это ведь тоже работа, ради которой женщина оставляет оплачиваемую!
Согласно феминистическому словарю, женщина работает в три смены. Первая — на оплачиваемой работе для общества. Затем приходит и делает домашнюю работу, воспитывает детей. И третья смена — работа по поддержанию «товарного внешнего вида», выполняемая после первой смены на оплачиваемой работе вне дома и второй смены по домашнему обслуживанию.
Безусловный базовый доход, он же безусловный основной доход (БОД) — это постоянная выплата каждой человеке* некой определенной суммы. Ежемесячно, или ежегодно, или еженедельно. БОД решит основную феминистскую задачу — позволит женщине быть независимой от мужчин. Даже если у нее есть дети: БОД должен выплачиваться и детям. Имея БОД, женщины могут не вступать в ненужный брак и не идти в проституцию.
На перекуре она, стриженная под мальчика (хотя под какого еще мальчика!) в ответ на комплимент по поводу ее узнаваемого образа с гордостью признается, что ее платью уже девять лет. А оно как новое.
Несколько лет занимается только «активизмом», живет на пожертвования. Делает пост в соцсетях: нужны деньги. Присылают. Немного, конечно, но в офис больше не вернется. Активизм, по ее словам, сильно нуждается в людях.
Приводит бытовой пример того, как мужская вседозволенность мешает лично ее планам. Она часто ездила автостопом — экономила деньги на проезд.
И каждый мужик считал своим долгом сказать:
— Давай потр***емся.
Для них это норма. Для нее — нет. Теперь она автостопом не ездит.
Отряхивает платье, словно желая освободиться от неприятного насекомого:
— А я вообще мечтаю о том, чтобы когда-нибудь мы научились продолжать род, раз это необходимо, без мужчин. Хотя я за чайлдфри.
А кому это надо?
Идее феминизма много более ста лет. Кто и как только ею не пользовался. Пешки в чьей-то игре, «Pussy Riot», незабываемые «Femen». И те и другие в хвост и в гриву спекулировали на женской сексуальности. Разве это не противоречит принципам феминизма? Лидер последнего так запуталась в своих мыслях, что, согласно ее многочисленным интервью, предлагала делать «акции» платными. Торговать телами?
Периодически проводят акции протеста не только наши. Турецкие женщины вышли на улицы с вожделенными джинсовыми шортами, в которых им отказывает их общество. На Востоке лесбиянок приговаривают к пожизненному обслуживанию нелюбимых мужчин в клетке ячейки общества. Даже в Японии, стране с едва ли не самой развитой экономикой в мире, женщины продолжают сталкиваться со «стеклянным потолком» и «липким полом»: путь в топ-менеджеры ограничен, зато велика занятость в низкооплачиваемом труде.
Буря возмущения гаснет так же быстро, как и вспыхивает.
Все эти всплески эмоций похожи на бунт рабов – беспощадные и недолгие, но совсем не бессмысленные. Добились же суфражистки предоставления женщинам избирательных прав. Только почему-то феминистические общества малочисленны, акции нерегулярные, иногда – одиночные.
Вечер ретро-танцев в разгаре. Дамы — шерочка с машерочкой. Одна другой со смущенным смехом кладет руку на талию. Что на самом деле их волнует? Решение частных нехваток каждой отдельной Веры, или Оли, или, скажем, Татьяны? Ибо равенство прав подразумевает равенство ответственности, что как минимум подразумевает равенство природ. Однако при равенстве полов дети не рождаются. Под силу ли будет им изменить мышление поколения, менталитет целой страны?
* Именно так — организаторки. Термин словаря феминисток, в котором слова мужского рода преображаются. Какие-то из них заимствованы, какие-то образованы от слов мужского рода с помощью суффиксов и окончаний, например, авторка, админки, комментаторки, экспертки, организаторки, «кто-то это отрицала». Недавно разгорелся спор о том, как правильно: товарка или товарищка?
** Мизогиния (misogyny) — система укоренившихся в обществе предрассудков, предубеждений в отношении женщин. Проявляется в форме дискриминации, принижения, снисходительного отношения, сексуальной объективации, насилия.
Словарь создан, чтобы женщины стали «видимы», заметны, чего, по мнению активисток, сейчас нет.
Зарина Карлович
Фото: © GLOBAL LOOK press/Cris Faga