18+
37-летний заключенный Антон решил стать участником проекта «К» и отправиться воевать в обмен на помилование, чтобы поскорее увидеть семью. Еще находясь в тюрьме, он познакомился с будущей женой Татьяной (ее историю можете прочитать здесь) и обзавелся ребенком. Ради них мужчина записался в ЧВК, пережил «бахмутскую мясорубку» и год украинского плена. В интервью Daily Storm Антон рассказал, как к зекам относились военные, как в плену помогло умение класть плитку и почему знакомые не верят, что он сидел в тюрьме.
Друзья оказались суками
Сел в 2007 году за предумышленное убийство и разбойное нападение. Мне было 18 лет. Я воспитывался и рос в нормальной семье, но улица для меня была в приоритете. Я такой пацан, рубаха-парень. Подрались. Начиналось просто, а потом дубины взяли в руки. Получилось так, что человек умер после трепанации черепа. Обвинили в разбойном нападении, нас закрыли всех.
Пытались воспользоваться 51-й статьей Конституции, как изначально договорились. А как оказалось, двое на себя гребли по 51-й статье, а остальные против нас шли. На суде узнал, что те, кто должны были быть друзьями, оказались, простите за выражение, суками.
Про знакомство с женой и отправку на передовую
С женой знакомы уже девять лет. Когда находился в местах лишения свободы, начали переписываться и общаться по телефону, потом поженились. В итоге она уже столько лет меня терпит.
В мае 2023 года к нам приехал Пригожин, рассказал как есть о том, что происходит на передовой, что хочет открыть компанию и так далее. Записался, но первый раз меня вычеркнула администрация, я находился у них на хорошем счету, так как работал в зоне очень хорошо. Отговорили всячески. Потом приехали из Минобороны, я пообщался с ними. Меня в очередной раз администрация вычеркнула. Я написал во ФСИН, они приехали разбираться.
Пересказали мне слова начальства — якобы я испугался и заднюю дал. Меня вызвал полковник из УСБ, начал на меня наезжать. Я говорю: а вы чего на меня наезжаете, я вам повод давал или что? «Если сегодня представители Минобороны приедут, поедешь прямо сегодня?» — «Конечно, поеду!» — «Не сыканешь?» — «Конечно, не сыкану!»
Жена, разумеется, знала, что я хочу идти туда, но была категорически против. Я все, что по новостям вижу, воспринимаю близко к сердцу. Я ей это говорю, а она говорит, что я сумасшедший. Приехала она ко мне на свиданку с мамой, отцом и детьми. Побыли три дня, уезжают домой, и я подписываю контракт. Звоню ей, что все хорошо, люблю-целую, завтра утром наберу тебе. Только через неделю-полторы звоню с полигона в Донецке. Услышал много неприятных «комплиментов».
Про прием в ЧВК и распределение в «отряд самоубийц»
Со мной вместе уехали 16 ребят, мой круг, с кем общался. Приехали в ЧВК «Ветераны» ОДШБ 22179 на обучение. Когда мы приехали, в Ростове как раз осужденные сбежали, убили охрану, забрали оружие и «Урал». Нас сначала выставили, постреляли перед нами, показали, кто они есть и что с ними шутки плохи. Что у них оружие, а у нас нет ничего. Грубо говоря, лицом в говно воткнули.
Начали формировать предварительные группы. Нужны были категории людей, 15 человек таких, еще 15 таких. В снайпера, в арту, в ДРГ, в ПБЛК, в инженеры. Наркоманов распределили в одну сторону, офицеров и бывших служилых — в другую, а убийц и разбойников — в третью. Всех распределили, а я стою руки в брюки. «Ты что, больной?» — «Нет, не больной». — «А что тогда здесь стоишь? По какой статье чалился?» — «111 и 162». — «Так ты, братишка, не в том месте стоишь, тебе надо вот туда». И отправил меня к ДРГ.
Я ж не скажу генералу, что я боюсь, у меня жена и дети. Встал в эту компашку, и поперлись уже остальные мои ребята. Так и остался там, в отряде самоубийц. Я не служил, но сам по себе здоровый, и меня определили в пулеметчики и гранатометчики. Прекрасно понимал, что они живут на войне всего лишь день-два. Отучились, нас отправили на боевое задание в Бахмут. Там все это месиво и началось.
Про предвзятость от военных и братство «с одного мясокомбината»
Сначала очень предвзятое отношение было к нам, но это было, пока не приехал комбриг «Ветеранов» с позывным Морпех. Сказал убрать в сторону арестантские понятия, они не приветствуются здесь. Мы все здесь братья, с одного мясокомбината, одной крови.
Говорил, что так мол и так, извините, но приехали вы в ЧВК «Ветераны», здесь самая большая смертность. Нас закидывают в самую жопу, где мирный человек не может выжить. А вы привыкли годами выбираться из такой задницы. К вам не будут относиться, как к уркам и зекам. Если проявите себя, заберем вас даже через полгода, как отслужите, если хотите дальше продлить контракт.
Сначала нам на полигоне выдавали по пять патронов, ставили цели, а сзади нас стояли автоматчики. Если повернулся вправо-влево с автоматом, не опустив, то тебя могли обнулить. Но это увидел командир ДРГ с позывным Ник и говорит: «Вы че здесь устроили? Они приехали добровольцами, сами заявили свое желание защищать нас!» Зашел к инструктору в кладовку, взял полную коробку патронов 5,45 и говорит: «Все эти патроны ваши. Пока все не отстреляете и оружие не почистите, я вас не наблюдаю ни на обеде, ни в блиндажах». А нам же весело, дали такую игрушку поиграть!
Потом он начал приезжать и выдавать нам разное оружие: автоматы, пистолеты, гранатометы. Было весело. А потом, уже когда попали в самую жопу, то совершенно по-другому все было.
Когда мы были под Бахмутом, там был нехороший командир. Гордился своим званием и орденами, но нас за людей не считал, называл нас всех мясом. Единственный, кто к нам относился так, все остальные к нам относились по-братски. Они все прекрасно понимали, что мы за люди. Когда мы возвращались с поля боя, отношение было совершенно другое.
Боевое крещение через Бахмут и смерть товарищей
На полигонах в Донецке нам говорили: «Как приедете, не пугайтесь, что на деревьях головы висят, руки разорванные и тому подобное». Но первоначально было очень тяжело видеть разорванные тела товарищей своих. Там ты прекрасно понимаешь что почем, но тут товарищу в окоп залетает мина, он вылезает и говорит: «Брат, помоги, я триста». А ты видишь, что там полтела нет. Это очень страшно. Потом привык не притягиваться к этим людям.
Нас как раз привезли в Бахмут в Орехово-Васильево, зашли в лесопосадку, и начался массированный штурм украинцев, шквальный огонь. Мы пересрали очень сильно. Нас было всего 15 человек. В оружие вцепились. Первые два-три дня было очень страшно. Артиллерия бьет со всех сторон, «птички» скидывают гранаты.
В наш первый боевой штурм инструктор сказал шагать вперед, нас там встретят наши. Время ночь, хоть глаза выколи. Начался шквальный огонь, начали воевать. Выяснилось, что пришли к хохлам вообще, без командира и раций. Покошмарили их, а они нас. Когда вернулись, я никогда в жизни столько трупов не видал.
Через три дня нашей ДРГ дали задачу закрепиться на позиции «Ястреб» и никого не выпускать и не впускать. У нас изначально было 27 человек, из всей ДРГ через месяц остался я один — все остальные 200-300. Потом молодняк прислали. Мины летят, и они все разбегаются в разные стороны, а я как шел, так и иду. Говорили, что я вообще отмороженный на всю голову, а я отвечал, что свою все равно не услышу, а это не моя. Месяц я пробыл на позиции, а потом нас захватили в плен.
Когда нашу ДРГ расколотили, я ушел в командиры эвакуационной группы. В подчинении было пять человек, я шестой. Когда ребята были триста, мы забирали ребят и уводили на ноль. Было три посадки, мы пришли на одну из них, а вокруг все позиции позабирали хохлы. Нас в окружение взяли, артой били.
Стало тихо, потом слышу — стрелкотня началась. Я в радейку: «Что за стрелкотня?» Все молчат. Я говорил, что нас окружили, помогите. А мне командир сказал: «Сдохни как мужик». У меня разведчик вылезает, и в окоп прилетает пять-шесть гранат. Нас контуженных вытащили из окопов. Помню только: «Что, мрази, убивать нас пришли?» И все, мы без сознания валяемся.
Когда в чувство нас привели, были уже связанные и на коленях стояли. Нас девятеро было, в плен взяли только четверых. Нас по считалочке начали расстреливать, просто веселились. У меня справа и слева человека убили. Говорят: «Кто командир Ляма?» Отвечаю: «Я Ляма». Меня связали и потащили.
Уже когда приехал в Россию, спрашивал у двух товарищей, кто со мной уезжал из зоны на войну: «Когда я вышел на связь, почему вы не отстрелялись?» Они говорят: «Брат, извини, не могу тебе сказать, как было». Мы были просто как буфер, чтобы не стреляли непосредственно по Донецку.
Про пытки и как «прямые» руки помогли связаться из плена с семьей
Тюрьма по сравнению с пленом — рай. Унижение и избиения. Смотря куда попадешь, но я попал к азовцам в детский садик. От них мало кто уходил живыми. Нам повезло, что в этот момент к ним приезжали американцы. Нас накормили, помыли, переодели. Кому нужна была медпомощь — оказали. Сказали, что все зависит от нас — как себя поведем, так будет и дальше. Нас закрыли в больших холодильниках.
Пришли американцы, начали задавать вопросы. «Вас тут не бьют, не унижают?» — «Нет». — «Кормят?» — «Да». — «Помощь дают?» — «Да, дают». Прошли по всем и ушли. Через день пришли азовцы: «Молодцы, жить будете дальше». Нас потом увезли в Киев. Там я просидел 11 месяцев до конца мая 2024 года в какой-то военной части.
С нами был снайпер Леша. Он с 2014 года воюет, вэдэвэшник. Хохлы радовались все, когда его притащили. Сказали, что он совершил порядка 2000 убийств. Якобы мирняк убивал и вэсэушников, ему дали пожизненное. Сказали, что его поменяют на 200 командиров-азовцев. Как я понял, ничего не получилось у них, и его отправили в тюрьму.
В плену у хохлов старшими были Сан Саныч и его зам, блогер Дмитрий Карпенко, у них офис был прямо в подвале. Саныч — старший прапорщик, говорил, что до войны был библиотекарем, показывал, что он превыше всех, умный и начитанный. Он людей не бил особо, только когда крупные прилеты были. Заходил и часа два нас пистрючил, бил тех, кто в основном был наводчиками и артиллеристами.
Когда я попал в плен, Саныч приходил и говорил, что вот мы сейчас с американцами вас раком нагнем. А в мае 2024-го перед обменом, когда наши пошли в наступление, начали брать посадку за посадкой, он пришел грустный и сказал: «Ладно, хорошо, вы эту войну выиграете. Но пройдет время, и наши дети вам отомстят».
В плену смотрели только пропагандистские фильмы. Зомбирование очень жесткое. У Саныча любимое слово было «гипотенуза» и развлечение — стенку держать. Представьте, что вы стоите возле стенки и держите этот угол гипотенузы. Руки в обратную сторону выворачиваете и ставите на стенку, ноги на ширине плеч. 10 минут простоишь и уже не чувствуешь ног, а мы стояли по часу, по три-четыре. Были люди, которые просили, чтобы их застрелили. Мне запомнилось, как мы стояли целый день и ночь, 80 человек, босиком на полу и читали книжку про Бандеру. Он предложил, мол, присядьте, я вас наказывать не буду. Ни один не сел, кто падал — мы того поддерживали руками. Плотнячком попа к попе стояли всей толпой.
Саныч говорил, что в нас ничего русского нет, мы все своровали. Причем сам он родился в СССР, жил в Донецке, родственники живут в России. После обмена в ФСБ сказали, что таких Сан Санычей очень много. Конкретики они не знают, могут опознать только по телосложению. Один раз я его видел без балаклавы. Страшно было очень, что обнулят за то, что заметил его лицо. Есть такие семечки «Сан Саныч», там изображен мужичок — точная копия Сан Саныча. Тоже рыжий, бородатый. Он метр восемьдесят, не толстый, подтянутый и здоровенький.
Сейчас украинцы заявляют, что не привлекали заключенных. Тем не менее подразделение «Кракен» — это бывшие заключенные. У Карпенко был охранник, тоже кашник. Отсидел восемь лет из 10 или 15, за мошенничество и вымогательство. Он подписал контракт и ушел в ВСУ в «Кракен», был ранен, отправлен в госпиталь, и потом его направили к нам в охрану.
Я с ним разговорился, я зек и он зек, нашли общий язык. Он сказал, что надоело ему это все. «Поскорее бы уже вы все пришли, мы бы вместе дали *** Польше и пошли бы дальше». У него нет такого, что вы русские такие-сякие. Были жестокие охранники, которые говорили: какого хера ты смотришь, ходишь или голову поднял? А он приходил всегда и говорил, что если чего-то не хватает — вы скажите. И нам приносили иногда побольше хлеба, того-сего.
Карпенко дает звонить родным только тем, кто дает интервью. И ты уже сам решал, соглашаться или нет. Есть такие личности, которых заставляли идти, потому что их если не убили бы, то увезли в очень жестокое место. Их любимая фраза — в плену героев нет. Если сдался — значит ты не герой, и не важно как тебя взяли, с боем или без боя.
Я интервью давать не хотел, а я им слишком интересен был. Я же кашник, с зоны, и он любит таких людей раскручивать. Раскручивали пьяниц и зеков. Потому что, мол, вот Россия отправляет алкашей, они подписывают контракт за пятьсот рублей. Или что заключенных отправляют — маньяков, убийц и педофилов. Но с нашей стороны педофилов и маньяков никого не выпускали. Да, убийцы были, но педофилов точно нет. Насильники уходили, только если преступление со взрослым, не с ребенком, и то это исключения.
Я говорил, что мне нечего рассказать. Изначально пугали, что меня увезут на Гуантанамо — это в Буче, полчаса пути от нас. Там прямо на тюрьме написано «Добро пожаловать в Гуантанамо». Но потом от меня отстали. Карпенко говорил мне, что я сошел с пути и пошел убивать мирное население. А я ему — что мирного населения в лесопосадке не было. Он обещал, что из меня сделает медиазвезду. Я все отказывался.
Так вышло, что я мастер на все руки. И пока мы сидели в подвале, зашли охранники и спросили: кто умеет класть плитку. Я сказал, что я могу. Вытащили меня, спросили, как это делается. Я говорю — так, так и так. «Правильно говоришь. Выложишь в трех кабинетах пол плиткой?» — «Выложу». Потом подхожу к начальнику и говорю, что у меня у жены день рождения, хочу позвонить, чтобы хотя бы узнала, где я. «Если Сан Саныч даст добро, то дам».
Прихожу к Санычу, он говорит: «Что ж ты молчал! Давай все-таки интервью?» — «Сан Саныч, не надо этого интервью». Связался в итоге со своей женой, но на день позже. Она обрадовалась, рассказала о слухах, что якобы я сдался специально и перешел на сторону Украины. Сказал ей не слушать никого, я люблю свою страну.
Когда я уже на 12-й месяц пошел, зашел Сан Саныч вечером, начинает нас хаять по-нехорошему, потом зачитывает списки тех, кто попадает в обмен. Спрашивал меня: «Домой хочешь?» — «Хочу» — «Еще к нам на войну приедешь?» — «Не, не приеду. Домой хочу, к жене, к семье». — «Это ты сейчас так говоришь. Ну посмотрим». Так я прошел через все тяжкие и вернулся домой.
Из плена на родину и снова за решетку
Приехал в Москву, прошел через ФСБ. Был разговор, как получилось, что меня взяли в плен. И потом уже сверяют показания — там же еще пленные приезжают, рассказывают, кто еще сидел, как общался с украинцами и тому подобное. Через месяц из Москвы отправили в дивизию в Новочеркасск.
Приехал в Ростов-на-Дону, меня бросили прямо в аэропорту, без представителя. Просто вывели с самолета, стой здесь, сейчас приедет военная полиция, отвезут туда, где подписывал контракт, выдадут деньги — и все, давай до свидания. Меня никто не встречает не забирает, стою как непришитый, не знаю, что делать. Спросил у местных вэпэшников (военная полиция), сказали извини, сегодня суббота, здесь начальства нет. Дали покушать, позвонили командиру. Говорит везти меня в ростовский Дом офицеров.
Приехали, а там говорят: «На хера ты его сюда привез, это не мой человек, он кашник!» Тот: «А мне что делать? Человек стоит на взлетной полосе». — «Сейчас подумаем». Не хотят мне документы давать, мол, просто иди отсюда. А я живу в Пермском крае, как я домой должен добираться? Звоню жене, она советует быть жестче. Вышел майор, я с ним закусился, слово за слово. Говорит, разберемся, отдал документы. Я расписался, и мне сразу же ксиву к лицу — военная полиция.
Меня увозят в Новочеркасск, и я нахожусь три недели в клетке под стражей за то, что выражался нецензурно в адрес майора. Забрали телефон и документы. Всем ребятам говорят, чтобы они ко мне не подходили. В итоге двум парням я объяснил ситуацию, дали позвонить жене. Она говорит, что звонил военный прокурор, передал, что я взял деньги и уехал к любовнице и что работаю на украинскую разведку.
Она написала в прокуратуру, в СК, в ФСБ, везде. Начали разбираться, на каких основаниях меня вообще привезли в Новочеркасск. И вот меня вызывает командир части. Говорит, знаю, что позвонил жене, угомони ее, а то она все органы уже с ума свела. В итоге меня в этот же день вытащили из клетки, определили к вэпэшникам в секцию, я жил у них. Они записывали, сколько я ходил в туалет, в столовую, все действия.
Пришли бумаги от ФСБ, командир части отдает мне все вещи и документы, говорит, что его ребята меня сейчас довезут до Ростова, посадят на поезд и отправят домой. Звони, мол, жене, скажи, что все нормально, едешь домой. «Я позвоню своей жене только тогда, когда уже сяду в поезд!» Таким макаром и выбрался оттуда — благодаря жене.
Жизнь с чистого листа и никаких кошмаров по ночам
Тюрьма меня сохранила, заморозила в 17, и я вышел просто в 37 лет. С адаптацией тяжело, потому что прогресс шел, интернет и тому подобное. Но мне помогла жена и многому научила. Дочери сюрприз готовили на день рождения, шарики надували, они взрываются, и меня аж подкидывало. Когда петарды рядом взрываются, паника есть. Иду с женой разговариваю, малолетние придурки просто кинули бомбочку под ноги. Но жена в их адрес наговорила много нехорошего.
Я не курю, наркотики меня тоже не интересуют. Я боялся выпить, не знал, как себя поведу в состоянии опьянения. Выпил — и нормально. Не ору по ночам, кошмары не снятся. Я все это перенес в себе. Может, я просто морально сильный человек и адаптировался. Проходил психолога и нарколога, когда получал военный билет и перед устройством на работу, — сказали, все замечательно. Единственный вопрос психолог задала — зачем пошли служить по контракту? Пусть эти там воюют, а ты зачем пошел? Сказал, что так надо, не сказал, что пошел из мест лишения свободы. Дали категорию А.
Когда приехал встать на учет к участковому, передо мной, извините за выражение, на цирлах бегали, даже становилось не по себе. Говорили «присаживайтесь пожалуйста», «если будут какие-то в вашу сторону унижения и притеснения, вы сообщите». Но ко мне нет никаких унижений и притеснений. Просто живу нормальной жизнью, как будто бы этого ничего не было.
Устроился на работу в строительную компанию. Они знают, что я сидел, что бывший кашник и воевал. У нас был с начальником разговор: «Антон, а ты что, серьезно сидел? Если честно, по тебе даже не видно». И когда общаюсь с друзьями или подругами жены, они на меня смотрят и говорят то же самое.
Старшая дочь меня ревнует к младшей и к жене. Я работаю в Перми, уезжаю на пятидневку туда и приезжаю домой на выходные. Жена отправляет детей к бабушке, а старшая начинает капризничать: «Зачем ты меня отправляешь, я по папе соскучилась!» И они с сестрой начинают ругаться — мой папа, нет мой папа! Чуть ли не до слез и драк.
Главная проблема — не признают ветераном
Когда полковник приезжал в колонию, обещал, что будут выплаты для вас и ваших детей, и что у вас будет белый лист. Мы за этим ехали из мест лишения свободы. В военных документах я подписан как контрактник. Когда я обращаюсь за «ветеранкой» или льготами, то мне говорят: извини, пожалуйста. Я уже год на свободе, но до сих пор не могу получить «ветеранку». «Извините, она приостановлена в ваш адрес. Если хотите еще, то езжайте еще раз и вам будет «ветеранка».
Кто до этого успел получить, тот успел. Сейчас негласное решение сверху в отношении кашников. Может, не ожидали, что столько людей вернется с войны. Сейчас слушок пошел, что восстановят опять, произошли подвижки. А статус ветерана — это, во-первых, пенсия, во-вторых, льготы. Я же не прошу это за кого-то. Это мое! Я через все это прошел, и неважно, где я был и как. Вы же мне это обещали, почему вы не можете это дать?
*«Азов», батальон «Азов» — террористическая организация, запрещенная на территории РФ.
