18+
Проблема привлечения прямых иностранных инвестиций (далее — ПИИ) в российскую экономику существует уже многие десятилетия, но сегодня выходит на новый виток в своем развитии. Санкционное давление западных стран на Российскую Федерацию требует от последней активного развития восточного вектора торгово-инвестиционной кооперации, где один из ключевых игроков — Китайская Народная Республика. Учитывая тот факт, что Российская Федерация представляет собой федеративное государство с широким разнообразием социально-экономического развития ее регионов, проблема привлечения иностранного капитала приобретает двойной статус.
Рост притока иностранных инвестиций является залогом обеспечения более высоких темпов экономического роста, создания новых рабочих мест, трансферта современных технологических ноу-хау и управленческих навыков.
Главными регионами-реципиентами ПИИ по-прежнему остаются либо центральные регионы, либо нефтегазовые субъекты РФ, на суммарную долю которых в отдельные годы приходится более 60% всего иностранного капитала в форме прямых инвестиций.
Асимметрия в распределении зарубежного капитала формирует риски и угрозы дальнейшего расхождения социально-экономического развития регионов страны, когда разрыв в уровне жизни в субъектах РФ будет только нарастать. Распределение ПИИ по видам экономической деятельности определяется краткосрочными интересами зарубежных инвесторов, которых привлекают отрасли с быстрой оборачиваемостью капитала и окупаемостью.
Последние пять лет лидерами по объему привлеченных ПИИ являлись финансовые операции и страхование, оптовая и розничная торговля, а также обрабатывающие производства.
В секторе услуг эффекты от притока ПИИ будут заметно ниже. Наиболее ощутимые материальные и нематериальные выгоды от присутствия иностранного капитала в форме ПИИ формируются в отраслях с высокой добавленной стоимостью, в первую очередь, в обрабатывающей промышленности.
Вопрос качества привлекаемых инвестиций оставляет желать лучшего — в большинстве своем ПИИ поступают из офшорных юрисдикций. Так, к примеру, по накопленному объему ПИИ за 2010-2014 годы лидирует Кипр — 40,877 миллиарда долларов, на втором месте Люксембург — 29,45 миллиарда долларов, на третьем месте Нидерланды — 28,163 миллиарда долларов.
В случае «офшорного» происхождения ПИИ теряется их реальное экономическое наполнение, поскольку речь идет об изначальном бегстве нераспределенной прибыли из-под юрисдикции РФ с целью уклонения от налоговых взысканий, а затем ее возвращении, но уже в качестве ПИИ.
Получается, что привлекаемый иностранный капитал способствует не модернизации промышленного комплекса страны, повышению ее инновационного потенциала и глобальной конкурентоспособности, а обогащению зарубежных и отечественных компаний за счет эксплуатации добывающих отраслей и внутреннего рынка. И вопрос позиционирования России как страны — реципиента ПИИ остается открытым.
***
Имеется ли какое-либо экономическое обоснование поведению китайских инвесторов? Несет ли это в себе угрозы и риски для экономики России? Зачастую в политических и околонаучных кругах упоминается об экономических издержках взаимодействия РФ с Китаем, при этом аргументация сводится к привычному тезису — китайские компании желают получить за счет своих инвестиций доступ к российскому сырью и экспортировать его в Китай.
Более пристальный взгляд на выстроенную теорию инвестиционной кооперации России и Китая позволяет опровергнуть данный тезис.
Действительно, крупнейшими инвестиционными партнерами Китая как в абсолютном, так и в относительном измерении (в расчете на душу населения), за 2010–2014 годы стали такие регионы России, как Забайкальский край, Амурская область, Приморский край, Томская область и Еврейская автономная область (ЕАО).
Однако, анализируя отраслевое размещение ПИИ из Китая в соответствующих регионах России, следует отметить определенное тяготение китайских партнеров к локализации своих финансовых ресурсов в секторе услуг, в особенности в секторе финансовых услуг и строительства.
Инвестиции же в добычу полезных ископаемых лишь на 15% превосходили объемы накопленных инвестиций в обрабатывающей промышленности за анализируемый период. Прежде всего, речь идет об инвестициях в обработку древесины (Томская область и ЕАО), производство нефтепродуктов (Амурская область), а также в текстильное и обувное производство (Приморский край). Более того, регионы России, на которые пал выбор китайских инвесторов, не обладают выраженной ресурсной базой, в том числе богатыми запасами нефти и газа.
Следует развенчать и вторую часть приведенного ранее тезиса. Ученые из Института Дальнего Востока РАН не смогли обнаружить статистически значимой связи между притоком китайских инвестиций в добывающую промышленность регионов России и объемами экспорта данной товарной группы в Китай. То есть китайские инвесторы не преследуют цели получения доступа к стратегически важным разработкам полезных ископаемых на территории РФ, а то, что все-таки добыли, не везут в Китай.
Осталось разобраться лишь с ответом на вопрос, на чем основывается китайская экономическая логика выбора субъекта РФ для целей инвестиций. Здесь, к сожалению, существует лишь зона вероятностных суждений. Китайская модель инвестиционного взаимодействия с регионами России к настоящему времени еще не сформировалась, существует лишь ее зачаточная форма. Но одно можно сказать совершенно точно: китайские партнеры инвестируют в регионы России, которые представляют малый интерес для остальных иностранных участников инвестиционного процесса, формируя, вероятно, плацдарм для последующего наступления.
