18+
«Он кашлянул, вот еще раз. Ну сколько можно, прекрати же!» — агрессия нарастает внутри меня, пока я грозно смотрю на своего бойфренда. Мы живем в Бельгии, здесь не делают тестов никому, кроме врачей и политиков, поэтому даже если у моего друга и есть коронавирус, то он об этом не узнает (узнать смогу только я, если его заберут на скорой). Его кашель меня раздражает, а, может, раздражает не кашель, а он сам — мы уже больше двух недель сидим дома вдвоем и наши отношения с карантином справляются хуже, чем системы здравоохранения стран Европы — с вирусом. Он почти не работает в эти дни, только кашляет и пылесосит без перерыва, потому что убеждает себя, что кашель у него не от вируса, а от внезапно проявившейся аллергии на пыль. А я… я бы и хотела работать, но что-то пошло не так.
Я уже три года живу в Брюсселе, но еще ни разу не работала тут официально: то фриланс, то магистратура, то какие-то нерегулярные заказы. Я фотожурналист, переехала из Москвы вслед за возлюбленным и одновременно перекрыла себе кислород: по-французски писать я не умею. Короче, в новой стране я начала все заново и, сменив несколько амплуа (учителя фотографии для русских эмигрантов, студента-магистранта факультета искусств в местном универе, коммерческого фотографа — да что там, я даже торговала на бирже вместе с бойфрендом и проиграла кучу денег), пошла на курсы графического дизайна и стала искать подходящую стажировку. В декабре я влюбилась в бельгийскую компанию со стильным сайтом и крутым набором клиентов от Danone и Philips до Reuters и General Electric. Я хотела получить опыт в дизайне, а они искали интерна в отдел маркетинга. Мы созвонились, встретились, и оказалось, что они просто космос.
Три месяца назад: все спокойно, я будто в кино
В Ухане вирус уже начинал свою пляску, в Москве еще догуливали новогодние праздники, а в Антверпене мне проводили экскурсию по офису инновационной консалтинговой компании. 6 января первый день моей стажировки. Я в полном восторге: разглядываю красную лошадь, символ мустангов (нью-йоркской части команды), в центре модного офиса, улыбаюсь своим новым коллегам: хорошо одетым, красивым и молодым ребятам. Команда тут очень интернациональная, внешне все как на подбор красавчики и спортсмены. Чувствую себя как в каком-то фильме: мне сразу выдают последнюю модель макбука и черный блокнот Moleskine, на последних страницах которого мои будущие коллеги написали пожелания. Девочка из Китая, например, нарисовала матрешек, австралийка-копирайтер наклеила осьминога, символизирующего мои разнообразные таланты, офис-менеджер так вообще не поленилась и распечатала фото нескольких знаменитых Елизавет — от королевы Англии до императрицы Елизаветы Петровны. В мою честь на полочку с флагами добавили российский флаг (всего их там штук 15 или даже 20).
Прошло четыре часа и три встречи с начала моего первого дня работы, теперь четвертая — она посвящена прямым обязанностям. «Смотри, в Figma мы делаем дизайн постов и сайта, а в Keynote — все презентации, общаемся в Slack, фото скидываем в WhatsApp, это пароль от Dropbox, это — от офисного вай-фай. Не забудь сохранить все в 1Password, это обязательно, потому что мы работаем с конфиденциальными данными», — все это на быстром английском вбивает мне в уши Монти. Она — мой buddy (что-то вроде дружественного наставника без намека на иерархию) и главный дизайнер фирмы. Умеет делать, кажется, все: от видеомонтажа и сложной ретуши фотографий до мокапов и прототипов страниц сайта любой сложности или подключения системы для межконтинентальных видеоконференций. «Я говорю быстро, ты не стесняйся переспрашивать, если что-то не уловила. Есть вопросы?» Мотаю головой: конечно, нет!
В мою первую пятницу я впервые в жизни сыграла в хоккей благодаря главному бухгалтеру, страстному хоккеисту, который арендовал каток для нас. За первые выходные прочитала о том, как одна из моих коллег ушла из Google и уехала из Калифорнии в дождливый Антверпен, чтобы присоединиться к нашей компании. К концу второй недели я простояла в планке больше 10 минут: посреди рабочего дня часть команды ложилась на локти прямо на пол в центре оупен спейса, а наш копирайтер из Австралии засекала 60 сек. Часто за этим следовала еще минута приседаний, а иногда кто-то начинал играть в дартс или пинг-понг.
Just for fun (просто ради прикола) или why not (почему бы и нет) — с таким настроением ребята дурачились, возвратившись из командировки, например, в Индию, где обучали директоров крупных корпораций инновационным приемам. Примерно тогда же я с удивлением узнала, что большинство коллег — мои ровесники, им по 26-29 лет. Во время ланчей команда собирается у длинного стола и болтает за супчиком и салатиком с тофу или индейкой — после 12 ланчей я все еще понимаю только процентов 70 шуток и историй англоговорящих ребят. Я думала, что свободно владею английским до тех пор, пока не столкнулась с ними. Смеюсь вместе с другими, как в детстве, когда ориентируешься по взрослым и очень хочешь показать, что понял столько же, сколько и они.
Вирусом, как вы поняли, тогда и не пахло: скорее ощущался аромат весны. Дела компании шли прекрасно, мои надежды на будущую работу у них только укреплялись.
Два месяца назад: как выглядит этот вирус? Может, короны вставим смеха ради?
Спустя месяц работы в компании я мысленно повторяю перед сном, будто молитву или заклинание: «Пусть мне предложат контракт, пусть поймут, что я им нужна, пожалуйста, пусть!» Стажировка до конца марта, поэтому есть еще время показать, что я научилась понимать американский, австралийский, британский и южноафриканский английский и могу соображать не хуже Монти. Каждое утро я встаю в 06:50 («Во сколько? Какой ужас!» — мои московские друзья спорят между собой, как (не)долго я смогу ездить каждый день из Брюсселя в Антверпен), через час сажусь в электричку, через два я в офисе. Как ни странно, несмотря на недосып и недовольное кряхтение бойфренда, утренний сон которого я тревожу из-за этой моей стажировки, в офис я еду с воодушевлением.
«Давайте сделаем пост в соцсетях про то, кто зарабатывает на коронавирусе?» — это австралийский английский, говорит наш копирайтер. Мы сидим на утренней планерке, я потягиваю свой первый кофе и зачерпываю йогурт с орешками и сухофруктами. Монти хрустит тостом с арахисовым маслом, а тост испанки-маркетолога, конечно, с хамоном. За завтраком мы впервые обсуждаем вирус, наводящий ужас на Китай. Моя задача — найти хотя бы пять компаний, которым инфекция приносит доходы, и оформить информацию в слайды. Маски, вакцины, видеоигры про всемирное заражение и дезинфекторы — фавориты в моем списке. На их поиск я потратила несколько часов: информации очень мало, точных данных ни о заболевших, ни тем более об удачных бизнес-решениях почти нигде нет. Кажется, мы будем первыми, кто сделает такую подборку, по крайней мере, в англоговорящем мире.
«Как выглядит этот вирус? Может, короны вставим смеха ради?» — улыбается девочка-маркетолог, глядя на экран моего компьютера. Там я подбираю фон для иллюстраций, нашла фотографию вируса болезненно-желтого цвета: кругляшок с точками вокруг, вроде напоминает по форме коронавирус, хотя все они немного похожи. Заголовок у нас — «Темная правда», размещен на черном фоне. Подбираю цвет шрифта. Серые буквы не читаются, фирменные красные — слишком кроваво, белые — забавно: конфликт содержания и формы. «Что думаешь, Монти?» «Надо желтый, причем холодный! Текст будет выглядеть заболевшим на все сто», — смеется моя buddy. Окей, не кровь пока, но пожелтевшая кожа, выглядит и правда угнетающе, публикуем!
В тот момент казалось, что вирус — это как голодающие дети в Африке или война на Ближнем Востоке: вроде и понимаешь, что полная жесть, но она так далеко, что всерьез о ней как-то и не подумать. Все больше шуточки да мемы. Хотя мы и обсуждали самолеты из Китая, которые будут летать и заражать весь мир, но все равно думали, что произойдет что-нибудь и до нас вирус уж точно не доберется. Кстати, тот пост стал самым обсуждаемым нашим постом за месяц: в основном нас ругали за попытку пропиариться на вирусе или за осуждение других компаний. Менеджерам все это нравилось: на то и был расчет — чтобы о нас заговорили.
40 дней назад: вирус еще где-то там, но как будто стал реальнее
У меня важный день: я наконец-то уговорила Монти и всех остальных в нашей команде маркетинга запустить видеоистории про консультантов. Цель — привлечь новых сотрудников в компанию. Кстати, я уже не новенькая: они наняли парня sales (менеджера по продажам) и девочку-консультанта, которая после четырех лет жизни в Австралии вернулась в Европу — угадайте ради чего (ради этой работы, конечно).
Иду важная по офису со сценарием в руках и чувствую себя уже не каким-то стажером, а полноправным сотрудником: ведь я запускаю новый проект и буду в нем все решать сама. Про что будет первый ролик? Про итальянского консультанта Марко, который на следующей неделе переезжает в Сингапур открывать новый офис компании и развивать проект клиента в новом регионе. Идеальный сюжет, чтобы раскрыть суть характера консультанта: самостоятельный, любит приключения, не привязан к месту жительства, способен взять на себя миссию и довести ее до конца. Однажды я прочитала HR-требования на нашем сайте, и там было что-то очень похожее. Сниму, как Марко пакует свои вещи, устраивает прощальные ужины с друзьями в барах и как его будут провожать в антверпенском офисе. И, конечно, запишу его монолог про то, каково это: взять и переехать на другой континент, не имея понятия, на полгода ли это или на всю жизнь. В общем, сценарий готов, герой согласен, снимаем на выходных — его квартира к тому времени как раз заполнится коробками с вещами.
Человек предполагает, а Бог располагает, как любит говорить моя мама. Слово «Бог» в этой фразе легко заменяется чем угодно: например, словом «вирус» или «Китай». На следующее утро, пока я досыпаю в поезде, мне приходит сообщение: «Моя поездка отменяется, я сейчас говорю по телефону с клиентом, объясню все после обеда». Ну вот! Все напрасно... Наверное, клиент не подписал договор — или… неужели это из-за вируса? Хм, наверное, только угроза жизни может повлиять на такой переезд. Через пару часов встречаю Марко в офисе: да, все дело в вирусе. Но и в клиентах тоже: они заморозили проект, который он должен был развивать в Сингапуре, на неопределенный срок. Из-за вируса. «Что ты чувствуешь?» — осторожно спрашиваю его. «Да пока ничего, я в шоке, если честно: вирус меня, конечно, не остановил бы, а вот срыв проекта — это полный отстой!»
Досада — главная эмоция, связанная с вирусом. Он так далеко, а эффект от него уже ощущается здесь, даже мне от него досталось: придется переписывать сценарий, а за Марко обидно ужасно. А эти корпорации, которые неожиданно замораживают проекты! Какие предусмотрительные, все ведь направлено на уменьшение рисков для своей репутации…
30 дней назад: новый офис, новая жизнь
Ролик я все же сделала. И даже главный герой остался тем же: мы просто сместили акцент на способность стойко переносить непредвиденные изменения планов. Марко, кстати, спокойно пережил отмену переезда и уже улетел в Милан на неделю, помогать коллегам. У нас там инновационный тренинг для руководства главного итальянского производителя сладостей — вернется, привезет шоколадки.
А мы тем временем переехали в новый офис: теперь у нас три этажа в центре Антверпена. Внутри все сделано под компанию: модели животных-тотемов наших отделов сидят в разных залах, а рядом с оупен спейсом есть «домик на дереве» — комнатка с матрасами, в которой можно уединиться для сосредоточенной работы или просто поспать. Забираться туда надо по лесенке, воображая при этом, что лезешь на дерево.
Первое утро на новом месте мы отмечаем с шампанским и круассанами. «Даже не спрашивайте, сколько все это стоило, — улыбается наш CEO, поднимая бокал. — Мы целый год занимались ремонтом и переездом, теперь у нас столько места, что надо нанимать по новому сотруднику в неделю, чтобы офис не пустовал». Все смеются.
Знали бы мы, как недолго продлится эта беззаботная радость! И как нескоро в команде появятся новые сотрудники… Но пока мы чокаемся и выходим покурить чаще, чем обычно, просто чтобы постоять на новенькой террасе с видом на весь город. Кайф!
23 дня назад: вирус уже где-то здесь
Из длинного списка преимуществ компании: работать можно удаленно. Еще во время собеседований мальчик из отдела кадров описал это так: «Обычно мы работаем из офиса, но если я, например, проснулся и чувствую, что ну очень лень выходить на улицу, или снег метет, или холодно, то спокойно остаюсь и работаю из дома». Я пыталась не пользоваться этой опцией по двум причинам: во-первых, мне очень нравятся наши офисные обеды, а во-вторых, я все-таки на стажировке и учусь у других, так что логичнее проводить день с ними, чем сидеть одной с ноутом в кафе. Но тут появилось приятное обстоятельство, вынудившее меня уверенно внести в свой календарь хештег #wfh (work from home, то есть работаю из дома), так мы сообщаем коллегам о своем отсутствии в офисе. Моя лучшая подруга из Москвы будет в Париже проездом — она едет в Женеву делать крупную конференцию для стартапов. Мы проведем вместе четыре дня. Гвоздь нашего путешествия — концерт оркестра Теодора Курентзиса в парижской филармонии. Играть будут Малера.
Билеты куплены, шампанское открыто. Мы гуляем по Парижу, заходим за пирожными в прекрасные местные булочные и выбираем идеальные кафе для работы в понедельник. Пока едем в метро, Даша читает вслух комментарии друзей из Facebook под ее постом с фото из Парижа. Кажется, все сошли с ума: спрашивают, в маске ли она, зачем так рискует здоровьем и едет в опасное место, желают не заразиться. Мы стоим в вагоне метро, конечно, без масок (их никто тут не носит, что за бред!) и чувствуем просвещенное превосходство над друзьями из России — они находятся под влиянием фейковых новостей про гниющий Запад или просто паникуют от нечего делать. Следующая станция — Porte de Pantin, приехали! Ура: филармония, искусство, Курентзис! Мы бодро идем в сторону громадного здания — можно было и пораньше выйти, но у нас все как обычно — в последний момент. Надеюсь, они не начнут вовремя.
«Простите, вы не знаете, где вход в главный зал?» — концерт начинается через семь минут, а мы все еще снаружи и не можем найти правильный вход. Людей почти нет, все, видимо, уже сидят в зале. Мы нашли единственную парочку, которая, как и мы, опаздывала. Надо обогнуть филармонию и войти сбоку, как мы поняли, следуя за ними. Уличные эскалаторы, ведущие по стрелке в нужном направлении, конечно, не работали. Вот и билетер. «Извините, концерт отменен, вы не получили имейл?» — интересуется продрогший сотрудник. Его оставили на входе сообщать неприятную новость зрителям, которые нерегулярно проверяют свою почту. «Это из-за вируса, да? А когда решили отменить?» — тихо спрашиваю я. Даша почти что плачет рядом — она так хотела сходить на этот концерт. «Да, сегодня утром пришло новое постановление правительства: все мероприятия на 1000 человек и больше отменяются. Деньги за билет вам перечислят на карту, но не ждите их на этой неделе: у нас отменили все концерты на месяц вперед, поэтому будут задержки с возвратом, уж простите».
Мда, вот почему не было людей и эскалаторы не работали. Впервые мы ощутили неприятное присутствие вируса — он уже здесь, рядом, добрался до нас. Он больше не полумифическая новость из Китая и не мера предосторожности в Сингапуре, он вот, перед нами, спрятался в дверях парижской филармонии. В метро заходить уже не хочется: пойдем домой пешком через весь Париж, будем обсуждать постапокалиптические теории и пить вино. Все-таки жизнь прекрасна!
20 дней назад: кажется, все серьезно
Недолго Даша пробыла в Женеве: командировка была рассчитана на месяц, но закончилась через день после ее приезда. Руководство решило проводить конференцию онлайн, а всех сотрудников отправить по домам. Без приключений в Москву вернуться ей не удалось: в аэропорту Женевы на стойке регистрации ей сказали, что в самолет не посадят, так как она приехала из Франции, а там много заболевших. Следующие 24 часа Даша почти не спала: ей пришлось занимать деньги у друзей на новый билет из Парижа, возвращаться туда и сидеть в аэропорту целый день в ожидании рейса. Почему не посидеть в городе? «Все кафе закрыты, а работать мне надо, что я, на скамейке в парке буду мерзнуть или мне стоять на улице? В аэропорту, кстати, тоже все кафе закрыты, меня уже тошнит от бутербродов и салатов из автоматов», — слушаю аудиосообщения подруги по дороге из Антверпена в Брюссель. Я только что перешла в другой вагон, потому, что напротив меня сели четыре женщины-азиатки солидного возраста, да еще и в масках. Одна из них даже кашляла. Мне было неловко, но чувство опасности оказалось сильнее. Даша присылает селфи — она тоже в маске, измученная, сидит на своем чемодане.
Завтра на работе общий созвон: руководство хочет сообщить о своих планах в связи с вирусом. Я останусь дома — все равно пятница, большая часть ребят не поедут в офис, садиться в поезд уже, честно говоря, не хочется. А еще вечером к нам придут гости, надо будет что-то приготовить.
19 дней назад: вирус убивает мою мечту
Только что я узнала, что мое будущее в компании умерло. Догадайтесь, из-за чего. CEO на общем колле со всей командой сообщил о смене стратегии: новых людей больше нанимать не будут, а при совсем плохом раскладе кого-то даже могут перевести на фриланс или на трех-четырехдневную рабочую неделю, чтобы срезать расходы. То есть работодатель готов продолжить мою стажировку, но после ее окончания работу мне не предложит. А еще со следующей недели все без исключения сотрудники работают из дома. В офис всегда можно заехать за зарядкой, мышкой или клавиатурой, но оставаться там нельзя.
Сразу после звонка мне пишет коллега, который сегодня вместе с женой должен был прийти к нам на ужин: они не приедут, просят прощения, решили «ограничить свои социальные контакты» на всякий случай. Мне грустно, я сижу в гостиной, начинает смеркаться. Открывается дверь, пришел мой бойфренд и с порога заявляет: «Все кафе, бары, рестораны и дискотеки с завтрашнего дня в Бельгии закроют!» «Наш ужин отменяется, мне срочно надо в бар», — реагирую я. Бойфренд, не раздеваясь, ждет меня у двери. Как странно, мы идем пить коктейли в любимый уютный бар, а завтра уже не сможем — не верится даже. В баре все по-прежнему, только столик наш официант протер не полусухой тряпкой как обычно, ради приличия, а губкой с дезинфектором. Мы, в общем, были не против. Главное, чтобы коктейли были вкусными! В тот вечер мы много пили и долго говорили о вечном.
Приближение вируса провоцирует мысли о жизни, о будущем, вырывает из рутинного водоворота. Наверное, с какой-то стороны это хорошо. Но, вообще-то, у меня все не очень: через две недели мне придется искать работу и кто знает, когда я ее найду. А может, все и к лучшему: все-таки маркетинг — не совсем мое. Но за несбывшуюся надежду обидно.
11 дней назад: #wfh форевер!
Оказалось, что работать из дома здорово! Я стала высыпаться и даже начала бегать — сегодня пробежала свои первые 10 километров в 2020-м. Сначала бег был вынужденной мерой, ведь все спортзалы в стране закрыты с понедельника. А потом оказалось, что бегать в парке по утрам и жмуриться от солнца — намного приятнее, чем после работы потеть вместе с десятками незнакомцев на дорожке. Только вот люди на улицах часто шарахаются от меня, когда я бегу: наверное, правильно делают, я же тяжело дышу, мои микробы могут и до них долететь.
Единственное, к чему можно придраться: в пижаме весь день провести не удавалось, потому что видеозвонки у нас регулярные и не только по работе. Ежедневная планерка (видео-звонок с командой маркетинга) начинается в 9:30, сплю я теперь до 8 в дни, когда бегаю, и даже до 9 (то есть на два часа больше обычного!) во все остальные дни. Многие запланированные оффлайн вечеринки и активности ребята оперативно перевели в формат онлайн. И за первую неделю дистанционного #wfh я уже простояла в планке 5 минут (следя за товарищами на экране), перепрыгивала через свечку на полу по команде нашего коллеги-иранца (так мы отмечали персидский новый год, во время которого принято перепрыгивать через костер, оставляя все плохое гореть в старом году, — очень похоже на Масленицу) и чокалась бокалом с веб-камерой ноутбука, пока коллеги (уже почти бывшие, но лучше об этом не думать) делали скриншот нового способа выпивать всем вместе после работы. За бокалом мы обсуждаем последние новости: парень из отдела кадров рассказывает, как бельгийская семья приехала из Брюсселя в свой домик на море, а их развернули и выписали штраф на 5 тысяч евро. “Недешевые выходные у ребят вышли, ха-ха”.
Семь дней назад: вирус убивает маркетологов и эйчаров
Сегодня произошло внезапное: к нашему утреннему звонку присоединились исполняющий директор и девочка, возглавляющая отдел внутреннего развития компании. Их участие в планерке — совсем не новость, они уже говорили с нами на прошлой неделе, корректировали цели и показатели. Но сегодня они просто взяли и уволили весь наш отдел! То есть не уволили, а отправили на так называемое временное пособие по безработице, оставив в строю только руководителя отдела. Я впервые увидела подступающие слезы в глазах обычно бодрой и предсказывающей ситуацию минимум на два хода вперед Монти. Она этого явно не ожидала. Как и другие ребята: наш копирайтер переехала из Австралии ради этой работы, а маркетолог из Мадрида только полгода назад пришла в компанию и очень берегла свое место. Ко мне новость дня практически не относилась, но я тоже испытала шок. «А вы не рассматриваете вариант сократить количество рабочих дней или перевести нас на фриланс?» — спросила австралийка. «К сожалению, нет: мы всю неделю занимались анализом ситуации и поняли, что шанс на выживание будет только у тех, кто как можно раньше срежет как можно больше расходов».
Сегодня вторник, и всех попросили закончить срочные дела и передать все остальные коллегам до конца недели, потому что на пособие они отправятся уже с понедельника (даже до начала апреля ждать не стали). «Ваш отдел маркетинга не одинок: то же самое ждет почти половину наших сотрудников. Например, у отдела кадров теперь нет работы и они тоже идут на пособие, нам даже придется отказаться от трети консультантов. Только не сообщайте пока эти новости, у нас до завтра запланированы звонки с каждой командой, хотим лично им все рассказать», — с виноватой улыбкой завершил разговор директор. Смешно сейчас вспоминать, как он пару недель назад открывал шампанское в новом просторном офисе.
Желание работать как-то резко улетучилось: на улице солнце, пойду лучше погуляю. Давно я не могла себе позволить выйти на прогулку посреди рабочего дня. Гулять, кстати, теперь нужно по правилам: идти рядом только с теми, с кем живешь. Со всеми остальными — полтора метра дистанции, иначе штраф — четыре тысячи евро. В ближайшем парке встречаю друзей: русская пара моего возраста, они недавно переехали в Брюссель из Москвы. Болтаем с ними про работу, сохраняя дистанцию. Чувствую себя ответственным гражданином. В парке немало народу для карантинного буднего дня. Люди много бегают (это в Брюсселе, впрочем, норма: бегать тут любят в любую погоду и при любых обстоятельствах), гуляют парочками или с детьми. Вижу двух полицейских, которые прицельно идут в направлении скамеек. Там две мамы сидят на расстоянии пары метров друг от друга, а их дети играют неподалеку. Ну все, сейчас у них будут проблемы: полицейские начинают им что-то говорить и указывают на детей.
Я отворачиваюсь, не могу сочувствовать каждый час кому-то, попавшему в беду. Я сама в беде, между прочим: кто теперь будет нанимать новых людей, раз пошла волна экономического пессимизма? По плохому сценарию, как нам рассказал директор, кризис продлится 18 месяцев, мне уже будет под 30 к тому времени. Возвращаюсь домой. Хорошо, что у нас много алкоголя (и туалетной бумаги, как тихо подсказывает мне внутренний голос).
Вчера: если не умрем, то все будет зашибись
Я совершенно не хочу больше работать! Всю прошлую неделю я пыталась запутать коллег и говорила, что стажировка кончается на неделю раньше, уже в эту пятницу (чтобы вместе со всеми с понедельника сбросить с плеч все обязанности). Но Монти все равно заметила и сказала, что у меня будет несколько дополнительных дней, чтобы завершить все дела.
Странно, как по-разному страны ЕС реагируют на вирус: немцы, например, тестируют по полмиллиона человек в неделю, а в Бельгии критически не хватает лабораторий и тестов. Поэтому, когда мой бойфренд начал кашлять, его врач спокойно объяснил, что тесты тут только для медиков и для тех, чья жизнь в опасности. А остальные просто должны сидеть дома. Кажется, Евросоюз создавался с целью больше не допустить войны на континенте, и вот похожая на войну ситуация. И что происходит? Германия тестами ни с кем не делится, а в это время в Италии врачи выбирают, кого подключить к аппарату и спасти ему жизнь, а кому придется умереть. Но пациентов не перевозят в соседние страны, где нет и подобия итальянской эпидемии и нехватки ресурсов.
Моя жизнь пока не слишком сильно изменилась: я выхожу на улицу почти каждый день, бегаю, хожу за продуктами, на узких улицах отворачиваюсь от встречных незнакомцев (мне кажется, это войдет в привычку и люди не скоро вновь начнут улыбаться, встретившись взглядом). Немного скучаю по разным кафе, но когда хочется жаловаться, думаю про Дашу: она, вернувшись в Москву, оказалась на карантине и совсем не выходит из дома уже больше 10 дней. Ее спасает работа — думать о заточении ей просто некогда. Но по выходным она присылает видео, как друзья оставляют продукты у двери и машут из закрывающегося лифта, или как она играет в игру с дополненной реальностью в Instagram — заставляет щенка перепрыгивать через препятствия движением рта. Я даже подумала, не вернуться ли и мне в Москву, но теперь закрыли границы и, кажется, нужна очень веская причина для возвращения. А еще я приняла решение: возвращаюсь в журналистику и прекращаю бояться безработицы. В конце концов, две древнейшие профессии — проституция и журналистика — неплохо переживали любые кризисы, переживут и этот. Начну со второй опции: надеюсь, этим дело и ограничится.
