В Москве скончался писатель-юморист и эстрадный комик Михаил Задорнов. В 2016 году у него была диагностирована злокачественная опухоль головного мозга, лечение не дало результатов.
Михаил Задорнов родился в Юрмале в 1948 году в семье писателя Николая Задорнова, лауреата Сталинской премии за роман «Амур-батюшка». По окончании школы он сначала поступил в престижный Рижский институт инженеров гражданской авиации, чтобы сразу перевестись в Московский авиационный институт и перебраться в столицу СССР. Там, в студенческом театре МАИ «Россия», фактически была заложена траектория последующего жизненного и творческого пути артиста. Гастроли, с которыми маевцы выступали по всему Советскому Союзу, познакомили столичного мальчика из интеллигентской привилегированной семьи с российскими реалиями.
В начале 80-х он уже пользуется авторитетом в сатирических кругах, начинает сотрудничество с исполнителями и сам пробует силы как чтец своих монологов на телевидении.
Советская сатира и юмор обладали прокачанным топ-скиллом «эзопов язык». Иносказания, подтекст, недомолвки помогали легализоваться у худсоветов, а на сцене их эффект усиливали все средства актерского мастерства. Они легко считывались публикой, за долгие годы научившейся угадывать смыслы между строк. Набор тем тоже был ограничен: публичной критике подлежали лишь «отдельные недостатки в организации работы некоторых отраслей народного хозяйства».
Задорнову было тесновато в этих рамках, он хотел работать с конкретикой больше как полевой журналист, чем кабинетный писатель. Можно сказать, он стремился следовать принципу знаменитого очеркиста Аграновского: «истинная типизация достигается за счет выявления непридуманных индивидуальных черт, а не сформированного стереотипа». Сколько лицемерия было в словах советского очеркиста, — конечно, вопрос (выше цитата из его книги «Вторая древнейшая»). Но именно использование узнаваемой, близкой аудитории фактуры стало главным юмористическим приемом Задорного.
Когда в 1984 году Задорнов приходит на должность завотделом сатиры и юмора журнала «Юность», это еще было «нельзя». Но упомянутое народное хозяйство СССР, надорвавшись в гонке с капиталистами, уже было в это время в упадке, государственное управление было неэффективным, как и менеджмент на производствах. Если не ветер перемен, то большая нужда в них чувствовалась.
Он пришелся ко времени, с 1984 года начинается подлинно народная слава Задорнова. Первым шагом к ней был показанный по телевизору монолог «Девятый вагон». Историю о путанице на пути Москва — Ленинград на стандартную для русской и советской литературы тему в двух словах можно изложить так: «какой бардак сейчас у нас бывает на железных дорогах». Но Задорнов рассказал историю о тотальном равнодушии — к делу, которому служишь, к результату, окружающим людям и даже к собственной судьбе. За всем этим сквозила экзистенциальная тоска бессмысленности усилия, неприятия ответственности и невозможности выбора. Особенно это заметно было в финале монолога, рассказе забытого пассажира — почти буквальной иллюстрации понятия Geworfenheit (заброшенности) философа Мартина Хайдеггера. Которого Задорнов, конечно, прочитать не мог.
Утрата смысла, поиск оправдания собственного существования у СССР и его граждан стала одной из главных тем Задорнова времен перестройки. Этому посвящен его знаменитый монолог-манифест «Я не понимаю», об абсурдности советской жизни, его институтов и невозможности жить в перекрытом обществе, в котором ничего не получается исправить. Монолог заканчивался словами: «Еще я не понимаю, может, это хорошо, что я всего этого не понимаю?! Ведь с кем ни разговоришься, они тоже этого не понимают. Или понимают, что этого лучше не понимать. Вот когда понимаешь, сколько людей понимает, что этого лучше не понимать, становится понятным, откуда у нас столько непонятного!»
Эпоха безудержной гласности вознесла Задорнова на вершину эстрадно-сатирического олимпа, позволив ему клеймить и бичевать ровно так, как было свойственно его писательскому дарованию, — скорее, в традиции критического, а не социалистического реализма. Фактически он стал вторым после Жванецкого, но куда более «народным» сатириком, не любящим стилистических кружев. Зато подмечать стилистическое своеобразие чужой речи, оценивать слова по критерию фонетической благозвучности Задорнов умел мастерски и смешно. Он изящно высмеивал жаргонизмы и заимствования, стиль «говорящих голов» советского ТВ и «экстрасенсов», популярной теленовинки тех лет. Конечно, в этом контексте самым смешным произведением автора можно считать пародию на Михаила Горбачева «Даду, даду».
На место президента страны Задорнов «встал» снова в 1991 году, выступив с новогодним обращением по телевизору. Ни до, ни после в эфир перед боем курантов не попадал человек, не являвшийся лидером страны или хотя бы теледиктором. Кстати, он так увлекся, что выступал в прямом эфире на минуту дольше, чем следовало, и бой главных часов России пустили в записи.
Впрочем, главным перестроечным монологом, определившим и последовавшее творчество Задорнова, можно назвать рассказ «Американский шпион». Он написан в форме служебной записки агента ЦРУ, в которой тот объясняет, почему не справился с заданием, и просит немедленно вернуть его на родину или послать с миссией в другую страну. Управление поручило ему узнать, чем занимается один из советских НИИ. А не справился засланец с заданием, потому что НИИ занимается ничем, а окружающая действительность так абсурдна, что просто выносить ее — уже оскорбление разума.
Сатирический прием «мы в глазах иностранцев» хоть и отдает провинциальностью, но российскими и советскими авторами любим, так как помогает абстрагироваться от привычных свойств действительности и тем самым взглянуть на нее объективно. Ильф и Петров, например, в «Золотом теленке» иностранцев для этого вводят трижды. Прямым предком задорновского разведчика Джона Кайфа был, конечно, немецкий инженер Генрих Мария Заузе, который, будучи в шоке от увиденного в России, в письмах на родину изливает душу своей невесте Тили и доктору математики Бернгарду Гернгроссу. Но есть и различие. Немец приехал в СССР заниматься полезным делом, а мешал ему конкретный Полыхаев, глава «Геркулеса» и «wolokita» и «бюрокраизмус» в учреждении.
Джон Кайф был иностранным шпионом. Наша неустроенность и отсутствие какой-либо логики и порядка в российской действительности расстроили коварные планы врага. В 1990-х Задорнов продолжает сравнивать русских с иностранцами — уже в ситуациях «русские за рубежом», «русскоязычные эмигранты» или просто примеряя иностранную фактуру к российскому менталитету и обычаю. Например, история о двух солдатах бундесвера, устроивших пьяный дебош в гостинице, вызывала у публики гомерический хохот — в месте, где говорилось, что они распили одну бутылку водки. Хотя критика в отношении соотечественников всегда была ядром его сатирического творчества, сравнение с иностранцами подавалось скорее в лестном для россиян тоне. В тяжелых условиях 90-х юморист не мог позволить себе навевать тоску на зрителей, лишить их ощущения, что они богаты чем-то, чего нет у европейцев и американцев. Метод Задорнова был воспринят на ура. Фактически в ту эпоху Задорнов стал пророком русского ресентимента, заменившего впоследствии национальную идею.
Задорнов отчасти стал заложником ситуации. О «смекалочке» русских людей, заменяющей им все остальные социальные навыки, он поначалу говорил с большой иронией, но спрос зрителей именно на такое сатирическое зеркало был слишком велик. Со временем стало казаться, что Задорнов просто рассказывает гадости про иностранцев: так, к примеру, родился связанный с именем писателя мем «Ну, тупые!». Ни в одном его монологе этой фразы нет, а прозвучала она в пародии Михаила Лукинского на Задорнова. Впрочем, он сам поверил в эту пародию. Этот утрированный образ настоящий Задорнов потом примерял. Например, в 2002 году в знак протеста против дискриминации сборной России на Олимпиаде в Солт-Лейк Сити он торжественно аннулировал американскую визу. Хотя другие источники уверяют, что он был лишен визы и въезд в США ему был запрещен. В монологах все сильнее чувствовалась шовинистская риторика, которую он использовал вслед за пропагандой, в начале нулевых еще травоядной. Он при этом травил соседей по СНГ вполне искренне, так же как критиковал Путина за продолжившийся курс на вестернизацию. Как бы то ни было, отношения с публикой в Молдавии, Грузии и на Украине у него испортились.
В конце 90-х он постарался отмежеваться от коллег по условному «Аншлагу» и от их совсем уж примитивного юмора. Однако времена все равно неумолимо менялись, и телевидение начало медленно, но верно терять позиции главного источника информации и развлечений. Статус «сатирик из телевизора» перестал быть таким престижным, как прежде. Вдобавок любовь Задорнова к реальным историям сыграла с ним злую шутку. В нулевых его стали часто обвинять в том, что сюжеты для своих выступлений он берет из интернета — с «Анекдот.ру» или из ЖЖ, говоря, что это ему поклонники прислали. Многие случаи «копипасты баянов из интернетов» были подтверждены, а один даже имел правовые последствия.
В нулевые годы ресентиментальные устремления Задорнова разрешились поисками настоящей глубинной основы величия России и русских. К сожалению для многих поклонников артиста эти поиски привели его в стан сторонников антинаучных идей Чудинова, Драгункина, Асова и прочих «славяноариев». Сатирик со свойственной ему харизмой и стилистическим совершенством речи стал пропагандировать теории о многотысячелетней истории России как части древнейшей высокотехнологичной цивилизации, происхождении всех индоевропейских языков от современного русского и прочую ересь. Непонимание и негодование вызывали его упражнения в народной этимологии, например, привязка любого буквосочетания «ра» к египетскому солярному божеству («Радость — достать Ра»). Кстати, со всей этой Гипербореей в сознание Задорнова вошло и родноверие. Этой квазирелигии свойственно обожествление сил природы, культ предков, вера в магию...
Какими бы идеями ни увлекался Задорнов в течение своей жизни, как бы они ни противоречили друг другу, он делал это искренне и не пугался излагать непопулярные мысли. За которые порой расплачивался потерей аудитории: за рубежом из-за позиции по национальному вопросу, внутри страны — из-за политической позиции, конфликтов с телеруководством, споров с интернет-пользователями. Можно с уверенностью предполагать, что шаг, сделанный Задорновым перед кончиной, был сделан им от души. В сентябре 2017 года он вернулся в лоно православной церкви и перед смертью прошел таинство соборования.