Когда бабушка Мархаба узнала на видео такой знакомый поворот головы и эти родные черты лица, сердце ее чуть не остановилось. На кадрах точно была ее внучка Аиша, девочка — просто копия своей матери Айбике. Она не слышала о них вот уже полгода. Связь с ними прервалась еще в начале февраля. Все это время женщина практически не выпускала из рук телефон, вдруг на WhatsApp придет сообщение от дочки… Молчание… Полгода... Пока не увидела в Instagram Рамзана Кадырова видео, снятое в приюте Багдада. После освобождения Мосула туда привезли беспризорников, найденных на улицах города.
«Многие из детей говорят на смеси арабского и русского. Вот и предположили, что они из России. Кто они и откуда, где их родственники, теперь установить сложно», — рассказывает уполномоченная по правам ребенка в Дагестане Марина Ежова.
Ролик с детьми разошелся по мессенджерам и социальным сетям. У сирот вдруг сразу объявлялись несколько бабушек. Помимо Мархабы в черноглазой Аише узнали свою внучку еще две женщины.
«Поскольку у детей нет абсолютно никаких документов, пытаемся проверять объявившихся родственников. Хорошо, если остался семейный архив: фото, видео. Но зачастую это редкость, — объясняет Марина Юрьевна. — Многие, кто ушел в ИГ, просто обрывали всякую связь с близкими».
Мархабе Мурзагельдиевой повезло (если можно так выразиться в этой ситуации) — ее дочь и зять не прекратили общаться с родней. Да, обманывали о том, где находятся, но звонили и писали регулярно. Присылали фото и видео, которые сейчас стали для бабушки единственной возможностью доказать, что это именно ее внуки.
Айбике и Равиль Абдурахмановы уехали из России четыре года назад. Родне сказали, что едут отдыхать в Турцию, а потом, мол, решили остаться, чтобы учиться в местном исламском университете.
«На одном видео, которое дочка прислала, в кадре прошла женщина, с ног до головы одетая во все черное. Я и спросила у дочки, где же они на самом деле, ведь Турция — светская страна. Дочь сказала, что они рядом с открытой сирийской границей, — вспоминает Мархаба. — Уже потом дочь радостно проболталась, что зять устроился работать водителем в госпитале в Мосуле».
Познакомились молодые люди в Дагестане. Айбике приехала из Астрахани в гости к родне в Ногайский район. В 2012 году они поженились, уехали жить в Москву. Через год у них родилась Аиша. А потом, продав все, что у них было, уехали строить шариат в Сирию. И уже там у них родился Абдул-Малик. Сейчас он вместе с сестрой ждет встречи с бабушкой.
Но, чтоб родные встретились, одних фото и видео мало. Бабушке и внукам предстоит пройти тест ДНК. Казалось бы, чего проще — взяли биоматериалы, сравнили, получили результат, и все счастливы. Однако возникает множество «но», с которыми, как оказалось, мировое сообщество еще не сталкивалось. Биоматериалы для исследования надо доставить в одну лабораторию и потом уже сравнить. Дети в одной стране, бабушка в другой. Кто и как повезет биоматериалы? В какой лаборатории их сопоставлять? И, самое главное, кто оплатит все это?
Если бы речь шла только о единичном случае, то можно было бы как-то решить этот вопрос в частном порядке.
Но детей, родившихся уже на территории, подконтрольной ИГ (террористическая организация, запрещена в России), тысячи. Их родители гибнут, ребята оказываются в приюте. В то же время их ищут родственники. Причем сразу несколько человек могут утверждать, что это именно их ребенок. Эту ситуацию может разрешить тест ДНК.
«Это новый вызов времени. Как такового алгоритма нет. Рано или поздно надо будет выходить на принятие некоего международного документа в этой области, — рассказывает помощник детского омбудсмена России. — В проблему вовлечены многие государства, граждане которых оказались на территории Сирии».
Анализ ДНК вслед за установлением родственников поможет ребенку обрести и гражданство.
По данным уполномоченного по правам ребенка России, на территории Ирака и Сирии находятся около 400 российских детей. А тех, кто родился уже в ИГ, может быть в разы больше.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Juma Muhammad