18+
Разговора с лидером «Левого фронта» Сергеем Удальцовым я добивался около недели. Трижды переносили встречу из-за его довольно плотного графика. В погоне за оппозиционным политиком пришлось из столицы ехать в город трех революций – Санкт-Петербург. Именно там Сергей со своими соратниками в год столетия Великой Октябрьской социалистической революции (по старому стилю – 25 октября) дал расширенную пресс-конференцию обновленного «Левого фронта». На которой представил свой манифест и объявил о возобновлении активного участия в политической жизни страны.
При встрече Сергей произвел впечатление более чем адекватного и приятного человека. Видно, что тюрьма его не сломила, а отсидел он 4,5 года в колонии. Тюрьма укрепила веру в дело, которому он посвятил большую часть своей жизни: доказать России и ее гражданам, что лучший мир возможен.
Об этом и многом другом мы поговорили с Сергеем после пресс-конференции в уютной питерской кафешке.
— Сергей, начнем с простого, раз уж мы с тобой в Санкт-Петербурге. Все-таки шаурма или шаверма? Как вообще к питерским языковым особенностям относишься?
— Без предрассудков. В тюрьме сидел когда, разговаривали с сокамерниками не то чтобы по фене — ну, там вообще никто не говорит по фене сейчас — но на местном жаргоне. Частично на нем разговаривали. Я вышел – никакой зависимости от этого жаргона не испытываю. Он меня и там не раздражал — определенный колорит. Так же и здесь. Шаверма или шаурма? В Москве я привык к шаурме. Если здесь шаверма – да ради бога. Такой колорит даже придает местную изюминку определенную. Кстати, шаурму, она же шаверма, после освобождения я сейчас первый раз ем. Как-то вообще отвык от фастфуда.
— С твоим достаточно активным образом жизни отдыхать-то удается?
— Честно? На столько лет вперед наотдыхался в этих стенах тюремных, что надоело. Вот реально, в этом изоляторе... Конечно, находишь чем себя занять, если ты не совсем овощной персонаж: читаешь, спортом по минимуму хотя бы занимаешься. В «Матросской Тишине» по громким делам держат в спецкорпусе – строгий режим, жесткая изоляция, отсутствие связи. По большому счету — это такое безделье! Время тянется. Отдыхать после этого невозможно, наоборот — хочется что-то делать. Штаны в колонии шить приходилось, минимальные навыки получил. Так что если чего – обращайся (смеется). Ну а в целом жизнь там не то чтобы праздная, но безынициативная, за тебя все решено. Это утомляет, потому сейчас, наоборот, хочется двигаться, осуществлять проекты. Расслабляться можно в 20 лет. А в 40 – можно и втянуться, опасно это.
— Сложно было адаптироваться по выходу? Каким бы маленьким ни был срок, все-таки 4,5 года...
— Ну срок все же не критичный. Конечно, первые дни было такое ощущение, будто в каком-то мультфильме находишься. Люди ходят, машины ездят. Там-то этого нет ничего. Люди в робах ходят, с бирками или милиция — больше никого нет. Медсестры приходят. Они все такие неказистые тетеньки... Правда, большинство зеков слюни по ним пускали (смеется). В общем, первые дни было немного непривычно, но я бы не сказал, что процесс адаптации сильно затянулся. Капитально из жизни я не выпал. Хотя кое-что удивляло, резало глаз...
— Вот да. По ощущениям, сильно Россия изменилась за это время?
— Я бы не стал преувеличивать. Каких-то прям кардинальных перемен не произошло за то время, пока я был за решеткой. По крайней мере – точно не в лучшую сторону. Все то, о чем мы говорили еще в те годы (2011—2013. – Примеч. «Шторма») – все актуально. Жизнь людей не стала лучше. Да, есть какая-то внешняя мишура в Москве той же, например. Плиточку положили, электричку запустили. Оно, может, в целом и неплохо, вопрос – какой ценой? Наиболее ли это были приоритетные цели? А процессы разобщения гражданских сил и протестного движения – они начинались еще тогда. Это не новое для меня явление. Лучше не стало. Все ухудшается и консервируется. Печалит еще то, что оппозиционное протестное движение находится сегодня в худшем состоянии, чем в годы организации крупных протестов. Тогда было больше консолидации, солидарности. Понятно, что тому есть объективные причины – разобщенности и власть способствовала, и украинские события, и много чего другого. Были надежды, что альянс будет прочнее, а не как сегодня – разброд и шатания. Ну ничего, будем исправлять.
— Окей. С Россией все понятно. А Удальцов до отсидки и Удальцов после – это разные люди?
— Были периоды уныния за эти годы. Все живые люди. Делать нечего, считаешь дни. Столько сил вложено, а чего достиг? Куда попал? Какие результаты? Вроде как себя не предал, репутацию не испортил. Хотелось, конечно, большего, чем попасть в тюрьму (смеется). В депрессию однако не впал, уныние удалось побороть...
— Жена, Анастасия, помогала?
— Настя – святой человек, конечно. Там видишь как... Не важно, у кого какая статья, семьи разрушаются на раз. Особенно если человек на приличный срок садится. Поддержка у меня была огромная. На свидание приезжала, передачки привозила. Какие-то были сложности когда – Настасья Олеговна всегда помогала, шум поднимала, депутатов подключала. Разные моменты были: и давили на меня, и интервью покаянные предлагали записать, и так далее... Кстати, когда выходишь, резкая смена обстановки – довольно-таки волнительный период. Неуверенность была, состояние прострации. Но благо избежал всего этого. Кардинально я не изменился.
— Мысли-то были — бросить все? И гори эта политика синим пламенем...
— Если бы я почувствовал, что я разочаровался во всех своих взглядах, и задался вопросом, ради чего все это нужно вообще... Администрация тюремного учреждения через лояльных, управляемых зеков все время эту идею мне через них вбрасывала. Периодически на беседы вызывали. Одна мысль мне только и вдалбливалась: «Сергей, видим, нормальный ты парень, у тебя семья, зачем тебе это все надо. Ты человек грамотный, выходи, работай юристом по профилю, а это все — шляпа, вся эта ваша политика». Но не вдолбили. Убеждения если есть, то не на пустом месте. Единственное что – стал более осмотрительным, аккуратным, особенно после таких провокаций в нашем деле. Однако в паранойю не впал, сломать не удалось.
— Чем новый «Левый фронт» отличается от разгромленной и обезглавленной несколько лет назад организации?
— Новый «Левый фронт» не на 100%, конечно, отличается от своего предшественника. Мы всегда делали ставку на реальное взаимодействие с гражданами по решению их проблем. Информационная помощь, людские ресурсы, кампании солидарности, юридическая помощь. Сейчас актуализируем все свои связи. В той же Москве проблем много: реновация, переселение, капремонт, украшательство собянинское. Куда деньги расходуются и насколько оправданно? Нужна ли людям ежегодно новая плитка? Очередной распил, освоение денежных потоков. Вот по таким проблемам мы будем помогать людям. На острие событий, без крайностей, но довольно остро будем работать. Сейчас готовим «День народного гнева» — регулярные акции с четкой повесткой по системным требованиям: вопросы о собственности, налогообложении, формировании тарифной сетки, низких зарплатах. Эти детали – неэффективнось всей системы. Мы не будем кидать точечные камни в кого-либо. Медведев – негодяй? Или Путин – негодяй? Да все они там негодяи — просто потому, что работают на эту систему. Кто-то больше нравится, кто-то меньше, но мы здесь не женихов и невест выбираем. Мы говорим о глобальных проблемах. Протестная повестка остается по максимуму.
— Интернет будете осваивать? Все-таки левые в информационной среде остались несколько позади либералов.
— Конечно! В те годы интернет тоже важную роль играл, но за эти годы стал еще актуальнее. Это способ донести свои идеи, на ТВ не пробьешься же. Сейчас набираем техническую базу, совершенствуем ее. Наши конкуренты ушли дальше за это время. В целом левые немножко отстают, да. Но тому есть объективные причины: ресурсов не хватает, кадров профессиональных. На одном энтузиазме тоже долго не проживешь. Но мы работаем над этим.
— Смотрю я на левых, Сергей, общаюсь с людьми в этих кругах, да что там — и сам левых взглядов придерживаюсь. Но где-то в воздухе витает ощущение, что что-то здесь не так. Чего не хватает сегодня российским левым?
— Драйва, Никит, на мой взгляд. И яркой, современной подачи и обертки. Слова-то правильные. Но не модно, как-то кондово все делается, уныло, неинтересно. Я не говорю, что «Левый фронт» в одно мгновение все это перевернет, но у нас есть понимание чего не хватает. И мы ищем соответствующие кадры. К нам приходят молодые люди с разными талантами, надо их просто правильно направить. Молодежь сегодня имеет клиповые мышление, сознание. Серьезными философскими текстами за душу их не возьмешь. Они их не прочитают даже, за редким исключением. У нас задача не секту высоколобых интеллектуалов создать, а проникнуть в массовое сознание. Придется где-то подстраиваться под их уровень, восприятие. Иначе мы будем просто непонятны им. И при этом надо соблюдать баланс, не впадать в вульгарность, подыгрывая нашим критикам. О людях надо говорить, но простым и доступным языком. Смотришь, как живет народ: отсутствие социальных лифтов, нереализованность, низкие доходы. Об этом и надо говорить прямым текстом. Без пафосных словечек.
— Сегодня в обществе назревает конфликт отцов и детей. Если уже не отцов и внуков. Есть сильный запрос на новые и молодые лица в политике. У «Левого фронта» есть такой кандидат на должность президента России?
— «Левый фронт» — не какая-то унитарная структура или иерархическая партия. Мы представляем широкое движение, где собираем очень разных людей. Есть разные мнения, но у нас нет задачи выдвинуть кого-то именно от «Левого фронта». Мы работаем в качестве модератора происходящих в движении процессов. Сейчас вот выдвинули идею праймериз. Открытую дискуссию без кулуарностей и с прозрачностью. Есть много достойных кандидатов. Если не получится идею праймериз организовать сейчас – оставим ее как задел на будущее. Конечно, есть определенные опасения многих ведущих политических левых сил, что их не выберут на праймериз. Эту инерцию надо преодолевать.
— Так какие гипотетические критерии выдвиженца от левых сил?
— Максимально яркая, новая и достаточно молодая фигура с хорошим потенциалом и прицелом на будущее. В фамилии вдаваться не буду, просто скажу, что такие люди во всероссийском левом движении есть. Новое лицо, яркое, узнаваемое, энергичное, способное консолидировать максимальное количество наших сторонников, – с таким человеком в президентской кампании не грех отработать, обкатать его. У нас в целом фарсовая система выборов, но на тотальный бойкот запроса нет. Его можно сделать, но эффекта положительного от бойкота нет. А наши ветераны... у них есть уже предел возможностей. И они это сами понимают. Зачем из раза в раз повторять одно и то же? Вы свою работу сделали, почет вам и уважение, дайте дорогу молодым.
— В 2012 году ты был доверенным лицом Геннадия Зюганова на президентских выборах...
— Да, и это говорит о том, что у меня нет к нему ненависти или личной предвзятости. Просто тогда был другой фон у этих выборов. Было мощное консолидированное протестное движение. На каком-то этапе была вполне реальной борьба за второй тур президентских выборов. Мы считали, что как кандидат от левых сил – он был человек, которого можно было поддерживать и делать на него ставку. Мы и либералов убеждали его поддержать, и некоторые скрипя зубами это сделали. Тактика была тогда правильной. Но протест пошел на спад, да и КПРФ заняла более осторожную позицию... Ничего личного. Сейчас повторять опять тот же самый сценарий, считаю, не стоит.
— Давай перейдем к Ксюше Собчак, какую бы эта тема уже ни набила оскомину. Возможна ли серьезная борьба левых сил с ней за второе место на выборах?
— Президентские амбиции Собчак – это продуманный политтехнологический ход. Я его называю «ход Собчак». Полностью очертания ее команды еще не оформлены, но многие лица уже просматриваются. Все это согласовано либо с администрацией президента, либо лично с Путиным. А может быть, оттуда и инициировано. Для меня только такая развилка существует. Инициатива шла либо от нее наверх, либо сверху к ней. Я ждал примерно что-то подобного.
— Некоторые эксперты прочат ей порядка 10-15%, в случае если ей удастся выдвинуться.
— В 2012-м Прохорова мобилизовали, убедили. Он хоть и без особого энтузиазма, но участвовал в выборах. Он был кандидатом, конечно, для либеральной публики. Теперь либералам кинули приманку Собчак. Ее папа-то, мягко говоря, человек не очень для левых приятный и симпатичный, а она — тем более. Кость кинута для либеральной общественности. С Прохоровым потоньше было, здесь уж очень явно. Это даже на плевок определенный похоже. Вся ее репутация, биография, выходки... Сейчас она остепенилась немного, семья появилась. Но Ксения – человек циничный очень, я ее знаю. По взглядам – ультралиберальная, агрессивная, правая. «Вы все быдло, бедные, неудачники, — проскальзывает это у нее постоянно. — А мы – белая кость, можем зарабатывать, деньги решают все. Это нормально, это круто. Капитализм, конкуренция, рынок». В общем, набор ценностей из девяностых. Недаром глава ее штаба – Малашенко, который Ельциным еще в 1996 году занимался. Демократ первой волны. Поэтому Собчак – это вызов для либеральной общественности. Они должны ее игнорировать, это развод. Власть понимает, что интерес к выборам со стандартными кандидатами будет невысокий. Власть, по всей видимости, надеется через Ксению отработать свой сценарий, повысить интерес к выборам, увеличить явку. Приманка «против всех». Ну это же бред! Это Ксения Собчак, а не графа «Против всех».
— А теперь продолжаем логическую цепочку. Ксения – кандидат в президенты. Истерика вокруг трейлера фильма «Матильда». Появление православных экстремистов в лице организации «Христианское государство». Попытка убийства журналиста «Эха Москвы» Татьяны Фельгенгауэр невменяемым поклонником, которого Таня телепатически насиловала. Ряд можно продолжать бесконечно дальше. Тебе не кажется, Сергей, что происходящие вокруг события — из области психиатрии? Люди сходят с ума?
— Я эти все процессы наблюдаю уже давно. Этот абсурд, идиотизм – развивается на моих глазах последние лет десять. Сейчас у нас в центре внимания — Поклонская со своими мучениями Николая Второго. Это идиотизм. Но такие полезные идиоты – они властью используются. Дай им сигнал – замолчите, хватит. Они же все из этой системы, вертикали. Вызовите их на Старую площадь, или куда их там вызывают. Делается на раз-два. Но этого не происходит. До Поклонской Милонов был. Они меняются периодически. Один пофеерил, его на пенсию, новый персонаж появился. Мизулина выступала. До этого еще были – Железняк, Яровая, Слиска. Эти персонажи постоянно рокируются. Это все полезные идиоты, энтузиасты. Ситуацию доводят до абсурда, а власти это очень удобно, так как постоянно переключается внимание населения от насущных проблем. Так же, как и внешняя политика сегодня используется. У человека зарплата копеечная, кушать нечего, детей надо накормить, перспективы отсутствуют, лечиться не на что – если его ничем не отвлекать, то он завтра за вилы возьмется. Потому активно муссируются ужасные истории. Бесконечные ток-шоу на телевидении, полгода обсуждали, как Диану Шурыгину изнасиловали. Я еще сидел, когда это началось. Теперь вот «Матильда». На этом фоне идет клерикализация. Вот эти полезные идиоты выступают...
— И какой выход из этого мракобесия?
— Консолидация здоровых сил. Ответить, а не молчать. Выстроить широкий левый фронт против клерикализации той же. Мы за свободу совести. Пожалуйста, любую религию исповедуйте, но нам не навязывайте. Православные есть, мусульмане, масса людей вообще не верующих. Зачем вы это делаете? И в школы это все приходит, и в армию, и в местах лишения свободы. Меня поразило, что к нам баптисты приезжали и агитировали в колонию... И еще я хочу высказать одну очень важную мысль. Почему недостаточно ярко мы работаем? У левых работа всегда основывалась на идейных принципах, на энтузиазме. У либеральной оппозиции есть более мощные спонсоры, в том числе часть нынешней элиты, их возможности несопоставимы с нашими. У власти вообще неограниченные ресурсы. Но наша раздробленность в левом движении – приводит к тому, что профессиональных кадров мало и они распылены по разным организациям. И у всех кадровые проблемы, бесконечные прорехи. Понимание, что ради этого надо объединить усилия – пробивается с трудом. У нас много идиотизма, откровенно об этом говорю, чтобы достучатся до тех, кто это прочитает. Надо это прекращать. Хочет кто-то в секте своей сидеть – до хоть до второго пришествия сиди. А те, кто хочет дела делать, – давайте соединяться. Иначе пойдем по украинскому сценарию.
— Завершая беседу, Сергей, я все-таки спрошу. Давно интересно. Твой единообразный стиль в одежде – это какая-то фишка, как у Стива Джобса?
— (Смеется) У меня вообще аскетичный подход к материальным благам. Без крайностей, конечно. Я сторонник ухода от предрассудков. Никому не навязываю моду, стиль, как правильно, как неправильно. Человек должен быть максимально свободен. Если мне удобно, если я чувствую себя комфортно, мне хорошо – это не значит, что я кому-то бросаю вызов. Я не грязный, не вонючий, людей не отпугиваю. Это мое личное дело. Плюс – это просто, дешево, сердито. Такой у меня образ мышления. Нам общество постоянно навязывает стереотипы: тут ты должен так одеться, здесь так, там такой дресс-код, сюда ходить можно, сюда нельзя. Зачем нам, левым, играть по этим правилам? Кому нравится в костюме с галстуком ходить – да хоть день и ночь ходи.
— Ходил в костюме с галстуком?
— У меня костюм был, на выпускном вечере (смеется). Но честно говоря, мне так неудобно. И кстати, нет, это не продуманная концепция в единообразии одежды. Может, завтра мне это надоест и я оденусь в какие-то яркие кислотные наряды или в смокинге начну ходить. Не знаю... Все этому слишком много внимания уделяют. А у нас есть дела и поважнее.
