Фильм с труднопроизносимым названием «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» — это прямо дебют-дебют: и для режиссера Александра Ханта, и для сценариста Алексея Бородачева. Кино сделали в специальном продюсерском центре при ВГИКе на деньги Министерства культуры. Закончили еще полтора года назад, потом крутили на фестивалях в Карловых Варах и Выборге. И вот — премьера в «Октябре»: мегаватты света и звука, толпы знаменитостей, забитый до отказа зал. Немудрено: этот фильм рекламировали почти так же активно, как «Аритмию» — другой добрый фильм о русской жизни, снятый при поддержке Минкульта.
В фойе какие-то блогеры донимали Ханта расспросами о том, как он отнесется к тому, что его фильм раскритикует Женя BadComedian: «Женя Баженов — самый главный человек сейчас в киноиндустрии, самый важный, если он кого разнесет — все, пиши пропало». Хант пожимал плечами и признавался, что не очень хорошо знаком с творчеством Жени. Бедный, наверное, даже не знает о такой чудесной синтаксической форме как «обзор на» («обзор на «Викинга», «обзор на «Левиафана»).
Режиссер, кстати, рассказал, что Алексей Серебряков снимался бесплатно (еще бы, он овоща играл!), а рэперы предоставили свои треки за какие-то символические деньги. В общем, все помогали, все болели душой за молодое российское кино. Хант говорит, что этот фильм — сказка про двух гопников и ему сюжет очень близок, потому что он сам — безотцовщина из маленького города. А вот Бородачев сказал мне, что гопники — это какие-то 90-е и кино вовсе не про них, а про обычный рабочий класс, таких же трудяг, как он, как Хант, как мы с вами.
Сюжет такой. 27-летний гопник (или как там — молодой рабочий!) Витя Чеснок (Ткачук) живет в маленьком городе, третирует жену, бухает, дерется, берет микрокредиты, а чуть что не так, заявляет, что он — детдомовец и ему за всю треклятую жизнь никто даже апельсинку на Новый год не подарил. В один прекрасный день объявляется его папаша-бандит в состоянии овоща (Серебряков). Витя с любовницей принимают мудрое решение — заехать в папину роскошную квартиру, а его самого отправить в дом инвалидов. В смысле не в Париж, а в деревенскую богадельню для умирающих стариков. Путь неблизкий, казенный транспорт не ездит, так что Витя швыряет коматозного папашу на заднее сиденье смешной красной машинки и отправляется в удивительное путешествие. Не только по дорогам средней полосы, но и по лабиринту памяти. В пути папа оживает, с парочкой происходят всевозможные приключения, и в итоге она внутренне преображается.
То есть это такое «Возвращение» наоборот. Там мальчики возились с папой, который сначала объявился, а потом умер, здесь молодой оболтус разбирается с папой, который сначала объявился, а потом ожил. В остальном разницы никакой: память, инициация, мужество, имена мертвого отца.
Есть связь и с фирменной звягинцевской чернухой. Так, главный герой воплощает довольно интересный тип детдомовца — агрессивного асоциального негодяя, научившегося извлекать бесчисленные выгоды из своего статуса сиротинушки. Государственный ребенок Витек в два счета собирает бумажки на отправку папы в интернат и даже коллекторов не боится, потому что, случись с ним что, весь город на уши поднимется, вся бюрократия будет верещать. Так и представляешь себе всех этих забайкальских бандюганов из докладов Яны Лантратовой: тоже ведь ходят по инстанциям, плачутся: «Маму убил, папу убил. Кто же я теперь? Сирота!» Про апельсины, кстати, вранье. Детдомовцы всегда получают кучу подарков — благотворителей почитайте. Одно время в Facebook даже памятка ходила: не дарите айфоны, не дарите айпады — все равно старшие отнимут у младших, чтобы сварить мулечку.
Между тем это не натужное социальное кино, а не очень смешная криминальная комедия, которая, видимо, задумывалась как легкая и лиричная, но все равно предсказуемо вырулила на преемственность поколений и семейные ценности. Легкость выражается в паре-тройке аттракционов, как то: балаболка-автостопщица с курицей в клетке и фразой «подбородок с жопкой», воры в законе с ножом и экскаватором, салатовые кроссовки героя и весь этот дурацкий рэп — прямо с пылу с жару, с наших с вами страничек в «конташке».
У Витька еще есть — как у английского мальчика из последнего сезона «Твин Пикса». Только Витек — без синей перчатки, он просто зажимает в кулаке ключи и наносит удар в висок. А перед этим у него вакуум в голове образуется, начинают звучать низкочастотные запилы, глаза загораются, ну, знаете, как у Бегби из «Трейнспоттинга» (тот, правда, сначала бил ногой).
Конечно, здорово, что Министерство культуры поддерживает поэтичное и жизнеутверждающее кино о пацанах, что у Витька теплеют глаза, когда непутевый папаша начинает затирать что-то в духе «Помню, как в Ницце жопку твою обосранную мыл на родниках», что в итоге добро побеждает зло. Но, откровенно говоря, вся эта катавасия с рэпом, «Ленинградом», одеждой Гоши Рубчинского, клипами про татарина, дворовыми прихватами, хриплыми голосами и прочим Red Samara Automobile Club порядком надоела. Все уже поняли, что изнеженные богемные люди с любовью и обожанием взирают на благородных дикарей, сильных и красивых животных, диких мальчиков и носителей первобытной маскулинной витальности. Один трахнул чью-то «суку в мерсе», у другого — «член как будто бургер», третий «валит тех, кто говорит пора валить». Сколько можно?
Да, была группа «Кровосток» когда-то, у нее получалось смешно. А сейчас это уже даже не влажные фантазии, а какая-то болезненная навязчивость, как если бы ты задремал перед телевизором и увидел кошмар, одновременно испытывая сексуальное возбуждение.