18+
В Екатеринбурге 29 марта задержали журналиста издания The Wall Street Journal Эвана Гершковича. Сейчас его подозревают в шпионаже в пользу США, возбуждено уголовное дело. Ярослав Ширшиков, сопровождавший журналиста во время поездки в Екатеринбург, рассказал Daily Storm о давних опасениях Гершковича, что его «выдавят» из России, однако он всегда отзывался с большим уважением об РФ. При подготовке материала об отношении россиян к ЧВК «Вагнер» Гершковичу удалось пообщаться с местными парламентариями и оппозицией.
— Вы рассказали, что пару недель назад давали интервью Эвану Гершковичу, гуляли с ним по городу. Сейчас его обвиняют в шпионаже. Куда вы ходили с Гершковичем?
— Заходили в музей на экскурсию в водонапорную башню в историческом сквере. Куда мы еще ходили... В сквер на Октябрьской площади, который защищали общественники, я все ему рассказывал и показывал, как у нас отстояли горожане сквер. Больше никуда. Мы больше общались, нежели ходили куда-то.
— Пишут, что он пытался фотографировать заводы...
— Со мной этого не было абсолютно, мы обсуждали общественно-политическую жизнь города и обсуждали отношение горожан к фигуре Пригожина.
— Он освещал именно отношение к ЧВК «Вагнер» в обществе?
— Да-да! Именно так. Просил найти разных спикеров: как либерально настроенных, так и патриотически настроенных. Я его знакомил с разными людьми.
— А с кем удалось пообщаться?
— Фамилии называть не могу, поскольку материал, над которым он работал, не вышел. Он общался с одним из парламентариев наших, общался с главным редактором одного из ведущих СМИ города и он общался с простым работягой, как говорится. Я знакомил его еще с тремя героями, с высокопоставленным работником культуры.
— Какая была направленность у текста?
— Мне показалось, это была попытка сделать максимально объективное журналистское расследование. Опросить реальные настроения в обществе.
— Вы говорите, что это было расследование. Это была все-таки статья в формате интервью или же Гершкович пытался разобраться в какой-то проблеме?
— Ну, как материал-исследование, с комментариями разных героев.
— После того как он улетел в Москву, что происходило (Для подготовки материала Гершкович возвращался в Москву, но в конце марта прилетел в Екатеринбург, где его задержали. — Примеч. Daily Storm)?
— Он начал работать над материалом. Мы жили своей жизнью, он своей. И вдруг он мне пишет во вторник, говорит, сможем ли мы в четверг встретиться? Я говорю, почему нет? И в среду он, видимо, прилетел, но я даже не знал, что он в среду прилетит.
— Вы писали, что он оставил ваш номер в редакции.
— Он оставил на тот случай, если что-то произойдет. И вот, видимо, что-то произошло.
— После этого вы не общались?
— Нет, никак не общались. И никто ничего не слышал, к сожалению.
— Его обвиняют в шпионаже. Что вы думаете об этом?
— Он будет находиться в статусе задержанного до суда как минимум. Если будет доказано, что он собирал какие-то сведения... В чем я сомневаюсь, если честно. Его просто обменяют на какого-нибудь русского шпиона.
— Вы много общались с Гершковичем. Как вы вообще можете его описать? Что это за человек?
— Это очень приятный парень. 31 год ему, по происхождению русский еврей. Папа из Москвы, мама из Одессы. Они в 1979 году эмигрировали в Штаты из СССР, и там уже на свет появился Эван. Он прекрасно говорит по-русски, с заметным американским акцентом, но говорит прекрасно: с падежами, со склонениями у него все в порядке. Ну как на родном языке. Предложения строит грамотно с точки зрения русского языка. Веселый, добрый, улыбчивый парень. Светлый такой, светлый.
— Пишут, что он очень хорошо относится к России, любит русских. Вы тоже это заметили?
— Да, да, он тут шесть лет живет. Корреспондент по России и СНГ в Wall Street Journal, катается по всей России. Он с уважением, с любовью к России относится. Ему очень нравилось здесь жить до начала спецоперации.
— А потом отношение поменялось?
— Как началась спецоперация... Мы же как — не только он меня спрашивал, но и я его спрашивал. Он сказал: «Я опасаюсь, что меня сейчас будут пытаться выдавить из страны».
— Но предпосылок к этому не было?
— Нет, никогда.
