18+
«Ну вот, дорогие друзья, мы в самом сердце штаба Ксении Собчак. Как видно, работа здесь кипит полным ходом. Не будем мешать, поехали дальше», — говорит в камеру энергичный молодой человек в яркой дутой жилетке и устремляется к выходу. «Ничоси», — думаю я и продолжаю битый час наблюдать за работой, которая на самом деле не кипит. Суета, застигнутая самым оперативным корреспондентом на свете, наводилась его же коллегами. «Дождь», RT, еще пара камер — телевизионщики ищут раздатку, удобное место для съемки. Убери из штаба их — останутся пустые стулья, несколько ребят в телефонах и гулкое эхо от чьих-то расслабленных шагов.
И не сказать, что я ранняя пташка: приехала в штаб к часу дня. Готовилась к худшему. По крайней мере, именно в этом уверяла меня пресс-секретарь Собчак Ксения Чудинова: «Коллеги, у нас аккредитовалось уже 70 журналистов, нам просто негде вас будет разместить». Каково же было мое удивление, когда, открыв дверь штаба, я не увидела никого. Пару минут помешкала, может, я ошиблась дверью или этажом. Наконец-то появился человек.
— Здравствуйте, — говорю, — я журналист, издание «Шторм», — полезла за пресс-картой.
— Не надо, — говорит мужчина, — мы вам верим, но вы рановато приехали.
— В смысле? — немного обескураженно спрашиваю я, понимая, что на Дальнем Востоке уже закрываются избирательные участки, а я предупредила, что приеду к обеду.
— Ну, у нас все немного позже начнется.
— Во сколько?
— В сееемь, — неуверенно протягивает мужчина.
— Хм... а кто же данные с избирательных участков собирает? — моей наивности, должно быть, нет предела. В ответ мужчина оглядел пустой офис и пожал плечами.
Штаб разместился в коворкинге «Ключ» на Саввинской набережной. Типично лофтовое пространство, в котором одинаково уютно себя бы чувствовал и Дудь, и какой-нибудь бьюти-блогер. Вдруг раздался голос Собчак. Это была трансляция с избирательного участка. Ксения Анатольевна решила голосовать по открепительному, в музыкальной школе имени Бетховена.
«На что вы надеетесь?» — раздалось из толпы журналистов. «Ни на что», — ответила Собчак и отправилась по своим кандидатским делам. Я еще раз посмотрела на пустой рабочий стол с табличкой «команда Собчак».
— А вы журналист, да? — спустя полтора часа спросил у меня молодой человек в толстовке с надписью «весна близко».
— Да, — говорю я. — Виктория, «Шторм».
— Александр, — протянул он мне руку. — Ну... мы вообще в три начинаем.
Что именно они начнут в три — Александр не сказал. К трем начали стекаться телевизионщики, ближе к четырем привезли еду, напитки, скатерти. Присутствующие заняли удобные диваны и принялись ждать.
— А когда приедет Собчак? — решила спросить я у Александра в пять вечера.
— В шесть, — ответил Александр, оторвавшись от монитора.
— А чем штаб занимается?
— Вот тут у нас колл-центр, — он указал на троих молодых людей с телефонами в руках, — вон там (кивнул в сторону гирлянд, за которыми виднелись мониторы компьютеров) — видеомастерская... ну и все, — Александр озадаченно качнулся на стуле.
Пока в Сибири уже час как шел подсчет голосов, в штабе Собчак начали отстраивать звук в ожидании своего кандидата. Александр оповестил присутствующих, что поехал на CNN, на интервью Собчак, попросил не терять. Сказал, что заменит его Ксения, как оказалось, Чудинова, пресс-секретарь теледивы. С ее появлением в штабе началась беготня. Телевизионщиков опять выставили не там, где нужно, качество трансляции — откровенно хреновое, кофры разбросали по штабу, потеряли часть еды, да и столы еще не накрыли. Сотрудники штаба рассредоточились в разные стороны, неподвижными осталась лишь тройка из колл-центра. Журналисты стянулись к столику с чаем. До приезда Собчак оставался еще час.
«На сегодняшний момент нарушений немного. Мы видим повышенную явку, но мы никак не можем доказать: так из-за обширной агитации или происходят какие-то махинации. Я считаю нарушениями то, что фактически зафиксировано: камерами, наблюдателями. Таких нарушений немного», — уже в сотый раз говорит кандидат «против всех» с экрана штабного телевизора. На нем весь день крутят ролик с голосования Собчак в музыкальной школе. Под прицелом камер выглядит уверенной, местами даже убедительной: сделала, что могла, оппозиционер Навальный своей забастовкой оттянул голоса, а могли бы объединиться и все было бы хорошо.
Время близилось к шести вечера, на экране началась трансляция со встречи Собчак с главой «Эха Москвы» Алексеем Венедиктовым. Худенькая брюнетка из штаба который раз пытается разобраться со скатертью: расправляет ее, ищет лево-право, примеряется к столу, бросает все и исчезает в неизвестном направлении. На часах 18:00, кандидата нет. Зато есть песня со знакомыми словами: «покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне, нарисуй мне портреты погибших на этом пути». «Войну» Цоя почему-то решили сделать главным саундтреком проигрыша Собчак. Хотя она, по собственным словам, воевать ни с кем не собирается. В подтверждение этому блондинка отправилась к Навальному. В штабе стало тихо, журналисты прильнули к экрану.
«У меня нет с тобой общего дела. Все, что ты говоришь, — абсолютное лицемерие. Ты на этих так называемых выборах показала себя чемпионом этого лицемерия», — пылил Навальный. Собчак парировала и рассказывала про ликвидированные свалки, остановленные стройки — маленький шаг для России, большой — для кандидата «против всех».
«Ты сейчас серьезно?» — раздраженно уточнял оппозиционер. Она предлагала ему объединиться, он заявлял, что ничего общего у них быть не может. Иностранная пресса с открытыми ртами наблюдала за самыми интересными дебатами в истории этих выборов. «Раскол оппозиции» — читался в их лицах заголовок статей. Тем временем Навальный обвинял Собчак в том, что ее купили: мол, приезжала к нему в два часа ночи и рассказывала, что ей предлагали большие деньги за выдвижение. «Это вранье», — не соглашалась Собчак. Среди журналистов прокатывается тихий смешок. Все понятно, больше слушать нет смысла: логичная точка в якобы предвыборной гонке. Ясно, что Собчак вряд ли надеялась победить, но однозначно надеялась продвинуть свой бренд.
«Мы никогда не считали проценты, — говорит журналистам Игорь Малашенко, глава ее штаба. — Прошу помнить, что мы говорим об очень молодом политике, для которого настоящая схватка будет в 2024 году».
— А не лишний ли этот поход к Навальному, учитывая ее политические амбиции? — спрашиваю я.
— Ну пошла она к Навальному, ну пообщалась... бренд — гораздо более крупная вещь, чем разговор с Навальным, — равнодушно отвечает Малашенко, называя оппонента Собчак лузером и главой секты и предрекая ему печальный финал.
Так глава штаба Собчак, уверенной в том, что сможет объединить протестный электорат, забивает последний гвоздь в крышку гроба. «Здесь покоится бессмысленный и беспощадный российский протест».
Пройдет еще несколько часов, прежде чем худая брюнетка разберется со скатертью, а журналисты наконец-то дождутся еды. К накрытым столам выстроится очередь за минералкой и бутербродами.
«Приехала», — неожиданно раздался радостно-встревоженный вопль в девять вчера. Присутствующие с досадой посмотрели на наполненные тарелки.
«Коллеги, голос у меня громкий, всем слышно: через 15 минут начинаем», — прокричала поверх голов Чудинова и растворилась среди людей. Спустя мгновение ее уже показывали на мониторах, с Михаилом Коневым (лидер молодежного ПАРНАСа) они обсуждали предвыборную гонку. Их голоса неожиданно прерывались звуками «Войны» Цоя. Собчак, подобно боксеру низшей весовой категории, в окружении менеджеров и сподвижников, продвигалась к рингу — то есть импровизированной сцене
«Друзья», — начинает Собчак свою речь в микрофон. «Где звук? Звука нет!» — безликие люди, отстраивавшие звук с пяти вечера, забегали по штабу. Звук так и не появился: общение с кандидатом проходило по-свойски.
Собчак с улыбкой рассказала, что и впредь будет требовать свободы для политзаключенных. Оправдалась за наезд Навального: да, у нее маленькие победы в виде ликвидированной свалки, но она этого не стесняется, ибо дьявол в мелочах, разруха в головах и все в этом духе. Оправданиям она посвятила большую часть своего выступления.
— А что там насчет денег? — выкрикнул журналист.
— Это гнусная ложь, не знаю, зачем это делает Алексей. Я вас заверяю, более того, обещаю, что никогда больше не использую этот метод, но сегодня я его использую, чтобы вы мне поверили: я клянусь здоровьем собственного ребенка, что это наглая ложь, — отчеканила Собчак, будто готовилась к такому вопросу. Учитывая планы на политическую партию и выборы в 2024 году, людская вера — ее главный капитал.
«У нас впереди бессонная ночь», — подытожила Собчак и ушла раздавать комментарии федеральным каналам. Все присутствующие, включая ее саму, знали, что удел кандидата «против всех» — в пределах двух процентов: больше, чем у других — Титова, Сурайкина, Бабурина, даже Явлинского, но не настолько, чтобы протестные настроения выглядели серьезными. Именно поэтому Собчак попросила собравшихся в штабе не судить строго и простить ошибки, ведь «это наша первая, но, надеюсь, не последняя кампания».
Возвращалась домой я уже ближе к полуночи, занятая подсчетами: Путин пришел к власти, когда мне было девять, в 2024-м мне будет 33. Я не знаю другой страны, и завтра ничего не изменится: Путин снова проснется президентом, набрав 76%, Собчак возьмет 1,67% — больше, чем у Титова, Бабурина, Сурайкина и даже Явлинского. Сколько наберут последние, интересовать никого не будет. Навальный останется главой, как выразился Малашенко, своей секты: будет бойкотировать и пикетировать. Все останется как и прежде, в том числе и мои политические предпочтения: я по-прежнему не знаю, какое применение найти собственному голосу.
