18+
Единственные люди, которые вправе говорить о том, что понимают чувства жителей Кемерова, которые потеряли в пожаре родных и близких, — это те, кто сам прошел через похожую трагедию.
«ХРОМАЯ ЛОШАДЬ» Пермь
«Говорят, время лечит. Не знаю, кто придумал такие слова глупые. Очень глупые слова. Время не лечит нисколько. Восемь лет — и как будто недавно все было».
Мы сидим в однокомнатной квартире у Тани, подруги Яны Козырь, погибшей при пожаре в клубе «Хромая лошадь» в декабре 2009 года. На диване — родители Яны, Валерий Иванович и Марина Ильинична. Восемь лет назад, вечером 5 декабря, их 22-летняя дочка заехала домой, переоделась и отправилась в клуб. В половине второго ночи она была мертва. Как и сто человек, пришедших на праздник.
В «Хромой лошади» отмечали день рождения клуба. С помпой и размахом. С девяти часов вечера в помещении, которое, по данным технического паспорта, рассчитано на 50 человек, отдыхали по меньшей мере 300. Когда пиротехники запустили фейерверк прямо в зале, люди не сразу осознали всю опасность ситуации. Они не понимали, что происходит, и думали, что это часть шоу. Некоторые из-за этих секунд промедления так и не успели встать со своего места, они потеряли сознание за столом. Даже ведущий мероприятия очень спокойно и расслабленно говорил: «Мы горим — выходим». Люди не успели понять, что умирают. И только когда от дыма стало совсем темно, началась паника и давка у дверей.
Пожарных выходов в «Хромой лошади» предусмотрено не было. Один вход, он же выход. Узкий коридор, ведущий к дверям. Окна замурованы. Быстро выбраться на улицу такому количеству людей невозможно. В подсобном помещении была еще одна дверь наружу. Но о ней знали только работники клуба. Систем пожаротушения не было. Никто не воспользовался огнетушителем, его наличие тоже под вопросом. Изначально очаг возгорания был настолько мал, что все можно было потушить за несколько секунд. Да и огня как такового не было. Синтетические стройматериалы начали плавиться и коптить. Пара вздохов — и человек теряет сознание.
«Мы когда все больницы объехали, поехали в морг. Там много людей уже было. По записи всех пропускали. Мы записались и стали ждать. Потом увидели знакомого участкового. Он нас провел… Она даже не обгорела. Даже платье цело было. Просто задохнулась — и все. Просто чуть-чуть закопченная была».
«Восемь лет — и как будто недавно все было. И вот случилась такая трагедия в Кемерове, и кажется, что снова это все с тобой. Все снова ты перенес на себе. Как будто родное что-то потерялось. Это очень тяжело. Столько времени. Утром просыпаешься и вспоминаешь сразу: Янки-то нет. И каждый день, изо дня в день. Ни секунды не проходит, чтобы не думать так вот», — рассказывает мама Яны, Марина Козырь.
По воспоминаниям жителей, Пермь погрузилась в плач. Куда ни придешь, везде слезы. Погибшие в первые минуты сто человек стали не последними в списке жертв. Уже на следующий день один за другим начали умирать остальные. Кого-то не успели на спецбортах довезти до Москвы, кто-то скончался в реанимации местных больниц, не приходя в сознание. Список жертв увеличивался каждый день. Пока не замер на отметке в 156 человек.
«Страшный крик был на кладбище. Где-то недалеко от могилы Яны хоронили девушку. Ее бабушка так кричала: «Почему не я?!» — и она лезла в могилу: «Достаньте ее, я лягу!» Это так страшно было. «Я должна умереть, не моя внучка, давайте я вместо нее лягу! Пожалуйста!» И вот такие крики, слезы. Это было везде. Долго очень. Это страшно. Столько могил. Молодые, хорошие люди. И так просто, за несколько минут...» — рассказывает Татьяна Заворохина, лучшая подруга Яны.
После похорон Марину Ильиничну горе привело к нервному срыву. Она много дней провела в реабилитационном центре. Молчала. Ни с кем ни хотела разговаривать. Хотелось, чтобы все исчезло. Без дочери жизнь казалась бессмысленной.
«На девять дней мы ходили в церковь и батюшка нам там сказал: «Так вы это, у вас же проблем теперь меньше стало. Ругаться не с кем. Если вы будете ходить по клубам в пост, вы так же умрете». Нас было там человек 30, мы стояли и не знали, как реагировать. Все вышли со слезами на глазах. Я в церковь долго не ходила после этих слов. Но потом все-таки начала. Решила, что люди разные — это только он такой удивительный человек, думает, что вправе такое сказать. И прямо при родителях говорил: «Она погибла заслуженно. Потому что в пост ходила». Разные люди есть, но почему-то они живы, а эти чем виноваты, что погибли, — я не понимаю. Я не понимаю! Кто-то просто, например, там работал и погиб, спасая людей. Бармен этот, который спасал. У него жена беременная была и несмотря на это он спасал людей, и умер там, и жена родила без мужа. Тоже они виноваты, что в пост работали? Я не понимаю! Тут не надо так относиться! И сейчас-то все это по свежей ране, а тогда — это вообще было. И такое батюшка говорит. Но были и хорошие люди. Кровь сдавали. Много народу ходило, потому что хотели помочь хоть чем-то», — рассказывает Татьяна.
Много негатива было в интернете. Писали, что в клубе сгорели мажоры. Мол, так им и надо. Нечего в пост по клубам шляться... и прочие гадости. Писали родственникам. Глумились на страницах погибших. Но никто не высказал ничего подобного в лицо. Ни разу. Кроме этого странного «батюшки». Которому не хватило такта удержаться от «проповеди».
Сразу после трагедии город наводнили журналисты федеральных телеканалов. Все хотели подробностей. Самыми первыми на Валерия Ивановича вышли Russia Today и «Первый канал». Он им все рассказал. Но поток СМИ не останавливался, пришлось буквально убегать от камер и прятаться. Пересказывать и переживать эту боль снова и снова просто не было сил. Даже теперь после трагедии в Кемерове многих приглашали на «Пусть говорят». Люди отказываются. Для всех это боль и рана, которую не хочется бередить.
За ходом судебных процессов семья Козырей следила через доверенное лицо. Не было сил видеть тех, кто виновен в смерти дочери. Тех нескольких слушаний, на которых они были, хватило для понимания. Обвиняемые вину не признали. Не раскаялись. Больше того, вели себя вызывающе и постоянно валили вину друг на друга. Никто перед ними так и не извинился. Ни непосредственные виновники, ни чиновники из городской администрации. Никто не взял на себя такую смелость. И даже судебное решение, которое определило порядок выплат пострадавшим от пожара, до сих пор не исполнено.
«Нам довольно быстро перевели деньги на счет. 400 тысяч с копейками, за Яну. Это от государства за погибшего. А было же много пострадавших. Им гораздо меньше давали, может быть сто тысяч всего лишь. По суду с помощью московской адвокатской конторы всем присудили выплаты. По полтора миллиона, кажется. Ничего никому не заплатили».
«Мы-то ладно, мы на ногах с Мариной оказались. Пенсию пусть и маленькую, но получаем. А сколько больных осталось? Сколько их? Ни на лекарства, ни на что не хватает! На что им жить? Некоторые выжили, но не живут и не ходят даже! С главного, Зака (владелец клуба. — Примеч. «Шторма») по 450 тысяч выдавили на каждого. Ну он денежный мешок, бизнес большой был. Но на этом все — выплаты прекратились. Если государству или банку задолжали бы — зашли бы последний телевизор забрали. Последние носки. А так — живем на вымирание. Чего они ждут? Пока мы умрем? Мне было 60, а сейчас 70 лет уже. Дети без родителей остались, больных много. Знаете, по сколько в месяц приходило? И то, только первые полгода приходило. По 25 рублей максимум. Были поступления и по 90 копеек. Петух прокукарекал, а там хоть не рассветай. Вынесли приговор, а дальше-то что?» — возмущается Валерий Иванович, папа Яны.
Большинство участников того обвинительного процесса уже давно на свободе. Живут новой жизнью. Они вышли по УДО, отбыв половину присужденного срока. За решеткой остался только владелец «Хромой лошади» Анатолий Зак, его заключение закончится осенью 2019 года. Несколько чиновников городской администрации подали в отставку после случившегося пожара. Правда, всего спустя полгода опять заняли свои же кабинеты. Хотя сегодня власть сменилась. Пришел новый губернатор и заменил окружение. Сейчас о трагедии вовсе предпочитают не вспоминать. Раньше организовывали панихиды и автобусы на кладбище. В 2017-м даже батюшка отказался делать что-то бесплатно. В администрации же намекнули, что каждый год автобусы выделять не могут. Пора бы уже и забыть.
Но забыть невозможно. Пока случаются в стране трагедии, каждая отдается болью в душе и новой волной воспоминаний. Ведь если бы инспекторы госпожнадзора не приняли такое заведение. Если бы были сделаны аварийные выходы. Если бы те нормативы по строительству и безопасности, которые существуют, исполнялись хотя бы наполовину. Если бы... Жертв в «Хромой лошади» не было бы.
«Злость, обида. Так глупо дети погибли. По чьей-то глупости, тупости и жадности. Жадность у всех. Не будь жадным, сделай два выхода. Открой вот эти окна. Все бы спаслись. И Янка была бы тут наша. И мы бы с ней были рады и счастливы. Все время ждешь… стучат каблучки за дверью: «О, Яна бежит, сейчас ключ в замке повернется». Мимо. Никто не открывает двери. Изо дня в день ждешь ее. Уже и на новую квартиру переехали. А все равно ждешь. Откроет, зайдет. «Эй, родители, вы где, я же пришла…» — со слезами на глазах рассказывает Марина Ильинична.
Только спустя несколько лет, благодаря поддержке мужа и друзей дочери мама нашла в себе силы жить. Ради Яны. Каждые выходные, пока тепло, мама и папа навещают дочь на кладбище. Разговаривают. Общаются. Пускай не видят своего ребенка, но чувствуют его присутствие. После таких визитов теперь становится легче. Они по-прежнему вместе. И если по каким-то причинам не получается приехать, чувствуют, что она как будто бы обиделась.
«Помогает забыться дача. Работа тяжелая. Когда устаешь, потом легче. Сам себя замучаешь — и чуть отпускает. Нужно себя постоянно занимать чем-то. Лес, грибы, речка. Это помогает. Бездельничать нельзя. Дело горе поглощает. Настрой нужен тоже. Если сам себе не поможешь, никто не поможет. Ни психологи, никто. Мы понимаем, что пока мы живы, память о Яне жива. Нас не будет — и Яны тоже не будет. Получается, ради нее живем все равно», — говорил Валерий Иванович.
В слухи, которыми сразу наполнился интернет после пожара в Кемерове, родители Яны не поверили. 300-400 тел детей не скрыть. Никакими деньгами, угрозами или уговорами. Ни один родитель на это не пойдет. Все родственники жертв всегда рядом друг с другом. Все общаются. В этой общей беде утаить что-то невозможно.
Но самое печальное, у семьи Козырей нет веры в то, что после трагедий государство делает правильные выводы. Показательные проверки рано или поздно заканчиваются. И пока нет равенства перед законом, приемка помещений, не соответствующих технике безопасности, продолжится. А пострадавшие остаются со своим горем один на один. На всю жизнь.
«БУЛГАРИЯ» Казань
«Только и умеют этих чиновников снимать с постов — и что? Поставят другого. Надо что-то менять. Бардак потому что. Это же каждый раз так».
Для встречи с Региной Сафиной мы прилетели в Анапу. Девушка уехала из Татарстана через несколько лет после того, как ей посчастливилось выжить в крушении теплохода «Булгария» в июле 2011 года. Мы пьем чай на просторной кухне. Одни. За полчаса до нашего визита Регина выпила успокоительных. Чтобы не разреветься перед камерой.
Регина считает себя счастливчиком. Ей и еще 78 пассажирам и членам экипажа повезло. Они вернулись домой. Сейчас она понимает, что это была настоящая счастливая случайность, изменившая жизнь.
На круиз она попала вместе с мамой, Гульнарой Рашидовной, и подругами с работы. Он оказался на удивление доступным по цене, всего 700 рублей без питания на человека. Такая малая сумма обуславливалась тем, что каюты, которые им предложили, находились практически в трюме. Это были старые технические помещения, переделанные под проживание. Иллюминаторы были в 30–40 сантиметрах от воды. Но тогда это никого не смутило. Люди поехали отдыхать.
«Булгарию» спустили на воду еще в 1955 году. Тогда корабль назывался «Украина». Старые надписи, советские газеты и вообще ощущение чего-то советского было немного странным для 2011 года. Но цена все решала. Тем более что к развлекательной программе ни у кого из пассажиров претензий не было. Музыка, конкурсы и застолья. Все было очень весело. До Булгар, это город, куда и шел теплоход на экскурсию, дошли на следующее утро.
Долго бродили по красивым местам и к часу вернулись на корабль. Погода испортилась. Пошел дождь. И Регина вместе с подругой решили спуститься в каюту, чтобы закрыть иллюминатор. Когда спустились на свой уровень, заметили, что ковролин почему-то мокрый.
«И мы с Розой пошли по коридору. Он узенький очень. Пока шли, судно накренилось, и мы о стенку стукнулись. Открыли каюты, а оттуда хлынула вода. Нас с Розой в разные стороны унесло. Я попала к лестнице. По ней и вылезла. Розу больше не видела. Наверху уже началась паника, все начали бегать, дети кричат. Я искала маму. Но не могла найти долго, потом неожиданно оказалась рядом с ней. Возле ресепшена», — рассказывает Регина.
Вода поднималась, люди уже стояли в ней по пояс. Но ощущения, что происходит что-то непоправимое, не было. То, что корабль тонет и нужно выбираться, никто не говорил. Какой-то мужчина, видимо, член команды, открыл деревянный разбитый шкафчик в углу и начал выбрасывать оттуда спасательные жилеты.
«Но нам не показывали, как ими пользоваться. А тут еще паника у всех, люди из рук вырывали эти жилеты. Он кидает, мама вроде поймала, а его у нее вырывают. Но в итоге мы надели два жилета, а они без завязок, закрепить на теле не получается. Поролон этот болтается просто, на воде не держит тело. Помню, на жилетах еще «Украина» было написано. Меня это тогда так удивило. Старые такие жилеты, советские. Мужчина этот говорит: одевайте жилеты и поднимайтесь на правый борт, а где правый, где левый борт — уже непонятно», — вспоминает Регина.
Судно постепенно начало переворачиваться. Сначала на бок, потом и вовсе кверху дном. Люди начали хвататься кто за что, чтобы удержаться на плаву и не лишиться воздуха. В этот момент мама Регины потеряла сознание, но дочка не выпустила ее руку.
Одному из членов команды удалось нырнуть и выломать закрытые на цепь двери, которые вели на борт. Он выплыл и начал по очереди всех в них выталкивать. Регине повезло, она с мамой на руках всплыла на поверхность недалеко от тонущего теплохода. После нее оттуда уже никто не появился. На поверхности плавало три оранжевых плота.
«Как в фильме-катастрофе. Кому-то плохо было. Кого-то тошнило. Там мазут разлился и люди нахлебались. Друг на друге все лежали. Мало кто кому помогал, все в основном лежали и стонали. И такой гул еще стоял, когда теплоход под воду уходил. Жутко было», — рассказывает девушка.
Буквально за десять минут до крушения по корабельной радиостанции объявили о начале детского мероприятия в носовой части «Булгарии». Это было застекленное помещение. Родители отпускали туда детей без присмотра. Никто не думал о том, что может произойти. Практически никто из этой комнаты не спасся.
Несколько часов спустя тех, кто остался, спасла команда проходящего мимо теплохода «Арабелла». Всех доставили в речной порт Казани и там практически сразу начались допросы. Долго никого не выпускали. Спрашивали, как все произошло. Кто что делал. И так по кругу. Многие уже начали психовать. Было просто невыносимо. Измученные люди хотели домой. А возле порта уже была толпа родных. Когда Регину с мамой отпустили, все сразу же кинулись к ним с вопросами. Все спрашивали про своих родных и близких. Масштаб трагедии еще не был известен. Люди надеялись на то, что все живы.
По пути домой маме стало плохо. Отец принял решение везти семью в республиканскую больницу. Это решение впоследствии сыграло против них. Когда вернулись в поселок имени 25 Октября, пошли слухи. За спиной говорили, что они знали о том, что корабль утонет, и поэтому спаслись, а девочки погибли по их вине.
«Я зла не держу. Но обидно было. Мама не смогла пережить этого всего, сорок килограмм потеряла за несколько дней из-за этих нервов. В итоге мы продали квартиру и переехали в другой город. Они говорили, что мы лежали в больнице, чтобы денег больше в компенсацию получить. Квартиру, мол, купили на эти деньги. А через год прощения попросили за слова свои», — вспоминает Регина.
Регине и ее маме заплатили по 260 тысяч рублей. Но это не вся сумма. Что-то обещали доплатить и несколько раз просили выслать реквизиты и данные, но компенсация уже несколько лет не может найти адресатов. За погибшего же республиканский и федеральный бюджеты выделяли по 1,3 миллиона на человека. 122 пассажира погибло в этой трагедии. Спустя два дня объявили траур.
И как в случае с «Хромой лошадью» и «Зимней вишней», этого могло бы не случиться. «Булгария» выполняла рейсы с нарушениями. Работал только один двигатель. Был крен корабля в четыре градуса. О безопасности пассажиров никто не думал. Люди не знали, где лежат спасательные жилеты и как ими пользоваться, где аварийные выходы и что делать в критической ситуации. Команда была не подготовлена к случившемуся.
«Мы же не тонуть туда ехали! Из-за чьей-то халатности. Почему разрешили? Все на авось. Денег заработали. Это жадность. Нужно законы ужесточить в России. Чтобы показать, что нельзя так, что за это накажут! Была бы моя воля, я бы за такое пожизненное давала!
Лучше бы после экскурсии сразу капитан сказал: «Я не поплыву, все, у нас состояние плохое». Он же знал про крен в четыре градуса, он же все прекрасно понимал!» — возмущается Регина.
После произошедшего девушка не может даже приближаться к кораблям. Не говоря уж о том, чтобы сесть на них. Страшно до сих пор. Только в последние годы вообще начала спокойно разговаривать о том, что случилось. Журналисты звонили сразу после трагедии, приглашали на эфиры. Не соглашалась. Не могла.
Когда в интернете начали бурно обсуждать пожар в кемеровском ТЦ, негативные эмоции опять нахлынули. Опять вспомнилось халатное отношение к безопасности на «Булгарии» — и захотелось поверить. Захотелось поверить в то, что жертвы могут скрывать, а с экранов телевизоров врать. Ведь кто-то позволил теплоходу выйти в плавание с креном в четыре градуса. В торговом центре тоже могли закрыть на проблемы безопасности глаза. В душе недоверие. Потому что есть ощущение безнаказанности истинных виновников. Тех, кто разрешал или не вмешивался, когда был обязан. Может быть, они теперь и подчищают хвосты?
«Если бы были прямые эфиры, постоянно камеры работали, переговоры пожарных были в доступе, может, такая предельная открытость помогла бы поверить. Но опять же, смотреть это родственникам, и с ума сходить — это же неправильно», — размышляет Регина.
Мне, как и героям этих интервью, кажется, что давно пора уже бить тревогу. Почему должны погибнуть люди, чтобы ответственные за безопасность начали заниматься своим делом? Это наша страна и наши жизни. Хочется верить, что они бесценны не только для нас, но и для тех, кто за них отвечает по долгу службы.
