18+
Мы поняли, что пришли, когда под ногами заскрипело что-то металлическое. Это был обломок самолета. Не подумав о правилах безопасности, я взялась за видимый из-под снега фрагмент чего-то и потянула. Однако тут же с визгом отпрянула и упала в сугроб. Рука?.. Нет, показалось. Это был скукоженный кусок ткани, рядом — металлическая часть обшивки.
Мы — на месте. Это самое темное и огромное кладбище, которое я видела.
Пахнет гарью. Фрагменты самолета едва различимы. Большая часть борта с иллюминатором, раскуроченная обшивка, кресло. Почти не пострадавшая книга — с едва обугленными уголками.
Говорят, рукописи не горят и, видимо, не гибнут в авиакатастрофах. Заледеневшее, но вполне читаемое руководство по летной эксплуатации с картинками выглядит сейчас как издевка. Оно было на борту. Его содержание могло сохранить 71 жизнь. Но люди погибли, а оно — нет.
Дорогу перекрыли от самого Новорязанского шоссе. Только до Степановского, рядом с которым произошла авиакатастрофа, добираться нужно было три километра пешком. На дороге вдоль села — десятки автомобилей, полицейские, сотрудники ДПС и журналисты. Изредка из домов высовываются местные жители.
Дачники стали единственными свидетелями катастрофы. Они и вызвали службу спасения.
«Около двух или трех часов раздался такой свист, как сверхзвуковой самолет пролетает, и был хлопок такой, как взрыв, и в той стороне поднялось большое облако, как керосин когда горит, голубое пламя на несколько километров вверх», — рассказал служитель сельской церкви Максим. По его словам, местные надеялись, что хоть кто-нибудь выжил. Но на поле оказались лишь фрагменты самолета и останки.
Максим подчеркнул, что если родственники изъявят желание, церковь проведет богослужение за упокой душ погибших. Также он выразил надежду, что в ближайшее время церковное начальство установит на месте трагедии крест.
Некоторые очевидцы предполагают, что самолет развалился еще в воздухе. В пользу их слов свидетельствует то, что достаточно мелкие части воздушного судна разлетелись на километры друг от друга.
Жительница Орска за день до катастрофы возвращалась этим же рейсом «Саратовских авиалиний». «Судно с трудом взлетело, я молилась всю дорогу», — поделилась женщина. А на следующий день она узнала о гибели своих земляков.
Место трагедии оцепили полицейские. Пройти не могут ни местные жители, ни журналисты. Только сотрудники МЧС и МВД.
Пробираясь по снегу, я услышала, как кто-то из спасателей сказал: «Никто не знает, где он». По всей видимости, речь шла о черном ящике.
Обойти полицейские кордоны оказалось крайне сложно. Дороги перекрыты спецтранспортом, проселочные тропы — дачными заборами. Один из местных согласился провести нас через свой участок и показать путь к месту падения самолета.
Дальше — в темноту, через снежное поле. Ориентир — прожекторы МЧС где-то там, вдали. Буквально несколько шагов — и я почти по пояс увязла в сугробе. Благо, я была не одна: попутчики вытащили.
Нас пятеро, идем шаг в шаг. Кто-то пытается шутить, мол, если нас найдут эмчээсники, скажем, что мы — выжившие. Несмешно, но смеешься. От бессилия. От понимания, что ты ничего не можешь изменить или исправить. Только показать и передать информацию с места событий.
Свет прожекторов. На нескольких ребят и девушку в поле никто не обращает внимания: видимо, принимают за спасателей или добровольцев. Кто же другой в здравом уме будет ночью шататься среди обломков самолета и человеческих останков? Да и не пропустили бы «лишних» людей.
Кусок металла, скукоженная ткань, кресло. Поле усыпано раскуроченными фрагментами самолета. Прошло шесть часов после падения, но место катастрофы настолько огромное, что спасатели еще не успели прочесать и треть.
Вижу еще какую-то деталь. Надо посветить фонариком и позвать фотографа. Наклоняюсь…
Это не обломок самолета, это останки пассажира. Различимы пара ребер, мясо, кожа и какая-то ткань. Крови практически нет. Хочется надеяться, что все произошло быстро.
Каждый шаг делаю аккуратно, потому что боюсь... боюсь наступить на останки пассажиров. Огромное поле усыпано черными дырами, фрагментами самолета и чем-то бежево-красным, что уже припорошено снегом.
Тишина почти гробовая. Хочется говорить шепотом.
Из сугроба торчит что-то целое. Свечу фонариком, приглядываюсь. Домашний тапок. Совсем не пострадавший в катастрофе.
Шина. По всей видимости, от шасси. Резина разорвана.
Пакет с раствором натрия хлорида. Он в единственном экземпляре входит в комплект медпомощи каждого самолета. Жидкости нет, флакон едва порвался и обуглился. Он уцелел. А они — нет.
Чувствуешь себя преступником, который роется в чужих личных вещах. По большей части, так и есть. Но чужими эти вещи уже не кажутся.
Сотрудники МЧС небольшими группами с фонариками прочесывают местность. Рядом со штабом на освещенной прожекторами территории работает снегоуборочная техника. За последние пару недель снега выпало так много, что последние фрагменты самолета и останки, вероятно, удастся обнаружить только весной, когда сугробы растают…
Запах гари и чувство безнадежности. Огромный ковш собирает горы снега и скидывает их в одну кучу рядом со спасателями. Эффективно. Но мерзко. Они еще где-то здесь. Точнее — то, что от них осталось…
Проходящий мимо патруль интересуется, кто мы. Услышав ответ: «Журналисты», мужчины в форме резко меняют тон: «Кто вас пропустил? Какой дорогой пришли?» В ответ на слова «через поле» получаю резкое, но какое-то заботливое: «Вы что, е**анутые?!»
Нас провожают через штаб «на выход» – на расчищенную дорогу в сторону поселка, до которого идти километра три, а потом еще столько же — до шоссе.
По дороге к трассе снуют автомобили с мигалками, идут журналисты — одни к полю, другие — уже обратно.
На какое-то время все стихло и показалось, будто ничего этого не было. Дорога между обледеневшими деревьями опустела, медленно падает снег, свет фонарей спрятался за поворотом.
Еле слышный скрип колес. Оборачиваюсь. Не спеша на велосипеде едет местный житель. Худощавый мужчина лет 40 в расстегнутой куртке. Лицо уставшее, но беззаботное.
Земля продолжает крутиться, как колеса этого велосипеда. Раз-два, раз-два.
Скоро все это перестанет быть новостью. Причины будут выяснены. Проверки — проведены. Уроки — вроде бы усвоены. Деньги — выплачены. Соболезнования — принесены.
Солнце сделает очередной круг. Вот только они, те мужчины и женщины, юноши и девушки, дети, останки которых без генетической экспертизы не опознать, его больше не увидят.
***
Нажимайте педали — крутите Землю. Раз-два, раз-два.
Для них же она остановилась.
Пусть земля им будет пухом.
