На журфаке меня учили другому. Что на интервью нужно заявляться со списком вопросов, построенных по принципу «перевернутой пирамиды», от общего к частному. Что следует с умным видом делать пометки в блокноте, пытаясь поймать на противоречиях. И что реплики мои должны «раскрывать героя», одновременно выступая и логической связкой между частями текста.
Но я шла беседовать с человеком, который за последние две недели разрушил абсолютно все шаблоны в политике — и мои заготовки так же ушли в уничтожитель бумаг.
Его фамилия — Саралидзе. Но все зовут этого крепкого чернобородого мужчину по имени: Заза.
1 декабря 2017 года его сына Давида убили на улице Хорава в Тбилиси — в пяти минутах ходьбы от школы №51, где 16-летний парень учился. Следствие и суд так и не нашли преступников.
30 мая — две недели назад — Заза призвал грузин собираться на митинг. И они вышли, начав самые массовые протесты в новейшей истории республики. Которые с переменным накалом продолжаются до сих пор, несмотря на то, что добрая четверть жителей уехала на сезонные работы к приморским курортам.
Ядро манифестаций — самые обычные люди, далеко не молодые мужчины и женщины. Как в случае Саралидзе, их детей убили, а полиция и прокуратура либо просто бездействовали, либо откровенно покрывали убийц; большой репортаж с одного из таких митингов с монологами отчаявшихся родителей «Шторм» опубликовал ранее.
Меня предупреждали:
«Ты что, к Зазе не пробиться! Разве через соратника — крутится рядом с ним такой «саакашвилист» и профессиональный оппозиционер Звиад Куправа. Где Куправа? В тюрьме, впаяли 14 дней за стычку с полицией 11 июня. Они тогда проспект Руставели пытались перекрыть. Что? Как к Зазе попасть? Ну, выходит, никак. У него даже телефона нет. Журналисты, говорит, обрывают».
На самом деле телефон у Саралидзе, конечно, есть. Но чаще всего отключен. Да уж, уличный вождь без гаджета — разительный контраст с нынешними «революционерами» при последнем айфоне, шатающими режим через Twitter.
…Но все оказалось на удивление легко. Я выхватила его в толпе на одном из митингов — и попросила об интервью. Он выделил двадцать минут. А когда начал говорить, в бесконечный и в то же время первый раз изливая свою историю: историю отца, историю поколения, — я поняла, что прервать его исповедь своими заготовками («Вам за 40, как вы относитесь к СССР?» — офигеть вопрос, да?) — значит нанести ему почти такую же боль, как тогда. Как 1 декабря.
Поэтому привожу речь Зазы Саралидзе после минимальной корректуры, как есть — с нарушением хронологии и самоповторами, неизбежными в живом монологе. Тем более, что беседовал со мною не выращенный технологами «профессиональный политик», а простой обездоленный отец. Пусть и ощутивший свою ответственность за будущее уже не семьи, но страны.
— Я смог повести людей, поскольку они все видели: борюсь против несправедливости. Я это озвучил сразу, как вышел из зала суда. Народ меня услышал, воспринял мою личную трагедию как собственную и встал рядом. Убийцы моего Давида [были здесь же] на улице. Но суд вынес 30 мая приговор — убийц не существует. Я борюсь за то, чтобы убийцы были наказаны, и абсолютно все, кто прикрывал дело, понесли наказание должным образом. Со мной рядом стоят не только обычные граждане, но и матери погибших детей, которым не удалось найти справедливость, поскольку они до сих пор не знают настоящих убийц.
В течение шести месяцев я не хотел беспокоить грузинский народ. Я был уверен, что смогу найти правду один. Но 30 мая понял, что я бессилен. Отчаявшись, решил призвать всех, кто неравнодушен к моей трагедии. Вне зависимости от нации, от политических и религиозных взглядов —призвал всех встать рядом со мной.
С самого начала расследования и по сегодняшний день я ни на долю секунды не терял надежды. Я знал правду, я знал, кто убийцы, но все пытались скрыть ее от меня. Уничтожали улики и доказательства. Свидетелей так запугали, что из 100 человек — 96 использовали на следствии свое право молчать. Я честно вам говорю, я не думал, что 30 мая услышу такой приговор. Я был уверен, что подойду к судье, Эке Арешидзе, поблагодарю за то, что она пошла против системы и виновные понесут наказание. Но мои ожидания не оправдались.
На митингах, что мы проводили в знак солидарности, звучали и политические лозунги («Систему — разрушить, правительство — в отставку». — Примеч. «Шторма»). Тогда кто-то стал говорить, будто меня «используют в качестве инструмента госпереворота». Но это полный абсурд. Категорически это отрицаю. Я верю лишь в борьбу за справедливость. Правда должна восторжествовать. Находясь на митинге, жду представителей правящей партии, и не только. Жду поддержки от них в справедливой борьбе против несправедливости.
Для меня вы все — люди. Политика меня не интересует. Я вам одно скажу. Да, может, какая-то партия хочет встрять и использовать меня в собственных целях, но пока открытого вмешательства нет, и я против него. Как завели дело по убийству моего сына, с того самого момента я знаю, кто его главные убийцы. И я знаю, кто скрыл главные улики. Система пыталась пошить дело белыми нитками. Я требую наказать всех, кто принимал в этом процессе участие — всех расследователей, всех прокуроров, кто умышленно сокрыл факты. И тогда система автоматически придет к краху.
Сейчас я жду, когда же правительство сделает хоть какие-то правильные шаги в мою сторону. Но факт в том, что оно ничего не предпринимает. Это знак, в первую очередь, для меня, что не надо останавливаться. Каждый день всех нас кормят надеждами, но я не сдамся, я буду бороться до конца ради памяти сына. И я постоянно в режиме ожидания.
Те акции, которые мы проводим, — это не акции насилия, не акции жестокости. Это мирные акций солидарности. Да, на них иногда присутствуют неприятные большей части грузинского общества представители «Единого национального движения» (партии сторонников Саакашвили. — Примеч. «Шторма»). Но это не должно помешать всем прийти сюда подержать меня. Кто по-настоящему заинтересован в том, чтобы правда восторжествовала и убийцы были наказаны, — не посмотрит на это, придет и встанет рядом со мной.
Я устал от всей этой имитации расследования, устал от театра абсурда. Убийцы гуляют по улице, и потому систему надо разрушить.
Мария Ефимова, Тбилиси