18+
Давно хотел посетить Еврейский музей и центр толерантности, а тут подвернулся отличный случай — показ документального фильма Светланы Стасенко «Дневник наркоманки» в рамках «Киноклуба Елены Погребижской». Саму экспозицию в Бахметьевском гараже посмотреть не успел, но очень понравилось, как металлический голос через равные интервалы призывает надеть наушники, подключить электроды, пройти тестирование и проверить-таки, насколько ты толерантен. Еврейский музей в Москве — один из самых высокотехнологичных и мультимедийных на этой планете, там даже унитаз в туалете больше напоминает космический аппарат.
Аудитория, в которой проводятся ежемесячные посиделки на тему документального кино, тоже впечатляла: круглая, на каждой стене по экрану, смотри на любом. Правда, из-за легкой технической неисправности фильм не смогли запустить сразу, и Погребижской пришлось дать довольно много спойлеров. Она объяснила, что реабилитационный центр «Города без наркотиков» — это не больница, а скорее такая дача, что мужчина, похожий на уголовника — это один из основателей фонда, Евгений Маленкин, а многие вопросы в начале нулевых решались иначе, чем сейчас, и потому нас не должны шокировать сцены «рейдов» и прочих спецопераций против этих омерзительных, опустившихся животных, которые запираются в своих грязных квартирах, чтобы колоть наркотики. Да, сейчас бы нас это удивило, но 2003 год — это же почти 90-е…
Наконец, техника заработала, и собравшиеся смогли оценить пронзительный фильм о женском реабилитационном центре, оскандалившемся после того, как одна реабилитантка умерла там от менингита, а несколько других «пациентов» сообщили о пытках и издевательствах. У режиссера Стасенко получилась настоящая драма о сильных и благородных мужиках, которые отлавливают опустившихся животных и возвращают им человеческое достоинство. Ну, знаете, это все, да? «Сначала она вообще ни о чем не может думать, далее ест без устали все, что попадется под руку, отжирается до центнера, потом вспоминает, что она — женщина, и начинает худеть, краситься, маникюриться. Мамы плачут: «Ах, доча попросила краску для волос прислать! Господи, неужели ей в жизни снова интересно хоть что-то, кроме наркотика «крокодила». Раз-раз — и уже не страшные инопланетные твари «наркоманки», а здоровые, веселые девчонки из низов общества, очень похоже на сериал «Оранжевый — хит сезона»: все эти прически, костюмы, самодеятельность, сиротские песни, истеричная сестринская сексуальность и прочий такой пионерлагерь. Пропалывая грядки, занимаясь кустарным трудом или просто дурачась, они беспрерывно улыбаются, хохочут, смеются над периодом своей наркотизации и демонстрируют высшую степень дружелюбной лояльности. Когда на «дачу» приезжает полиция, девчонки выстраиваются цепью и отчаянно кричат о том, что их здесь вовсе не мучают, а обращаются с ними хорошо.
Что меня по-настоящему поразило, так это обсуждение. Я знал, что либеральная интеллигенция обожает Ройзмана, я знал, что почти ни одна женщина не способна устоять перед его обаянием, но я даже не подозревал, что вот прямо настолько. Да, вначале пара человек выступили критически. Одна девушка резонно сравнила Ройзмана с Тесаком и его «Оккупаем». Ей тут же человек пять возразили в том смысле, что наркоманы — не люди и с ними по-другому нельзя, а также добро должно быть с кулаками, и там, откуда уходит государство, за дело берутся пассионарии. Кроме того, Маленкин — вовсе не выглядит как криминальный авторитет, а просто это такой екатеринбургский типаж.
Другой молодой человек, по языку — из каких-то социально чувствительных сред, сказал, что ему не очень интересно слушать свидетельства, опосредованные властью, и лучше бы найти такой способ разговора с героями, при котором они не снимали бы слова с языка Ройзмана, а восхищенный режиссер не фиксировала бы все это на камеру. Кроме того, социально чувствительный молодой человек обратил внимание собравшихся на то, что гэбээновцы относятся к «наркопотребителям» «как к собакам».
— К кому, к кому? — переспросила Погребижская.
— К наркопотребителям.
— А наркопотребители — это кто? Наркоманы? Давайте для публики поясним, наркопотребители — это наркоманы.
— Да, так вот, потребители наркотиков…
— А почему Вы употребляете это слово? Зачем оно Вам? — все больше раздражалась ведущая.
— Ну, дело в том, что «наркоман» — это стигматизирующее определение. Так сейчас стараются не говорить.
— А, вот оно что. Наркопотребитель, ничего себе! Первый раз такое слышу. Ну, до таких высот толерантности мы еще не дошли.
В общем, молодой человек сказал, что если считать наркоманию болезнью, то странно врываться в квартиры больных, класть их мордой в пол, избивать и унижать на камеру, а потом передавать в руки полиции.
Погребижская тут же заметила, что для Ройзмана наркомания — не болезнь. Что же это, порочная склонность, возмутительная невоздержанность, нравственная распущенность? Сошлись на том, что это «социальное явление».
Потом было еще много вопросов для обсуждения. Как уберечь от наркотиков наших деток? Вот две беременные женщины в зале, что вы на это скажете? А как вовремя сказать «нет»? А кто из присутствующих пробовал наркотики, поднимаем руки — не стесняемся, поднимаем. Две трети прием наркотиков подтверждают. Еще больше сталкивались с предложением попробовать. А есть такие, которые вообще ни разу в жизни, прямо вот никогда-никогда, и им даже и не предлагали ничего? Пара рук.
Дали слово режиссеру Стасенко. Она сказала, что Ройзман — не бандит, а ученый, и у него скоро будет выставка в галерее Уффици. Еще она посетовала на то, что у нас в России так и не удалось провести закон, по которому группы инициативных мужчин, вроде ройзмановцев, могли бы «принимать на реабилитацию» «невменяемых наркоманов» без их собственного согласия, а только лишь с согласия их родственников. «К сожалению, в России такой закон никогда не примут», — с горечью сказала документалист. Все остальные тоже как-то приуныли.
Вот посетишь такое мероприятие — и мысль в голове только одна. Когда же, наконец, перестанут душить фонд «Город без наркотиков»? Ведь родителям некуда, абсолютно некуда пойти со своими детьми-наркоманами, ведь на каждом столбе вовсе не висит объявление «ПОМОЩЬ АЛКО- И НАРКОЗАВИСИМЫМ», ведь кроме ГБН в нашей стране нет ни одного мотивационного дома, ни одной ребухи с «программой 12 шагов», ни одной группы «Анонимные наркоманы», ни одной протестантской секты, ни одного целителя-кодировщика. А если жилплощадь реально нужна под что-то симпатичное и перманентного упоротого великовозрастного оболтуса очень хочется убрать с глаз долой? Некуда идти, абсолютно некуда! Согласие еще какое-то выдумали… Какое согласие, он же упоротый! У него наверняка и с собой есть, у наркоманов всегда есть с собой. Неужели непонятно: когда человек тонет, его надо спасать, а не спрашивать у него, хочет он спасаться или нет.
И не надо бояться кого-то там где-то там удерживать. Лучше всего брать пример с современных российских работорговцев, которые организуют трафик рабов на кирпичные заводы и стройки в южных регионах России. Это довольно глупое правило, по которому только государство в силах нас куда-то насильно переместить. Надо у него эту монополию потихонечку забирать. В справедливом обществе группы ответственных горожан непременно должны захватывать людей и распоряжаться ими по собственному усмотрению. Особенно когда речь идет о виктимных, уязвимых группах. Почему можно заниматься секс-работой или лепкой кирпичей, а перемещать и удерживать нарколыг неправильно?! Человек подтверждает прием наркотиков — хотите, чтобы он на вас завтра с ножом напал? Неужели мямли-бюрократы, менты-жулики и врачи-дуралеи имеют больше прав на распоряжение телами других людей, чем благородные щетинистые мужики, которых знает весь Екатеринбург?
Потребителей еще каких-то выдумали. Вы о чем вообще?! Наркоман — это сумасшедший человек, одержимый, грязное и эгоистичное животное, он за наркотик готов на все. Готов убивать, воровать, взрывать, грабить, насиловать. Ясно же, что хуже наркотиков нет ничего. Разве только, может быть, гомосексуализм. Но это не точно. Совершенно непонятно, почему сильные мужчины не должны собираться в боевые группы и атаковать этих бледных выродков, настигая в их отвратительных жилищах. Выявлять наркоманов, своевременно реагировать на сигналы от населения, не дожидаться, пока добрый дядя милиционер придет и все сделает, а самим, вот этими вот самыми своими руками — давить опарышей. Накрывать барыг-нарколыг.
И ведь все видно. Видно, кто они, понятно, в каком состоянии. Ну посмотрите на эти стены, на эти потолки, на этот жирный пол, на «кухню», «аптечку», тряпье и прочие признаки жизни. Ну какая вам, в жопу, стигматизация? Ну какое вам согласие, к чертовой-то матери? Пока мы болтаем, дети гибнут.
Такая толерантность.
