18+
Осенью 2022 года прошла частичная мобилизация. Рабочие, офисные менеджеры, музыканты… На спецоперацию отправлялись разные люди. В их числе был и депутат Госдумы Олег Голиков, который до сих пор находится в зоне боевых действий. В интервью Daily Storm парламентарий рассказал о своем боевом пути: от замполита в полку морской пехоты до разведчика в отряде, работающем с БПЛА. Народный избранник признался, что доширак для него стал нормальным супом, хотя быт — это не самое сложное, с чем столкнулся Голиков в горячей точке. В апреле он планирует вернуться домой, где его ждет семья. Однако он не исключает, что вернется в зону спецоперации, в очередной раз слукавив жене.
— Расскажите, почему поехали добровольцем на СВО? Насколько тяжело далось это решение?
— На самом деле тяжело. Я с начала СВО здесь помогал: постоянно ездил с гуманитарной помощью к друзьям, поэтому с первых дней глубоко погрузился в проблематику и увидел, насколько все сложно. Как депутат Государственной думы и член партии «Единая Россия» я курирую город Ясиноватая. Он, а также город Волноваха находятся под кураторством Челябинской области.
Сюда часто приезжал губернатор Челябинской области, мы с ним вместе возили гуманитарную помощь местным жителям. Ну а потом было принято решение пойти и попробовать себя в качестве солдата и бойца.
Через Министерство обороны я пришел в военкомат, написал заявление, получил повестку, ну и, соответственно, отправился сначала под Ростов в зону подготовки. Мы провели боевое слаживание на базе полигона БАРС, где готовят всех добровольцев. В основном была общая подготовка. Восстанавливали знания по владению любыми видами оружия. Подтянули умение работать с радиоаппаратурой, была и работа с группой по обороне и захвату.
Через неделю уже был направлен в зону боевых действий. И полгода, как я здесь.
Первый город, который я посетил, был Мариуполь. Когда еще на «Азовстали» последние азовцы выходили, я на месте все это видел: и разрушенный город полностью, и всех людей, которые там оставались жить в подвалах.
Люди выходили из них, чтобы получить гуманитарную помощь и горячее питание, которое готовилось прямо на кострах. Помню тех детей, которых собирали в разбитых школах учителя просто для того, чтобы отвлечь от всей ситуации, от взрывов, которые там были.
После этого я был в городе Донецке, который находится под регулярными обстрелами до сих пор.
Я попал служить в полк морской пехоты. В одном из батальонов служил под Ясиноватой. Это был штурмовой батальон, который брал новые территории. Я там пробыл полтора месяца, побывал на передовой, пообщался с людьми.
Выполнял роль замполита — нужно было вновь поступающих бойцов, как говорится, воодушевить, мотивировать, поговорить с ними. У ребят проблемы остались на гражданке. Они обращались ко мне с вопросами по льготам для участников СВО: оплата ЖКХ, по кредитам и процентам, которые начисляться не должны.
Порой эти льготы не действуют на местах, нужно что-то доказать, какие-то справки предоставить. Мне приходилось включаться, помощникам приезжать с женами военнослужащих к главам территорий и муниципальных предприятий, которые должны все это выполнять.
— А как вы поднимали моральный дух бойцов?
— Моральный дух так и поднимался. Если у человека есть какая-то проблема на гражданке, которую он должен каким-то образом решать, находясь здесь, то понятно, что его это отвлекает от непосредственного выполнения задачи. Я брал это на себя, ребятам говорил, что все решим и все сделаем. Включался в эту работу и говорил им, что их основная важная задача — выполнять боевые приказы, поэтому они не должны больше ни о чем думать.
Потом история немного поменялась, я пошел работать в подразделение БАРС Каскад БПЛА. Они занимаются беспилотными летательными аппаратами. Прошел еще обучение, стал командиром одного из подразделений, занимаемся беспилотной разведкой. Это именно не дроны, а беспилотные самолеты.
Такой запрос тогда как раз появился у нашей армии, и мы с коллегами из Госдумы создали подразделение. Сейчас у нас их (БПЛА. — Примеч. Daily Storm) достаточно много. Мы присутствуем на всей линии фронта и корректируем огонь артиллерии. Теперь артиллерия не расходует свой боекомплект, как раньше. Она четко в несколько прицельных выстрелов попадает по цели. Мы — глаза армии и выполняем очень большую задачу.
— Был ли у вас до этого опыт участия в боевых действиях?
— Опыта у меня боевого не было, но я отслужил два года в Советской армии, то есть я с оружием знаком, это для меня не ново. Однако то, что здесь происходит, — это ужасно. Обстреливают мирные города, где нет военных: Донецк, Ясиноватая, Макеевка. Это очень страшно, когда едешь по улице, на которой происходят взрывы. Ты понимаешь, что двух минут не хватило, чтобы и ты оказался на месте разрушений. И ты бы там был среди людей, которые сейчас лежат, которые погибли. Начинаешь понимать, насколько грязна эта война.
— Что больше всего вас впечатлило, и в плохом смысле тоже, за полгода нахождения в зоне СВО? Когда было страшнее всего?
— Моменты такие были часто. Первая ситуация, с которой столкнулся, произошла в Мариуполе. Тогда еще возил гуманитарную помощь. Мы приехали в мариупольский зоопарк, там собрали местных детей, чтобы передать им подарки, гуманитарку. Местные взрослые решили организовать праздник: родители с детьми играли, их развлекал ведущий, была веселая музыка. И в том же помещении рядом стоял человек с баллоном и надувал шарики.
В один момент шарик внезапно лопнул, и все дети сразу попадали на пол, полезли под лавочки и стулья, к родителям своим. Мне это сразу бросилось в глаза и стало для меня поворотным моментом в осознании того, что надо идти сюда и помогать, служить. Дети психологически убиты этой войной: любой громкий звук для них — как разрыв снаряда. Эта история останется у меня надолго в памяти, я всем ее рассказываю на гражданке.
Была другая история, когда я уже служил в Донецке. Приехал на совещание с военными, и оно затянулось допоздна, где-то до 12 ночи. Когда все закончилось, я вышел, сел в машину и стал ее прогревать, потихоньку выезжал.
Где-то в квартале от меня начали взрываться СЗО (система залпового огня. — Примеч. Daily Storm) — это град, и прилет был достаточно мощный. В ту же секунду выскочил из машины, упал на землю, пролежал минут 15. К тому моменту прилетело где-то три-четыре снаряда.
Через 15 минут противник обычно перезаряжается и начинает следующий залп, либо, если не стреляет, — меняет позицию. Это значит, что есть еще где-то 30-40 минут — можно успеть уехать, потому что это место уже пристрелянное.
Тогда я быстро прыгнул в машину и уехал. Вокруг все было разбито, вылетели все окна и двери. Я ехал по улице, проезжал поврежденные здания. Ехал прямо по осколкам стекла, под колесами все хрустело.
Если бы выехал на 20-30 секунд раньше, я был бы прямо там (на месте взрыва. — Примеч. Daily Storm). И тогда это чувствуешь, понимаешь, что тебя пока что-то спасает, но для многих это потерянная жизнь. Такие моменты все время всплывают в голове, ты их прокручиваешь и думаешь, что способствовало спасению? Наверное, везение, но везет не всем.
— Много ваших товарищей полегло?
— Ну скажем, достаточно. Особенно на первом этапе, когда я служил в батальоне морской пехоты. В отрядах ребята шли штурмовать (позиции). То есть вот стоишь, разговариваешь с ребятами, они говорят — вот такие проблемы, берешь их под контроль. Человек уходит на штурм и не возвращается. Точнее, возвращается двухсотым или трехсотым. И эти ребята были моими земляками — да, это тяжело.
Сейчас мы на передок не ходим, бережем себя и коллектив — все высококлассные специалисты.
— А как устроен быт у вашего подразделения? Есть ли какой-то распорядок дня, место расположения?
— Мы не привязаны к какому-то месту. У нас специфика такая, что мы сегодня здесь, завтра там. Находимся на разных участках. Мы воевали под Угледаром, работали в Донецке, в районе Ясиноватой, по направлению Макеевки, Запорожья и Кременной. Там, где идут наступательные действия нашей армии, необходимо укреплять, больше ставить наших расчетов, чтобы мы летали и смотрели.
А вообще в разных местах живем: в подвалах, брошенных домах, машинах. Все зависит от погоды. Если погода хорошая — мы работаем 24/7. Иногда в таком режиме, что один спит, второй и третий работают.
Если у нас есть точка привязки на какой-то определенный срок, допустим, на месяц, то мы базируемся либо в каком-нибудь домике, либо в подвале. А там себе уже обеспечиваем быт — привозим воду, делаем умывальники. Если есть электричество, то вообще хорошо — протягиваем себе там удлинители, ставим нагреватели. Можем нагреть воды и даже помыться, принять душ. Сразу вокруг себя начинаем создавать какие-никакие условия, сами готовим еду. Ну и, соответственно, при задаче, поставленной в следующий раз, мы все это дело сворачиваем, уезжаем, ищем себе другое место и там снова начинаем обустраивать быт.
— Морально не тяжело постоянно менять место?
— Ко всему привыкаешь. Наши предки были кочевниками, все время перемещались, завоевывали какие-то территории, отстаивали свои. Но вообще страшно, что привыкаешь к войне. Привыкаешь к взрывам, привыкаешь к бомбежке.
В первые дни, когда я приезжал с гуманитаркой, это было страшно, что где-то раз — и взрыв, все трясется. Потом, когда я был в Каховке, испытал на себе первые хаймарсы, которые прилетают в километре от тебя, а тебя сбрасывает с кровати, как будто происходит землетрясение.
А потом ты уже просто различаешь, что такое приход, а что такое выход. Минус — это выход, когда стреляет наша артиллерия, а плюс — это приход, когда прилетает тебе.
Теперь в качестве еды для нас доширак — нормальный горячий суп. На гражданке, конечно, себе не позволял уже есть доширак, супруга мне готовила нормальные супы. Тут парни могут и мясо добыть, пожарить, и картошечку, иногда бывает, готовят. А так в основном сухпайки, потому что перемещаемся часто. Но горячий чай всегда спасает в термосе. Травяной, который присылают земляки с Урала. Спасибо всем большое.
— Вы упомянули жену, как она отреагировала на ваше решение поехать на СВО?
— Когда я начал ездить первые разы с гуманитаркой, она уже сильно волновалась. Спрашивала, как тут, страшно, не страшно? Конечно, до конца все не рассказывал. Говорил, что рисков нет никаких: ездим в зоны тыловые, привозим гуманитарку. Показывал разве что ей страшные фотографии разбитых городов, людей и детей в подвалах.
Но когда уже принял решение ехать, конечно, всей семье было тяжело воспринимать, потому что у меня многодетная семья, трое детей: старшему 23 года, средней дочери 18 лет — выпускница уже, а мелкому вообще четыре годика. Он меня спрашивает все время: «Папа, а когда ты победишь?»
Жена мне потом сказала: «Ну если ты решил, разве тебя остановить? Любые доводы бесполезны». Ну вот подписал контракт на три месяца, потом решил, что еще на три пойду. Она сказала: «Ты меня, как всегда, обманул, сказал, что через три вернешься — и опять ушел».
Приезжал вот в отпуск между контрактами, ну сложно всей семье. У меня еще мама в возрасте, ей за 80 лет, она еще тяжелее воспринимает. Это поколение наших родителей, которое пожило без войны, а их дети и внуки уходят на войну.
Спасибо большое семье за такую поддержку, уже полгода держатся. Время идет, дети растут, дни рождения справляем уже отдельно, Новый год тоже.
— Отличается праздник с боевыми товарищами от того, как отмечали его дома?
— Проходят все праздники так же весело и дружно, только единственное, коллектив исключительно мужской. Вот, например, Масленицу недавно тоже вместе отмечали, блины пекли сами. Первый раз в жизни делали блины, и даже первый блин не комом получился — идеально тонкий. Звонили нашим женам и узнавали рецепты.
Новый год отмечали так же, и елочка была, и слушали президента, и шампанское выпивали — все было. Правда, праздник тут проходит быстрее. Если погода хорошая — сразу поднимаемся и едем работать.
— Недавно СМИ писали, что вы продлили свой контракт. Это так?
— Сначала у меня контракт был три месяца, потом еще на три месяца я продлевал. Сейчас они истекают, и уже собираюсь возвращаться. Сейчас запрос избирателей в моем регионе говорит о том, что надо возвращаться, потому что очень много проблем на гражданке. Все-таки это стезя военных заниматься войной.
Я здесь был и посмотрел изнутри, подтянул много вопросов, которые касались обеспечения военных одеждой и бытовыми вещами и распределения гуманитарной помощи. Здесь контакт свой оставляю тоже, но надо сейчас на гражданку — там тоже люди ждут.
— Когда возвращаетесь домой?
— В середине апреля. Но судя по боевым действиям, я думаю, что эта война будет не один год, поэтому, возможно, что еще раз придется поехать и поработать. Те знания, которые мне здесь были даны, они, конечно, не должны просто так уйти, эти знания нужно использовать и передавать другим.
