Знаменитый композитор, автор самых известных песен Аллы Пугачевой Раймонд Паулс рассказал, за что не любит российских зрителей. По его мнению, они слишком навязчивы, и это особенно чувствуется, когда те подходят к артистам после выступления. Однако наши певцы в один голос утверждают, что их публика ничуть не хуже латвийской. Да и вообще, разве можно судить людей, которые тебя любят?!
О том, что русские зрители чересчур приставучие, Паулс рассказал в интервью изданию Apollo. «Наши люди не такие навязчивые, как в России после концерта, там совсем другая атмосфера. Я выходил после концерта с Пугачевой и видел, что происходит с этими людьми. Да, у нас тоже подходят, дарят цветы, но это так сердечно и ненавязчиво», — поделился он.
Первая реакция на такое — конечно же, недоумение. Актеры, музыканты, певцы всего мира восхищаются российской публикой за ее преданность, бескорыстную любовь и чуткость, а Паулсу — нет, не нравится. Да и сама формулировка «эти люди»… — сколько в ней холодности и отчуждения! Почему-то сразу представляется женщина, которая спешит на его концерт в своем лучшем платье, суетится, переживает, удастся ли ей вручить цветы, торопится сказать хотя бы несколько слов, потому что для нее это, возможно, событие всей жизни, и вдруг встречается с ледяными глазами. Несердечные слова какие-то. Неправильные. Не так надо было. Интересно, что думают по этому поводу наши, российские артисты?
Услышав про историю с Паулсом, Михаил Боярский сразу говорит, что никогда не испытывал ничего подобного. «Если публика просит «Еще! Еще! Еще!», я не вижу в этом ничего назойливого, — говорит он Daily Storm. — Это их радость от встречи с любимым артистом, жадность до чего-то нового! Когда в Россию приезжал сэр Пол Маккартни, он же не жаловался, что люди просят продолжения концерта и каждый хочет увидеть его поближе или сфотографироваться».
«Ну и все же помнят, что не публика существует для артиста, а артист для публики. Так что пусть смирится!» — добавляет актер и певец.
Не разделяет сомнений Паулса и Юрий Антонов, чьи песни «Золотая лестница», «Крыша дома твоего», «От печали до радости» знает и любит вся страна.
«Нормальная у нас публика! — говорит он. — Такая же, как везде. По крайней мере, не хуже латвийской. Конечно, если брать выступления в разных городах, то некоторые отличия есть. Где-то встречают поспокойнее, а где-то всегда горячо. Например, лично меня очень любят в Питере, и я понимаю, почему: в 1969 году я работал там в «Поющих гитарах». Но разве я могу обижаться на других?»
На вопрос, что он делает, когда к нему подходят за автографом или подарить цветы, а после настаивают на продолжении общения, Юрий Михайлович отвечает так: «Говорю, что не могу. Дела. Мягко обрезаю...» И шутя добавляет: «Хотя у меня наступил тот возраст, когда излишней навязчивости как-то уже не наблюдается».
Поделился своим мнением и народный артист РСФСР Лев Лещенко. Да, признает он, такая проблема есть, и виной тому современные технологии.
«Сменились времена, изменились возможности коммуникаций и как следствие — отношения между артистом и публикой, — говорит он. — Почти у каждого поклонника теперь есть гаджет, и всем хочется поскорее сделать совместный снимок или видео и выложить в интернет».
И если российские артисты воспринимают это еще спокойно, считает Лещенко, то латышей в силу особенностей их темперамента это может смущать. «С другой стороны, это часть нашей работы! — продолжает артист. — Так что у меня нет ни положительного, ни отрицательного отношения к словам Паулса. Он просто констатировал факт и сказал, что чувствовал».
Интересно, что прибалтийский композитор уже успел поменять свое мнение на обратное. Он любит российских зрителей и они не бессердечные! «Как навязчивость? Где это написано? — спросил он у сумевшего до него дозвониться корреспондента РБК. — Это идиотизм абсолютный, я всегда, наоборот, говорил, что русская публика намного отзывчивее, чем латышская».
Остается только сделать вид, что ничего не произошло. Слишком уж хороши написанные им песни про алые розы для Аллы и про вернисаж для Лаймы, чтобы ссориться из-за каких-то случайно брошенных слов. Мы же не бессердечные.