18+
Начало 2018 года стало для специалистов по космосу временем поиска двух пропавших с радаров сверхдорогих спутников. Ангольского AngoSat-1, построенного Россией и за российские деньги (наши банки выделили бывшей португальской колонии кредит на 278 миллионов долларов) и американского Zuma (сколько он стоил, точно не знает никто, но Washington Post говорит о нескольких миллиардах долларов).
AngoSat-1 запустили с Байконура еще 26 декабря. Он благополучно вышел на орбиту, но затем связь с ним была потеряна. Режим тишины длился два дня. Эксперты предрекали AngoSat-1 судьбу космического мусора, но спутник неожиданно решил ожить. Что именно произошло с ангольским спутником, выяснит специальная комиссия «Роскосмоса».
История с Zuma вышла не менее загадочная. Про сам спутник известно было три вещи: он — секретный, военный и очень дорогой. В космос Zuma отправился 8 января с мыса Канаверал на ракете-носителе Falcon 9 от SpaceX Илона Маска. И уже за пределами Земли что-то пошло не так. По одной версии, не отделилась одна из ступеней Falcon (в SpaceX это отрицают), по другой — подвело оборудование компании Northrop Grumman, которая строила секретный спутник.
Что бы ни произошло с Zuma, американский скандал сыграл для российской космической индустрии роль громоотвода, который в свете конкуренции со SpaceX был необходим.
Утраченное лидерство
И без происшествия с AngoSat-1 (то, что спутник нашелся, не делает эту историю привлекательной для потенциальных клиентов) наши позиции на рынке коммерческих космических запусков стабильно ухудшаются.
В 2017 году на счету нашей космоиндустрии всего 20 стартов. Пекин уже практически дышит в спину. У них 18 запусков. Постепенно наращивает свою программу Япония. Безоговорочный лидер — это Соединенные Штаты. У них 29 запусков.
«Процент запусков, которые осуществляет Россия, в последнее время сильно сократился, — рассказал «Шторму» руководитель Института космической политики Иван Моисеев. — Во многом это произошло из-за SpaceX, которая начала активно запускать и фактически заняла наше место. Это происходит, поскольку число объектов для запуска ограничено: все-таки малые спутники — не самая экономичная вещь».
Для сравнения: в 2010 году лидерами по запускам была именно наша страна — 31 старт. В два раза больше, чем у США и Китая.
При этом аварийность запусков у нас в последние годы регулярно снижалась. За последние пять лет число неудачных пусков удалось сократить до 5% в год. Это на уровне общемировых показателей за последнее время.
Стремление к малому
По данным проекта Space Track, созданного ВВС Соединенных Штатов, сейчас на орбите больше всего спутников связи. Осенью 2017 года их было 725 штук.
Второй по популярности вид космических аппаратов — те, которые ведут наблюдение за Землей. Для них в России придумали специальную аббревиатуру – ДЗЗ (дистанционное зондирование Земли). Эти спутники задействованы во множестве процессов: от предсказания погоды и охраны лесов до поиска полезных ископаемых и военной разведки. ДЗЗ-спутников на орбите — 586 штук.
Исследовательских, навигационных и научных спутников гораздо меньше.
«Все те пропорции (между разными видами спутников. — Примеч. «Шторма»), которые есть сейчас, они и сохранятся, — считает Иван Моисеев. — Если говорить о том, что будет развиваться, то это — наноспутники, из которых строятся так называемые созвездия (группы из нескольких десятков наноспутников, работающих вместе. — Примеч. «Шторма»). Они используются для дистанционного зондирования Земли и планируется задействовать их в связи».
Подавляющее большинство современных спутников принадлежит коммерческим структурам. На втором месте — принадлежащие правительствам аппараты невоенного назначения. Военные — с небольшим отставанием на третьем. 241 спутник имеет смешанную форму владения, например, может использоваться одновременно и коммерческими предприятиями, и военными.
«Есть три коммерчески выгодные вещи — связь, ДЗЗ и навигация, — объясняет Иван Моисеев. — Но случается так, что государство запускает навигационный спутник, тратит на него свои деньги, а прибыль от него получают коммерческие структуры».
Чужие спутники
Наша страна, хотя и запустила первый искусственный спутник Земли, сейчас на этом рынке выступает в роли извозчика, а не хозяина космического оборудования.
Больше всего спутников в США. 786 аппаратов. Мы даже не втором месте со своими 139 (причем значительная их часть — военные). Нас опережает Китай с 203 спутниками. Около полусотни аппаратов — у Индии, Великобритании, Японии и Европейского космического агентства.
Если говорить о конкретных владельцах спутников, то тут первое место у американской Planet Labs Inc. За счет тех самых наноспутников, которые компания отправляет в космос буквально десятками. При этом это не какой-то промышленный гигант или «дочка» крупной корпорации, а стартап, созданный в 2010 году, который благодаря своим идеям сумел привлечь сотни миллионов долларов (в том числе 50 миллионов от экс-совладельца Mail.ru Group Юрия Мильнера) и теперь покупает технологии у Google.
Другой крупный «частник» — Iridium, оператор спутниковой связи, обеспечивающий клиентам покрытие 100% земной поверхности. Один из главных клиентов Iridium — министерство обороны США.
«В США вообще нет не частных компаний, — говорит Иван Моисеев. — Есть образовательные проекты, но их минимум. Рост числа спутников связи и ДЗЗ, который наметился, — это результат деятельности частных компаний. Не государство запускает эти спутники, а они».
Европейские частные компании тоже извлекают выгоду из владения спутниками. Например, французская Eutelsat S.A. Именно ее спутники используют для передачи сигнала «НТВ Плюс» и «Триколор ТВ».
У России большинство находящихся на орбите — спутники военного назначения.
«У нас частного космоса никогда и не было, — рассуждает о перспективах появления российских частников Иван Моисеев. — В Штатах государство сразу стремилось передать космос в частные руки. А у нас некому передавать. У всех компетентных компаний стопроцентное государственное участие».
По его мнению, в нашей стране отсутствие частного космоса — это структурная проблема, которую быстро исправить невозможно.
«Есть только один пример — Морской старт. Но он пока не летает и неизвестно, когда полетит. И ракеты к нему будет делать государство, потому что нет у частных компаний таких компетенций. Здесь единственный возможный путь — это акционирование предприятий. И оно сейчас проводится. Но из-за инерции системы вновь все со стопроцентным государственным участием».
Стоимость полета
Если сравнить «космические бюджеты» России, США, Китая и Европейского союза, то можно увидеть, что какого-то глобального недофинансирования космоса у нас нет.
Конечно, наши три миллиарда долларов — это не 18 американских, но и сами по себе бюджеты стран несопоставимы. Китай свои космические траты не раскрывает, но большинство экспертов называют цифру в те же три миллиарда, хотя находятся и те, кто говорит о 13. Европейский бюджет открыт, он в два раза больше российского, но тут, как и с США, имеются объективные причины.
На грустные мысли наводит другая цифра. То, сколько мы зарабатываем на космосе.
ТАСС приводит цифры Американского агентства коммерческих космических перевозок. По их данным, в 2016 году их страна смогла заработать на космических запусках 1,18 миллиарда долларов, европейцы — 1,15 миллиарда, Россия — только 130 миллионов.
Летом 2017 года вице-президент SpaceX Том Хьюз пообещал России еще более мрачное будущее. По его словам, в 2018-м SpaceX надеется забрать себе 65% коммерческих запусков. Оставшуюся долю разделят между собой Европа и Россия, причем на нашу страну придется менее 10% запусков.
Повод для столь серьезного оптимизма у SpaceX есть. Компания если и не диктует цены на рынке, то как минимум серьезно на них влияет.
По информации РБК, в 2014 году стоимость запуска российского «Протон-М» (используется для вывода спутников на орбиту) составляла 90-100 миллионов долларов, более мощного европейского Ariane 5 — 180-200 миллионов. SpaceX запускал свои Falcon 9 за более скромные 62 миллиона.
В результате уже в 2015 году Россия была вынуждена снижать цену запуска «Протона» до 70 миллионов.
В SpaceX надеются, что регулярные повторные запуски Falcon 9 позволят им снизить цену еще сильнее — до 40-45 миллионов.
«Снижение цены из-за повторного использования ракет сложно посчитать, потому что пока это явление не стало массовым, — считает Иван Моисеев. — Но все-таки картина радикально не меняется. Ракетная техника дошла до такого уровня, что повышение эффективности идет в сторону повышения надежности. Это было бы ценным, и для нас весьма актуально».
