Восемь лет назад, 6 мая 2012 года, в Москве прошел «Марш миллионов» — протестное шествие, которое закончилось столкновениями между полицией и манифестантами. Главным итогом акции стали уголовные дела о массовых беспорядках и насилии в отношении представителей власти. Фигурантами «болотного дела» стали более 30 человек. Суды вынесли большую часть обвинительных приговоров. Многие журналисты и правозащитники назвали уголовное преследование активистов политически мотивированным.
Узники «Болотки» свои сроки уже отсидели, а те, кто не отсидел, давно бежали из России и получили политические убежища. Сторонники оппозиции называли фигурантов этого дела политическими заключенными, они прошли через многое и, по ощущениям, уже начинают мифологизировать то время. Daily Storm поговорил с молодыми людьми, которые во времена тех событий учились в школе и на митинги не ходили, о том, как для них тогда выглядело протестное движение и к чему оно, по их мнению, пришло сейчас.
Матвей Александров, политический активист.
В тот момент, когда была «Болотка», я учился классе в шестом и, понятно, не участвовал в митингах. Никто из моих родственников туда не ходил, да и не интересовался этим в принципе тогда. Я был отдаленно в курсе, видел, что по телевизору рассказывали, и это меня триггерило, но не сказал бы, что сильно.
Мне не нравилось, что ребята, ******** [избив] мирных людей, (а в них никто не кидал коктейли Молотова, никто не ломал им руки) выходили к журналистам и жаловались, что вот шлем украли, еще что-то. Это такая мелочность! Просто некрасиво как-то, но тогда мне скорее все равно было.
Не было понимания, зачем это нужно лично мне. Я и не говорил об этом с одноклассниками, педагогами. И никого в школе это особо не интересовало.
В принципе, сейчас я, конечно, жалею, что не смог это застать в зрелом возрасте, потому что это было интересно и драйвово, безусловно полезно, потому что вот тогда и появилось «ОВД-Инфо», без которого сложно сейчас представить жизнь общества, а не только протестную деятельность.
То, что произошло на Болотной, практически сразу расставило по местам известных в протесте людей, которые в этом были задействованы, но при этом не были реально готовы участвовать в борьбе, вкладывая в это силы и время. Эти люди быстро откололись, и это отчасти плюс, потому что Болотная наглядно показала, что на эйфории нельзя выехать, на лозунгах про добро и здравый смысл. Стало понятно: то, что нас много и [к власти у нас] разумные требования, не играет особой роли, потому что наши оппоненты готовы применять насилие и репрессировать, и бороться придется существенно больше по времени, чем ожидалось. Это болезненный опыт, но через это стране и оппозиции нужно было пройти, чтобы понимать: государство готово полагаться только на силу.
Поскольку я тогда смутно представлял, что за политические силы были на Болотной, нельзя сказать, что я кому-то начал симпатизировать именно тогда. Вот то, как действовали менты, меня возмутило и укрепило в мысли, что это странные ребята, которые ведут себя... дискомфортно. Я был мало вовлечен в политику в силу возраста. Желания в ней активно участвовать именно тогда у меня не возникало. А когда желание заниматься политической деятельностью появилось, оно возникло само, а не под влиянием протестных акций.
Антон Броневицкий, журналист, поэт.
Учился я тогда в седьмом классе, в самой обычной школе спального района Москвы. Я поддерживал протесты уже тогда. С детства читал советские книжки про революцию и Гражданскую войну, казалось, что вот он — новый 1917 год.
На митинги не ходил, мать и отчим не пускали, но к телевизору во время новостных выпусков буквально прилипал, чтобы узнать новости и посмотреть репортажи с места событий. Тогда были надежды на перемены, ощущение, что будет лучше. Перемены оказались совсем другими — режим стал авторитарнее и жестче.
В школе мы про это особо не разговаривали, учителям, наверное, казалось неправильным рассказывать про такое детям 13-14 лет. К тому же казалось, что я единственный в классе интересовался политикой.
Думаю, тактически от акции на Болотной вреда больше, чем пользы. Многих посадили, власть не сменилась и не изменилась в лучшую сторону.
А стратегически говорить, наверное, рано еще, время покажет. Для меня любое серьезное народное выступление важно. Тогда же власть конкретно испугалась. Значит, для изменений в тот момент набрался необходимый минимум людей. Но, наверное, самое показательное для меня в тех событиях — это поведение либеральных «лидеров оппозиции», для меня они — виновники провала и разгрома гражданского общества. И очень жаль, что люди все еще слушают их, ведь они показали тогда свою предательскую и трусливую натуру.
Спустя какое-то время эта история меня подстегнула, конечно. И тогда я довольно серьезно уже заинтересовался политикой. Когда я впервые пошел на митинг (это было уже после окончания школы), я вспоминал «Болотку», да и всегда вспоминаю о ней во время более-менее крупных акций протеста. Она — этакий ориентир «плана минимум».
Ксения, журналист
Я училась в 11-м классе, работала на двух работах, была довольно аполитичной и не могла понять, откуда у взрослых людей столько свободного времени, чтобы ходить на все эти митинги. Параллельно я еще готовилась к поступлению, и мне казалось, что это митинги для бездельников, если честно.
В общем, я думала, это какая-то довольно странная история. Вокруг меня было много взрослых, которые постоянно ходили на митинги, горели этим, говорили, что они сейчас все изменят. Вот это я сейчас хорошо помню. Вот эти люди, которые, как мне тогда казалось, стали смотреть на мир взглядом наивных подростков. Я относилась к протестам критично и считала, что они ничего не изменят. Я была убеждена, что никто не готов ни к каким решительным действиям. А ходить на площадь, размахивать белыми ленточками и кричать во славу Навального — это красиво, здорово, весело, но ни о чем. Это никогда ничего не меняло и не изменит. Все, кто туда ходил, четко заявляли, что у них мирный протест и они своими стояниями на площади что-то изменят.
Основным кругом моего общения были люди из силовых структур, но было достаточно и оппозиционеров. Ну и вот о какой революции можно было говорить, когда никакая армия и милиция на сторону восставших не переходила и переходить не собиралась!
Мои одноклассники тоже не были политизированными, мы с ними не особо что-то обсуждали. В основном из-за того, что, повторюсь, у меня было на тот момент две работы.
Многие люди считают Болотную важным моментом в своей личной истории, а значит, и для истории страны это важный момент. Такой критерий: если есть миллион человек, которые считают, что старт Гагарина — история, то это становится историей. И тут так. Но люди пострадали. И во многом то, что произошло с «болотным протестом», лишило всех шанса на изменения теперь.
Но то, что потом произошло с людьми вокруг этого движа, вокруг протеста... Они демонстрировали, что никакой возможности что-то изменить у них не было. Потому что оказалось, что ненавидят друг друга они гораздо больше, чем власть.
Я всегда занимала позицию наблюдателя. Это не столько с политикой напрямую увязано, вообще в жизни. Мне нравится смотреть. И это как было, так и осталось — когда работать начала, приняла решение, что о политике писать никогда не буду, слишком мерзкая среда, а в помои нырять каждый день мало удовольствия. Просто не хочу выбирать из «оба хуже».
Константин, имеет отношение к политике.
Я тогда нейтрально относился к этому событию и на тот момент был не особо в курсе происходящего. Я в целом был аполитичен. 10-й класс. В школе были вещи поинтереснее. Сейчас же я считаю, что полиция и «Эхо Москвы» сработали очень слаженно. Завели всех на остров, оцепили и ******* [побили]. Сама по себе эта история меня не тронула, политикой я заинтересовался позднее.
Дмитрий, менеджер
Я учился в 11-м классе и готовился к экзаменам. Но вообще очень сложно было не сбежать на митинг. Родители очень строго запретили участвовать, хотя очень хотелось. Тогда же с ленточками все ходили, думали, что вот страну изменят, что Путин уйдет. Ну хрен там! Понятно, что никуда он не уйдет. Мне тогда, конечно, казалось, что что-то великое происходит. Восстание, баррикады, вся фигня. Ну понятно, что ничего из этого не получилось, как обычно пострадали простые люди. Кто-то сел, кто-то бежал. Не знаю, как им со всем этим живется и есть ли у них вопросы к тем вот лидерам оппозиции, которые все это исполнили, но до сих пор неплохо себя чувствуют. Я все еще против Путина, но как его поменять — не вижу... Может, сам уйдет.
7 мая 2012 года в зачищенной от оппозиционеров Москве Владимир Путин принял присягу президента России. Организаторы «Марша миллионов» пытались высказать несогласие с его избранием. Сегодня, одержав победу на последних выборах с рекордной для себя поддержкой избирателей, он остается президентом.