18+
Наши сегодняшние герои — немецкая группа Digitalism. С 2007 года они играют бойкую инди-электронику, которая идеально вписывается в саундтреки к кино и видеоиграм... А сыгранная вживую, бодрит на все деньги. В этом москвичи смогут снова убедиться в апреле, когда немецкий дуэт приедет играть лайв.
Digitalism — это двое друзей-музыкантов: Йенс Мелле и Измаил Тюфекчи по прозвищу Изи, которые на заре нулевых сошлись на фоне любви к Daft Punk. Было это в Гамбурге, что важно по двум причинам. Фишечкой дуэта считается их репбаза, которую они оборудовали в бункере времен войны. Других довоенных построек в Гамбурге немного (от союзной авиации он огреб почище Дрездена) — а вот бомбоубежищ по кварталам настроили с запасом.
А во-вторых, Гамбург — музыкальная столица Европы. Кто-то возразит и спросит: а как же Вена? Манчестер? Милан? Париж? Юрмала? Но по совокупности заслуг перед академизмом, масскультом и андеграундом их сравнивать даже неловко. Гамбург — это сначала Брамс, Мендельсон, Малер, Чайковский и даже Софья Губайдулина, уехавшая в этот город проводить старость. Затем — первые гастроли The Beatles, Black Sabbath и кучи других топовых англичан после 1960-х. Это экспорт краут-рока и идей Карлхайнца Штокхаузена обратным рейсом в Англию. Это разнообразнейший инди-движ в рамках «Нойе Дойче Велле» и уникальное поколение местных гитарных поп-групп, условно называемых «Хамбургер Шуле» (Гамбургской школой). Ну и клубная жизнь с конца 1980-х бурлит, да еще повеселей, чем у многих.
Не то анархистский дух портового Гамбурга — «вольного и ганзейского города» — так влияет, не то богатая музыкальная традиция там требует от творца душевного тонуса и игры ума, но местные музыканты даже в самых мейнстримовых формах и приевшихся направлениях находят возможность звучать оригинально и необычно — как минимум свежо. Не стали исключением и Digitalism, которые так лихо принялись в 2007 году переосмысливать френч-хаус, что почти сразу стали нарасхват: буквально нужны всем, в том числе лейблу Kitsuné, разработчикам из Electronic Arts, промоутерам-селекционерам «Гластонбери» и других перворазрядных оупенов.
Daily Storm поговорил с этими детьми подземелья, как им удается 12 лет регулярно возвращать себе свой 2007-й и почему Йенс (М) и Измаил (Т) перестали играть в «ФИФУ».
— Мы должны были созвониться неделю назад, но мне передали вашу просьбу отложить разговор, так как вас охватило вдохновение и у вас очередной сингл на подходе. Успели закончить?
Т: Ну не то чтобы сингл, но да, работаем не разгибаясь. Последний релиз у нас вышел в конце прошлого года, это был EP Un1t. Последние полтора года раз в пару месяцев мы выпускаем сингл или ипишку — вот Un1t пока в этом цикле последний.
М: После того как в 2016 году вышел наш последний альбом Mirage, мы некоторое время гастролировали порознь с DJ-сетами, наслаждались вечериночным режимом. А потом вернулись за работу. У нас теперь собственный лейбл, и мы можем записывать и издавать столько музыки, сколько сочиним. И дел куча.
О новом треке сейчас рассказывать не будем, но на Un1t мы оставили намек на то, что Digitalism будет делать в 2019 году и каким будет следующий релиз. Там два трека: Automation и Installing... А в интерлюдии — намек.
— А вы все так же из своего знаменитого бункера вещаете?
Т: А как же! Люди до сих пор удивляются — спрашивают: вам нормально сидеть в каменном мешке без окон? А нам очень уютно тут, мы привыкли. Темновато, конечно, но для творческого процесса это только на пользу.
М: В Гамбурге, особенно в центре, после Второй мировой войны осталось много таких бомбоубежищ, часть из них дотянула до XXI века в прекрасном состоянии. Город их сдает в аренду за гроши, в основном их используют как склады для всякого старья, которое жалко выкинуть, а хранить негде. А у нас поначалу с деньгами было туго — арендовать студию и репбазу мы не могли себе позволить.
Т: В этот бункер мы переехали в 2005 году, до этого работали в другом, похожем. Кажется, мы где-то лет двадцать прожили в бомбоубежище.
— Всегда было интересно, как вы там устроились. У вас отличные синты, я видел на картинках. А что с удобствами?
М: Мы все наше гастрольное снаряжение здесь держим между поездками и турне. Пара комнат набита электроникой до потолка, как склад. Не уверен, что ей там хорошо, но что поделаешь.
В целом все очень похоже на какой-нибудь сквот, где иногда убираются, — или на закуток студента, приличного, но веселого.
— А вот кухня у вас там есть?
М: Есть и кухня, но мы ей не пользуемся уже лет десять, чтобы не заморачиваться с коммуникациями.
Т: Зато десять лет нам не надо мыть посуду, чинить засоры и гонять тараканов. Тоже ведь плюс! А так у нас мило, есть даже стол для настольного футбола. Одна беда — холодно. Да, у нас же нет здесь центрального отопления, и зимой мерзнешь. Для оборудования, тех же синтезаторов это вряд ли полезно.
Но мы наш бункер ни на что не променяем. Мы и прямо сейчас здесь сидим, поработать пришли.
— К вопросу о кухне — что вы привыкли есть и готовите ли сами?
М: Любимое блюдо у меня постоянно меняется, в последнее время предпочитаю что-нибудь простое азиатское — вроде риса с курицей и овощами. Это не очень хорошо, но приходится питаться тем, что есть вокруг бункера. А наша любимая забегаловка закрылась примерно тогда же, когда мы решили не пользоваться кухней. Я постоянно о ней вспоминаю и у меня есть мечта: отыскать следы тех ребят, которые там работали, и позвать их к себе гастрольными поварами.
Т: Готовить я люблю. Время от времени зову друзей на ужин, завтра вот как раз жду гостей. Это особый вид отдыха, позволяет очень здорово голову перезагрузить, что при нашем образе жизни с разъездами, концертами и вечеринками очень кстати. Наверное, можно сказать, для меня процесс важнее результата.
— Вы как-то сказали, что любите видеоигры. Любовь эта взаимна, учитывая регулярное попадание ваших работ в саундтреки (может, в этом была соль шутки того вашего признания). Особенно высоко вы котировали «ФИФУ», и в разные ее части ваши треки попадают, начиная с FIFA-2008 и заканчивая FIFA-2017. Следите ли за новинками сейчас — уже без шкурного интереса и причастности? Играете ли в «ФИФУ», если вашей музыки там нет? И как вам настоящая, не виртуальная сборная Германии на чемпионате мира?
Т: Я уже пару лет не гонял в «ФИФУ», как-то руки не доходил. А что касается Манншафта — ну да, случилось то, что случилось. Но камон, что вы сразу так их топите-то?! Со всеми бывает, у каждого были взлеты и падения — в том числе и с лучшими. Нельзя ж все время выигрывать! Надо жить дальше!
М: Нет, мы не злимся, ничего ведь страшного не произошло. Если вдуматься. Но я в «ФИФУ» тоже перестал играть — но вспомнил о Mario Kart! Вот это великая игра, конечно. Такая простая, а сколько фана!
— В какую часть?
М: Старые, но не самые первые. Например, у меня есть для Wii.
— Что в Москве планируете играть?
М: Все хиты из дискографии группы Bon Jovi! Ну, мы не думаем о таком за три месяца, то есть мы вообще перед концертом составляем сет-листы, чтобы сохранить эффект неожиданности. Выбирать-то есть из чего, слава богу.
— Вы же были неоднократно у нас. Мне интересно, как инди-музыканты из Гамбурга, города со своей атмосферой, воспринимают Москву.
Т: Она, во-первых, гигантская, вся каких-то огромных размеров, а во-вторых, у вас все время что-то происходит, в результате чего город и все, на что в нем падает взгляд, меняется до неузнаваемости с каждым нашим приездом. Я тут чувствую себя дедушкой — не в том смысле, что старомодный, а из-за невозможности отслеживать перемены.
М: Она не только постоянно меняется, тут и в момент времени не предугадаешь, как пройдет концерт. Публика может оказаться лениво-буржуазной в худшем понимании слова, а может стейдж-дайвинг устроить. Это особый фан — готовиться к заведомо непредсказуемому.
— Наверное, из-за того, что она такая большая и непостоянная, здесь никогда не формировалось какой-то особой сцены или волны в каком-то направлении, хотя хороших музыкантов немало — в лучшем случае, узкий кружок из нескольких единомышленников. Это я с Гамбургом сравниваю — кстати, в чем сейчас у вас мякотка?
М: Гамбург остается самым музыкальным городом на континенте: сейчас здесь делают хороший хип-хоп, коммерческий хаус, транс-сцена сильная и инди всяких видов. Но у нас каждый сам по себе, каждый в свою лунку сует, стараясь других артистов — в лучшем случае! — не замечать. А так, зависть и соперничество — обычное дело, редко какие музыканты разговаривают друг с другом, не то что дружить.
— 2007 год в России — это мем, если вкратце, то это символ ушедшего без возврата недостижимого и неуловимого для современника золотого века бесконечной беспечной молодости. В том самом году у вас вышел дебютный альбом Idealism. Как вы изменились за эти годы и откуда берете мотивацию продолжать?
М: Наверное, на нас наш бункер повлиял. Потому что когда не видишь солнца, жизненные циклы сбиваются напрочь и ты как бы начинаешь жить вне времени. А мотивация при этом не связана с возрастом. Для нас обоих музыка — тот язык, на котором мы общаемся с мирозданием. Более того — мы влияем на эмоции и мысли людей, составляя в особом, нами придуманном порядке звуковые волны разной частоты. Это само по себе чудо, но если у тебя и получается хорошо — это уже высшая награда. Ведь ты добился того, чего хотел и для чего живешь. Ради этого чувства стоит идти в музыканты.
