18+
Пожар 5 декабря 2009 года не просто стал новостью — он изменил жизни нескольких сотен людей. В Перми хорошо помнят, где стояла «Хромая лошадь»: узкий проезд, вывеска, к которой привыкли, деревянные потолки, ставшие ловушкой. Теперь здесь — МФЦ. Светлое фойе, электронная очередь, люди с папками документов.
Но стоит задержаться на секунду — и пространство начинает вести другой счет. Шестнадцать лет назад здесь произошла трагедия: 158 погибших, десятки выживших, которые так и не смогли вернуться к прежней жизни. Для их семей календарь остановился между двумя датами — до и после. И в этом «после» годы проходят, а время не движется.
Бармен Ирина Банникова в ту ночь работала в клубе и получила тяжелое отравление угарным газом. Врачи спасли ей жизнь, но здоровье уже не восстановилось: Ирина стала инвалидом и еще одиннадцать лет жила между больницами, реабилитациями и короткими периодами облегчения. В 2021 году ее не стало — ей был всего 41 год. Семья до последнего боролась за нее, но травмы и время оказались сильнее.
Ее мать, Тамара Оборина, теперь каждую весну спешит на дачу — туда, где все напоминает о дочери: дорожка к дому, яблони, старая скамейка, на которой они сидели вдвоем. Опорой в ее жизни стал внук Кирилл: в момент трагедии ему было полтора года, сегодня — взрослый, внимательный, по-хозяйски надежный.
«Растет добрый, хороший парень. Характер — прямо как у Иринки, — говорит она. — Приезжает, дрова поколет, забор подправит. Каждый вечер заходит, целует и говорит: «Бабушка, я тебя люблю». Этого достаточно».
После перенесенного инфаркта здоровье Тамары Геннадьевны стало хрупким, давление скачет, но она держится ради двух внуков: младшему — шесть. И каждый год, ровно в полночь 5 декабря, она приезжает к памятнику жертвам «Хромой лошади» вместе со второй дочерью. «Ирочка постоянно со мной», — тихо повторяет она.
После пожара Ирине помогали люди со всей страны — переводами, письмами, поддержкой. Мама делилась с журналистами любыми, даже крошечными успехами дочери, как доказательством продолжения борьбы. Теперь, когда Ирины нет, семья живет в ее ритме памяти — тихо, бережно, с любовью, которая не сгорает.
Ей было девять, брату — два с половиной. В одну ночь они потеряли обоих родителей и тетю.
«Представьте: холодная церковь, вам девять лет, и вы стоите между двух гробов, где лежат самые близкие люди… Для нашей семьи та ночь перечеркнула все», — вспоминает Евгения (имя изменено).
После похорон жизнь словно переключилась. Игрушки, игры, привычные детские страхи — все исчезло, уступив место взрослым обязанностям и молчаливой попытке держать себя в руках. «Мы были очень дружной семьей. Родители любили нас с братом, с их уходом как будто земля ушла из-под ног».
В школе ситуация усугубилась: одноклассники шептались, показывали пальцем — «это та девочка, у которой родители погибли». Для ребенка, оставшегося без семьи, такие взгляды становились второй травмой.
Осознание масштаба потери пришло позже. Когда перестаешь ждать, что мама придет на выпускной. Что папа посмеется над твоей первой работой. «Скучаю по маминым рукам, по папиным шуткам… Мы с братом выросли похожими на них. В нас их продолжение. И мы очень стараемся прожить жизнь достойно».
Государственная помощь, по словам Евгении, была минимальной. Настоящей опорой стал фонд «Пермское землячество», который выделил детям однокомнатную квартиру. Все остальное — мифы.
«Люди думают, что нам выплатили миллионы. Это неправда. Один из виновных перечисляет 0,17 рубля в месяц. Я закрыла этот счет — это насмешка», — говорит она.
Сегодня Евгения получила высшее образование, вышла замуж. Ее брат учится в университете.
Для семьи Парфирьевых разговор о Тимуре до сих пор — практически невозможен. «Это болезненная тема. Мы чаще молчим», — признается его брат Николай. Первые годы после трагедии он буквально выпал из жизни: переживал потерю так тяжело, что почти не выходил из дома.
О Тимуре он говорит коротко, но очень точно: «Он был светлым человеком». И повторяет — будто все еще пытаясь услышать свои слова: «Мы до сих пор не можем принять, что его нет».
Но одно для него несомненно: Тимур погиб, спасая людей. «Я хочу, чтобы это помнили. Никто из тех, кого он вывел из клуба, так и не связался с нашей семьей… но мы знаем, что он сделал».
В день трагедии у Тимура была беременная девушка — об этом писали СМИ. Сегодня их сыну, Тимофею, уже шестнадцать. Имя ему дали созвучное отцовскому.
Подросток учится в той же школе, куда ходил Тимур, и, по словам семьи, удивительно похож на него — и внешностью, и характером. Сейчас Тимофей много времени проводит с дедушкой и бабушкой.
После пожара в «Хромой лошади» судьбы выживших и родственников погибших складываются в мозаичную, но очень узнаваемую картину: внезапная потеря, сломанные профессии, борьба с бюрократией и попытки заново собрать себя. История Ивана Устинова — одна из таких. В ту ночь он потерял жену Ирину. Позднее давал показания на суде и, как и многие, не питал иллюзий относительно причин трагедии.
«За шестнадцать лет никаких новых фактов не появилось. Все, что нужно было знать, было видно сразу. Здесь не нужны экстрасенсы — все лежало на поверхности», — говорит он.
Компенсации, по его словам, оказались формальными:
«Анатолий Зак (соучредитель ночного клуба-ресторана «Хромая лошадь») закрыл свои долги почти сразу. От остальных признанных виновными по делу (восемь человек) не было ни копейки за более чем уже 15 лет. Да и не ждем давно».
Самый заметный перелом произошел в профессии. До пожара Иван был диджеем: пульты, ночные смены, музыка — вся жизнь была выстроена вокруг этого ритма. Но после трагедии он больше не смог вернуться в клубную среду.
«Я просто не мог подойти к пульту. На год выпал из жизни: пил, почти не выходил из дома. Потом стал понемногу возвращаться — занялся образованием, сменил сферу. Сейчас руковожу отделом в крупной IT-компании», — рассказывает он.
Личная жизнь тоже долгое время оставалась в тени прошлого.
«Я очень долго держался за память. Жил тем, что было. И только через 10 лет, в 2019-м, встретил человека, с которым смог снова жить дальше».
Сегодня у Ивана — новая семья, жена и маленькая дочь. Но прошлое он не перечеркивает: напротив, бережно вплетает его в новую жизнь.
«Можно сказать, у нашей дочки три бабушки и три дедушки, — улыбается он. — Мы тепло общаемся с родителями Ирины. На Новый год пригласили их к нам, иногда оставляем у них ребенка. Это часть нашей семьи — и так будет всегда».
История Ирины Шакировой — это 16 лет коридоров инстанций, заявлений, ответов «не наша компетенция» и обращений вплоть до Генпрокуратуры. После гибели дочери Марины она с мужем забрала четырехмесячную внучку Милану. Девочка осталась фактически сиротой: ее отец не пытался участвовать в ее жизни, но успел переписать имущество погибшей матери на себя, лишив ребенка наследства.
Сегодня Милане шестнадцать. Для нее бабушка — мама с самого первого дня. Родной отец жил по соседству, но, увидев, что семья справляется, постепенно исчез из ее жизни. Формально — без конфликтов, фактически — без участия. «До трагедии у них не было серьезных скандалов, — говорит Ирина. — Отношения были обычные, семейные». Но после гибели дочери все изменилось.
«Он написал на меня заявление за клевету, и нам пришлось объясняться в полиции», — рассказывает бабушка. Самое тяжелое — что внучка, формально являясь сиротой, ничего не получает как ребенок, потерявший мать. Все расходы — на семье.
Милана растет послушной и старательной: отличница, окончила художественную школу, помогает по дому. «Она для нас — родная дочь, — говорит Ирина. — Ради нее и держимся». Дедушка и бабушка продолжают борьбу за ее права — не ради денег, а ради справедливости, которой девочка лишилась в ту же ночь, что и матери.
Пожар в «Хромой лошади» остается крупнейшим по числу жертв в современной России: 158 погибших. 101 человек умер на месте, еще 55 — в больнице.
