На самом деле мы с Польшей не так далеки. Даже внешне зачастую русские похожи на поляков. И по характеру. Славяне же. Так же, как и у нас, польская футбольная команда традиционно никуда не годится, но является при этом предметом всенародной любви и причиной постоянного расстройства. Польские женщины красивы, как и русские; поляки души не чают в гречневой каше; любят собирать грибы; ценят рыбную ловлю и знают толк в крепком алкоголе.
Поляки много дали русскому народу – предков Грибоедова, Лобачевского и Достоевского, отличных вояк, вроде маршала Рокоссовского и командарма Левандовского, фантастического летчика Леваневского, отца космонавтики Циолковского. Многих других.
Но есть одна черта, которой у русского народа нет совсем, а вот у поляков она выражена до странности. Это комплекс малого народа, (отсутствующий, например, у чехов, но в высшей степени присущий странам Прибалтики). Комплекс тяжкий, неизбывный и удивительный для столь многочисленного племени, как поляки. Этот комплекс, вкупе с культом страданий, непременными слезами и соплями, разрыванием рубах и бесконечными ковыряниями в прошлом, что называется, портит Польше карму по сей день.
Из истории человечества легко понять: порабощенные этим культом этносы становятся женственными и истеричными, они всегда готовы списывать все свои промахи на соседей и не останавливаются ни перед каким постыдным делом, обуреваемые историческими обидами. Обида же у поляков одна, но чрезвычайно сильная – на русских и на Россию.
Впрочем, эта обида – ситуационная. В период, когда Польша оказалась под немецкой пятой, союз польских патриотов отправлял телеграмму польским частям, воевавшим в составе Красной армии, с таким тестом: «своими героическими боевыми подвигами вы воздвигли мост, соединяющий нас с братским народом, с которым мы хотим жить в согласии и дружбе в предстоящие великие годы строительства после окончательной совместной победы над врагом». Во время освобождения Польши население встречало русских цветами. Вид Варшавы, открывшийся перед Красной Армией, был ужасен – город лежал в руинах, среди моря разбитых и взорванных зданий и тысяч непогребенных трупов возвышался один-единственный костел, который немцы, как номинальные христиане, не тронули.
Освобождение Польши обошлось Красной армии приблизительно в 600 тысяч жизней, и это притом, что во время войны с Германией Польша потеряла на поле брани куда меньше военных, всего около 66 тысяч, и около 400 тысяч предпочли сдаться в плен. Памятники советским солдатам в Польше стали появляться сразу, еще до окончания войны.
В городе Лежайске, знаменитом в довоенной Польше хасидском центре, где все евреи были уничтожены, во время похорон погибшего советского летчика капитана Никонова местный ксендз обратился к советскому командованию с просьбой взять могилу под свой надзор и соорудить за счет прихода мраморный памятник. В послевоенное время во многих местах Польши, где похоронены советские солдаты, возникли мемориалы, в каждом крупном городе – памятники и стелы.
Сейчас польский парламент принял решение эти монументы снести, как носящие коммунистическую символику, с лукавой оговоркой, что «если те не представляют собой произведения искусства и не внесены в реестр архитектурных памятников».
И тут поневоле вспоминается другая эпоха. Начало прошлого века, когда после революции в России Польша обрела независимость. За сто лет нахождения в составе России в польских городах появилось множество памятников и православных церквей, и главным из них, самым большим и прекрасным, был Александро-Невский собор в Варшаве, построенный по проекту Александра Бенуа и расписанный Васнецовым. Самое высокое здание города, роскошный храм, отделанный мозаиками, позолотой и ценными сортами мрамора. Алтарные колонны из яшмы пожертвовал царь Николай, колокола были изготовлены в Москве.
Независимая Польша буквально первое, что сделала – приняла решение снести этот собор. И экспертиза, которую дали ослепленные культом польских страданий «искусствоведы» из заштатного университета Вильно (будущей литовской столицы) провозгласила, что собор «не представляет никакой культурной ценности». Бенуа! Васнецов! Фролов!
Собор снесли, украв яшмовые колонны, которые поставили позже на могиле умершего от рака диктатора Пилсудского, а мрамор пустили с молотка.
Вообще-то памятники, построенные при русской власти, падали тогда один за другим. Причем полякам помогали, кто бы мог подумать… немцы. Те самые немцы, что потом разнесли польскую столицу, как поленницу. Еще при немецкой оккупации, во время Первой мировой, в 1917 году, были уничтожены памятники Паскевичу, Скобелеву, семи польским генералам, не поддержавшим мятеж 1830 года, все монументы царям, Ольгинский и Михайловский соборы в Варшаве, а по всей стране – около ста православных церквей. По сути, произошло ровно то же самое, что и в Советской России, только пораньше.
Сейчас мы редко вспоминаем период русской власти над Польшей. Спасибо советской лжи о «тюрьме народов». А ведь Варшава была одним из самых процветающих городов империи. И Варшавский академический театр, построенный при русских, был крупнее московского Большого. И электрифицирована Варшава была раньше большинства русских городов. И замощена камнем была сразу после Питера и Москвы. И много раньше Владимира и Ярославля.
Эта мелочная, злобная месть, которую поляки культивируют, это уникальное умение забывать все хорошее, и цветы для советских солдат, и братство по оружию, но оставлять в себе исключительно обиду – это не просто несовременно, это признак варварства и карликовости, некой неполноценности. Ныне эта любезная тамошнему плебсу позиция омрачает совсем не наше небо, а польское. И хочется пожелать полякам одного – поправляйтесь, братский народ, нельзя же болеть столько времени.
Что касается России. Хотелось бы, чтобы Александро-Невский Варшавский собор был воссоздан в России – и снова встал во всей красе, со всеми росписями и мозаиками, с яшмовыми колоннами и мраморными сводами, как памятник русскому и советскому наследию, уничтоженному в Польше.