18+
В конце 1980-х в глуши в Ленинградской области появилась коммуна «Новый путь». Ее основатель Николай Пантелеев мечтал об автономном поселении: ни денег, ни власти, ни связей с внешним миром. Правление — коллегиальное, демократия — прямая. За 30 лет поселение превратилось из пасечного общества в небольшую деревню. Корреспондент Daily Storm Вита Чикнаева отправилась в коммуну, чтобы выяснить, получилось ли у Пантелеева построить общество мечты и найти свой «новый путь».
***
«Новый путь» находится на юго-востоке Ленобласти, на границе с Новгородской областью, в деревне Бочево. Ближайший город — Бокситогорск, а между ними череда полузаброшенных деревень: Носово, Колбеки, Гостихино, Болото. Раньше в этом районе добывали бокситы — горную породу, из которой получают алюминий. За последние 10 лет производство сократилось, а вместе с ним и число жителей Бокситогорского района.
Из достопримечательностей райцентра — лесопарк, памятник футболисту (ему недавно вернули оторванную голову), бюст Ильича и кафе «Франт». В обед оно — столовая для полицейских, а вечером — ночной клуб для бокситогорских тусовщиков.
Одной доехать до Бочево у меня вышло бы с трудом. От ближайшей к деревне автобусной остановки восемь километров пешком по ухабистой дороге — или, сокращая, через лес. Так что я напросилась попутчицей в машину к Илье, Косте и Виталику. Они снимают документальный фильм о «Новом пути». Съемки уже закончились, фильм монтируют, но ребята все еще приезжают в Бочево, чтобы помогать коммунарам по хозяйству. Режиссер фильма Илья Желтяков даже вступил в коммуну.
Где-то на трассе между Питером и Бокситогорском мы останавливаемся на обед. И под звуки передачи «Понять. Простить» кинематографисты рассказывают, почему до сих пор возвращаются в Бочево. Костя ездит, чтобы отдохнуть от города, Илья чувствует ответственность перед коммуной и Николаем Викторовичем. «А для меня это рай», — признается Виталик и зачерпывает пластиковой ложкой суп.
Телефонная связь пропадает еще на подъезде к Бочево, и мне остается только смотреть по сторонам. Машина поворачивает налево, заканчиваются деревья, затем начинается поле, на котором виднеются домики.
Первое, что видят все приезжающие, — табличку «Колхоз «Новый путь». На самодельном флагштоке висит анархистский черно-красный флаг, подле пасется табун лошадей. Его держат здесь для красоты. Все поселение — семь деревянных построек, огород, заброшенная пасека, развалины барского дома Тимиревых и бескрайнее поле.
У калитки нас встречает Пантелеев Николай Викторович, основатель «Нового пути». Про себя он говорит: «Марксист и атеист». Каждый день Пантелеев одевается одинаково: резиновые сапоги, синий рабочий комбинезон, клетчатая шерстяная рубашка и ремень с ножом — «стандартный набор деревенского коммунара».
Когда-то он жил в Петербурге. Работал в НИИ, затем на заводе «Красная заря». Увлекался марксистской и анархистской литературой. В конце 1980-х он вместе с товарищами основал пасечное общество. Купил домик в Бочево, разводили пчел. Так в 1990-м был официально создан колхоз. Проработал он недолго: не то пчелы не захотели нести много меда в суровых условиях северо-запада, то ли энтузиасты-пчеловоды растеряли свой пыл, столкнувшись с капиталистическими реалиями. Но в 1993 году Пантелеев дал объявление в местной газете с приглашением всех желающих в коммуну — осваивать полузаброшенную деревню и создавать автономное поселение. Так пасечники сменились анархистами.
На первых порах в «Новом пути» жил известный петербургский анархист и публицист Петр Рауш. Человек разухабистой судьбы. В 1990-м он основал Ассоциацию движений анархистов. Был в Каунасе во время политического конфликта в Литве в январе 1991-го, выступал на баррикадах в Ленинграде во время путча ГКЧП, а также организовывал эколагеря против строительства Балаковской и Ленинградской атомных электростанций.
Где-то посреди своей насыщенной биографии Рауш умудрился втиснуть и членство в коммуне. Продлилось оно, правда, недолго. Вкусив деревенской жизни, революционер уколесил обратно в Питер — творить великие дела. Коммуна потеряла важную идеологическую единицу, но обескровленной не осталась. Пантелеев использовал любую возможность, чтобы пополнить кадровый резерв, и принимал в «семью» всех без исключения.
Кроме анархистов сюда приезжали и те, кому было некуда больше идти. Бывшая пасека постепенно разрослась в деревушку. Многие оставались в Бочево только на зиму, а летом уезжали в город на заработки. Или же наоборот — приезжали к Пантелееву как на дачу.
Сам Николай Викторович мечтал, чтобы в «Новом пути» поселились идеологически «заряженные» люди. А еще лучше — семьи с детьми. А там и до настоящей коммуны недалеко. Домики, скот, травка зеленеет, детишки бегают, хозяйство процветает. Реальность оказалась не столь радужной. Активистов поначалу приезжало много. Надолго задерживались единицы. Остался навсегда один Пантелеев.
«Новый путь» живет преимущественно натуральным хозяйством. Сейчас оно полностью лежит на Пантелееве и изредка приезжающих кинематографистах. Пожилой мужчина сам ухаживает за огородом, следит за животными, чинит постройки и вручную косит траву. Ему часто не хватает на все ни сил, ни времени, поэтому периодически в домиках что-то ломается. В лучшие времена ему помогали остальные коммунары. Например, Руслан, который уехал из «Нового пути» только в прошлом году, был отличным огородником и строителем.
Несмотря на идею полного отказа от денег, Пантелеев получает пенсию и ездит в Бокситогорск за продуктами. Желаемое не стало реальностью из-за нехватки рук. Изначально в планах была не только большая пасека, но и кузня, и швейная мастерская.
«Я начал искать смысл жизни в шесть лет. Я спрашивал взрослых, зачем мы живем. Все отвечали по-разному. Кто-то нашел свою миссию в воспитании детей, кто-то в работе. Я же решил для себя, что мой смысл жизни — делать добро и помогать людям», — говорит Николай Викторович с милой, немного скромной улыбкой, от которой по его лицу паутинками расходятся глубокие морщины. На фоне разговора слышен звук пилы и шуруповертов: документалисты строят забор и колют дрова.
В конце 1990-х Николай Викторович помогал пациентам психоневрологических интернатов. К нему в коммуну приезжали девушки из питерских ПНИ. Они не умели ни считать, ни грамотно писать. Пантелеев учил их этому, чтобы они могли хотя бы поровну делить продукты и отправлять письма из ПНИ.
Вскоре интернат запретил девушкам приезжать в Бочево. Дружба Пантелеева с девушками зашла слишком далеко. Пациентки интерната сбегали к нему без предупреждения. Возвращать их приходилось с милицией.
К одной из них, Татьяне, Пантелеев привязался особенно сильно. И решил оформить опекунство над ней. Та оказалась не против остаться в «Новом пути» навсегда.
В сентябре 1999-го она отправила директору ПНИ-4 Глазову письмо с просьбой оформить Пантелеева ее опекуном. В ответ пришел отказ, так как девушка «является дееспособной». Это означало, что она может сама решать, где ей жить. Тем не менее директор интерната не разрешил Татьяне уехать. Тогда она убежала из ПНИ и спряталась в коммуне. Упрямую воспитанницу вернули обратно. До следующего побега.
Более двух лет продолжались суды. За это время сотрудники ПНИ несколько раз забирали девушку: когда она выходила из здания суда после заседания или приезжала в интернат за своими вещами. В последний раз это произошло в 2001 году.
Николай Викторович вспоминает: Татьяну держали в комнате на цокольном этаже. Ее не выпускали на обед и прогулки. Тогда Пантелеев с подругами Тани и несколькими коммунарами решил вытащить девушку из интерната. Сначала они собирались сделать это в банный день, когда все вместе ходят в соседнее здание мыться. Но оказалось, что в специальном отделении, где жила Татьяна, были встроены душевые, и девушку никуда не выводили. Так что Пантелеев придумал другой план, который сработал. Спасатели вскрыли окно в комнате девушки. Затем Татьяна вылезла через щель и добежала до машины, пока ее подруги отвлекали дежурных.
Судья сначала запретила Татьяне покидать территорию ПНИ. Но позже Николай Викторович добился отмены этого решения. Так через три года Таня смогла переехать в Бочево. Сейчас она живет в квартире Николая Викторовича в Бокситогорске вместе со своими двумя детьми и несколько раз в месяц приезжает в коммуну.
***
В межсезонье постоянное население «Нового пути» сокращается. Мне удалось застать в коммуне двух человек: Николая Викторовича и загадочного парня по имени Олег.
Олегу 32 года, и выглядит он как обычный питерский модник: черные брюки, худи, мешковатая куртка, кепка; длинная борода. Выдают его отшельнический образ жизни резиновые сапоги с толстым слоем грязи и длинные неухоженные ногти, которые он стесняется показывать. Олег совсем не похож на основателя коммуны Николая Викторовича. Тем не менее в местные пейзажи он вписывается гармонично. Словно находится на своем месте.
Мои попутчики рассказали, что у Олега в Петербурге живут сестра с братом. Они занимаются ремонтом квартир и предлагали Олегу работать с ними. Но тот отказался. Предпочел цивилизации жизнь в деревне и «лес с отменными грибами». Знающие люди предупредили: с Олегом общаться непросто. Но что именно от него ожидать, я понять так и не смогла.
Мне приходится долго ловить подходящий момент, чтобы поговорить с Олегом. Он постоянно куда-то пропадает. В конце концов я нахожу его на кухне в главном домике. Парень молча сидит за столом. Я подсаживаюсь и начинаю расспрашивать, как и зачем он попал в коммуну.
«Как-то ехал в электричке, смотрю, а там человек вибрирует. Ну, я сразу понял, что мне к нему надо. Тот шаман делает фигуры из камня и тогда делал. Сейчас его в Эрмитаже можно найти. Вот он меня как-то сюда привез. А у того была тяга к смерти. Из электрички мы вышли и поехали еще на автобусе. Он тоже тогда в трипе был», — поделился Олег.
Тут у меня в голове складывается пазл из любви Олега к грибам и его специфической манеры общения.
«Олег, ты с какого года грибы ешь?»
«С 2006-го».
Толковой беседы не получается, и я отправляюсь искать Николая Викторовича. Уже у двери Олег предлагает мне банку грибов.
***
Мы с Николаем Викторовичем прогуливаемся по коммуне. В какой-то момент подходим к небольшому аккуратному домику у самой дороги. «Это правление», — объясняет Пантелеев. Здесь коммунары собираются для обсуждения важных внутренних проблем. Все решения в «Новом пути» принимаются коллективно. Обсуждение не прекращается, пока все не будут согласны с решением. Во время каждой такой встречи ведутся протоколы, которые потом хранятся в том же домике. Этому архиву уже более 30 лет.
Для гостей «Нового пути» существует отдельный свод правил. Его составили участники коммуны еще в 1990-х, когда к ним часто приезжали новые люди. «Раньше этот свод правил висел на стене в домике. Да кто-то видимо украл или выкинул», — рассказывает Николай Викторович, заделывая щели между кирпичами в печке. Он чинит ее уже около года. Документалисты предлагали нанять рабочих, которые сделали бы все за два месяца, но Пантелеев упорно отказывается.
Правила «для гостей коммуны «Новый путь» Теребежского края»:
С момента создания «Нового пути» коммунары ни разу не общались с районной администрацией и ни о чем ее не просили. Николай Викторович даже не хотел оформлять пенсию. Но потом все-таки согласился.
«Понимаете, любая власть есть насилие, то есть диктатура. Все зависит от того, какую диктатуру ты предпочитаешь. Сейчас у нас диктатура олигархов. На мой взгляд, должна быть диктатура тех, кто своим трудом зарабатывает», — философствует Пантелеев, пока мы идем с ним к сараю.
Там на меня смотрят два гигантских карих глаза. Никогда раньше так близко не видела голову быка. «Не бойтесь, он хороший», — подбадривает Пантелеев. Бык мычит, вокруг него поднимается пар.
Через сарай мы выходим к полю и несколько секунд молча смотрим в бескрайнюю серость. Тут я спрашиваю про название коммуны. «Есть три причины. Во-первых, любой путь — он новый. Куда бы мы ни пошли. Во-вторых, в Сибири был колхоз, даже скорее коммуна — «Новый путь». Когда-то его разгромили кулаки. В честь него название. И в-третьих, в Бокситогорске есть газета «Новый путь», она над нами шефствовала».
В Бочево нет уличных фонарей, поэтому темнеет там быстро. В темноте мы на ощупь по лужам и грязи добираемся до главного домика. Олег растапливает печь, и по всем комнатам расползается дым. В этой мгле я пытаюсь попасть на кухню. По пути на свет лампочки под ноги попадается щенок — он жалобно скулит и лижет мне руки.
Весь дом заставлен книгами. Николай Викторович составил две большие библиотеки: в большой комнате — художественная и историческая литература, в спальне — политическая.
«Советская власть хороша в принципе, зато на практике она не очень. Коллектив выдвигает человека, ну, скажем, в районный совет. Причем такого, которому доверяют. Важно, что если на любом уровне своим выдвиженцем недовольны, то его могут в любой момент отозвать. Но есть большое но — управленческий труд, это профессия. И есть другое но: управленцы чувствуют свою необходимость и бюрократизируются.
А анархизм, как мне кажется, хотя и хорош, но не справится с решением каких-то больших задач, связанных с техникой или управлением очень большого количества людей. Например, если говорить об освоении космоса или о медицинской системе», — Пантелеев запутанно объясняет причины провала идеи автономного поселения анархистов. Но почему-то не заметно, что старик этим провалом обеспокоен. Может, уже принял как факт. А может, Николая Викторовича устраивает хотя бы то, что он предпринял попытку.
Во время нашего разговора к Пантелееву то прибегает щенок и начинает лизать руки, то сидящий на столе кот Уголек пытается открыть крышку кастрюли, чтобы залезть лапой в горячую сладкую овсянку. На стол поставили пятилитровую банку клюквы. Мы раскладываем ее по железным стаканам и засыпаем сахаром. Но клюква все равно сводит зубы своей кислотой.
За ужином Пантелеев делится своим самым большим переживанием. Он боится, что после его смерти никто не будет поддерживать хозяйство и Бочево пополнит список умерших деревень. Но Николай Викторович не жалуется на Олега или других коммунаров, которые перестали приезжать. Пантелеев, как человек широких взглядов и внушительного жизненного опыта, понимает, что все люди разные. Его волнует только судьба «Нового пути».
Мы возвращаемся в Петербург. Николай Викторович, попрощавшись, пошел заводить в сарай кур и кормить щенков. Мы же переобуваемся из резиновых сапог в обычные ботинки, садимся в машину и сворачиваем на лесную дорогу. Через несколько километров телефон снова ловит. До города остается три часа пути.
