18+
24 января в российский прокат вышел художественно-документальный фильм «BEEF: Русский хип-хоп», который снимался долгих семь лет. Автором картины стал Роман Чумаков, известный как Рома Жиган, а ее героями – более 130 исполнителей, в том числе Хаски, Фэйс, Оксимирон, Тимати и Децл. Daily Storm поговорил с режиссером, чтобы узнать, зачем ему быть Львом Толстым от рэпа, а заодно спросил, готов ли он, как другие его коллеги, идти на компромиссы с властью или «тот поход в Госдуму» стал для него первым и последним.
— Роман, фильм снимался семь лет. Почему так долго?
— Да, история действительно долгая. Были моменты, когда хотелось просто опустить руки и сказать: «Все, больше не хочу», потому что каждый раз возникало то одно, то другое обстоятельство. Но главное, что я не сдался и картина наконец-то увидела свет. С сегодняшнего дня она находится в большом прокате в 159 городах России, Казахстана и Белоруссии; ее показывают даже в двух кинотеатрах Грозного.
— А для чего вам так хотелось снять это кино?
— Чтобы заработать бабла. Я ведь все делаю исключительно ради бабла! (Смеется.)
— А если серьезно?
— Шучу, конечно. На самом деле — чтобы оставить свой жирный след в истории этой музыки. Помните, как читал Лигалайз: «А что ты сделал для хип-хопа в свои годы?» Ну вот, собственно, что сделал я. Проще говоря, это было — для культуры. Потому что я этим живу и дышу. Я занимаюсь рэпом с 14 лет, и мне всегда хотелось создать что-то такое, что не делал еще никто. Надеюсь, у меня это получилось.
— В вашем фильме задействованы больше 130 артистов. Они сразу соглашались или приходилось уговаривать?
— Не все. Например, Артем из Krec отказывал мне три года, говоря: «Нет, братан, мне кажется, это несерьезно». Типа, зачем Жиган делает картину о рэпе? Он же такой отморозок, что он там наснимает?!
А мы с ним дружим, и в какой-то момент я просто сказал: «Братан, ты пойми, это самый большой фильм о хип-хопе: в нем уже сто исполнителей! К тому же вот представь: ты уже старый дед, с тобой сидит твой внук, вместе с которым вы его смотрите, а ребенок вдруг поворачивается и спрашивает: «Деда, а почему всех показывают, а тебя нет? Ты чего, лох?!» И Тема такой: «Когда снимаем?»
Но это ладно, группа «Грот» отказывалась еще дольше. Хотя, как отказывалась... Просто ребята жили в Сибири, а я все никак не мог добраться до Омска. Потом стало сложнее: один из парней уехал жить в Новороссийск, а другой — в Питер. Поймать их удалось только спустя семь лет. Кстати, «Грот» для меня — в пятерке лучших. Как-то раз я даже посоветовал их Оксимирону; тот пошел и купил альбом.
Примерно то же самое — бесконечные уговоры — было с L’One. Звоню: «Леван, сколько можно!» А он: «Брат, уезжаю в Ханты-Мансийск. А потом еще восемь городов!» Что делать? Приходилось следить за всеми их перемещениями и всегда быть начеку. Рем Диггу и Шаму, к примеру, вообще снимали в Гукове. Это в Ростовской области. «Триаду» — в Краснодаре. Зато сегодня этот фильм бьет все рекорды. По крайней мере, в жанровом — точно.
— Так он же в большом прокате только первый день!
— Ну, вот чтобы вы понимали... в одной Москве в семи кинотеатрах уже солд-аут. Билетов нет! Сегодня — премьера в Тюмени, позади — Питер, Москва, Саратов, Ростов и Краснодар, и везде люди в конце фильма аплодируют стоя. Не просто похлопали и ушли, а именно долгие, продолжительные аплодисменты. Доходит до того, что мне пишут мои же враги: «Поздравляем, ты проделал большую работу, признаем свое поражение».
— А кто это? Или без имен?
— Ну, есть в рэп-среде такие люди, с которыми у нас было некоторое недопонимание. Один из них вдруг тоже решил снять кино и назвать его «первым фильмом о хип-хопе». Видимо, чтобы опередить. Ну а я что? Я взял и назвал свою картину «первым настоящим фильмом о хип-хопе».
Ладно враги! Даже сайт The Flow, который раньше либо писал обо мне плохо, либо попросту игнорил, и тот сообщил, что у Романа Жигана вышел очень крутой фильм, который может участвовать в самых топовых фестивалях Европы и Америки.
— Кстати, про фестивали. Куда бы хотелось попасть особенно?
— Если особенно — то на ММКФ. Нас уже приглашали на предыдущий и даже поставили в программу, но мы не успели получить прокатное удостоверение. Прекрасно понимаю, что в ближайшее время туда не попасть, потому что не в их правилах брать фильмы, которые уже демонстрируются, но ведь я буду снимать еще. А если говорить про европейские кинофестивали, то мы будем рады всем: куда позовут, туда и поедем.
— Песни современных рэперов часто называют новой искренностью. Вы согласны с этим определением?
— На все сто процентов. Это действительно новая искренность, это поэзия. Если бы раньше были техниксы и драм-машины, я просто уверен, что и Маяковский, и Есенин тоже читали бы рэп. Просто это было бы немножко в другом виде.
— А как вы думаете, почему раньше все так любили русский рок, а теперь любят хип-хоп? Неужели время Макаревича или Гребенщикова давно прошло?
— Да, а после рока были ведь еще и эпохи шансона и поп-музыки... Но я скажу, в чем дело: феномен рэпа — в простоте его создания. Если тем же поп-музыкантам для раскрутки песни нужны очень большие деньги, чтобы заплатить за музыку, за стихи и за ротации, то здесь все намного проще. Любой молодой парень может написать песню, разместить ее на странице «ВКонтакте», где никакой цензуры, и вмиг стать популярным. А дальше уже могут быть и солд-ауты, и «Олимпийский», и даже стадионы.
— И — приглашения в Госдуму, как это было недавно, когда рэперов вдруг позвали поговорить. Кстати, почему вы ушли с той встречи, так и не дождавшись ее конца? Что не понравилось?
— Не понравилось буквально все. Было ощущение, что люди ждали нас как холопов, пришедших на встречу с царями. Это чувствовалось. Например, мне, чтобы я высказался, дали только три минуты. Я согласился. Ладно, постараюсь уложиться. Начинаю говорить, а мне шепотом: «У вас осталось две минуты», «Роман, у вас остались минута 11 секунд», «Роман, уже полминуты»... Видимо, боялись, что я начну говорить о чем-то таком, что пойдет вразрез, и все это потом будет рьяно показываться по телевизору. Так что для меня этот поход в Госдуму оказался абсолютно бесполезным занятием. Идя туда, я, конечно, понимал, что для рэпера это зашквар, но не пойти и не попробовать что-то изменить стало бы еще большим зашкваром.
— А если бы вам позвонили и предложили прийти еще, обещая полную свободу слова?
— Может, и пошел бы — но если бы мне это гарантировали. Но там этого не было. Там сидели цари. Взять того же Птаху — когда он попытался кому-то возразить, один из этих царей тут же сказал: «Давайте не будем».
— То есть вы не из тех рэперов, которые готовы продаваться власти ради своей популярности?
— Знаете, как я отвечу на этот вопрос? Да, в 2010 году я получал награду из рук Владимира Путина, и тогда, будучи намного моложе и где-то даже глупее, выразил человеку респект, но не выразил своих настоящих чувств. А теперь, при всем моем уважении к президенту, у меня есть к нему несколько вопросов. Эти вопросы — и про моего брата, инвалида детства, который получает пенсию в 2800 рублей. И про поднятие пенсионного возраста. И про уровень жизни в регионах.
Если раньше я респектовал президенту и, стоя на сцене, говорил, что он человек-легенда и наш кумир, сегодня хочу спросить: ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК? Конечно, это не его рук дело, а чинушек, которые сидят на своих, (матерное слово), нагретых местах в регионах и, (то же самое слово), которые думают, что мы катаемся как пончики в сахарной пудре и не дают людям нормально пожить, — но все-таки.
Это что касается похода в Госдуму. Я не буду продаваться!
— И молчать — тоже.
— Да. Если получится, что я вдруг встречусь с Путиным, эти вопросы будут заданы. Вчера я молчал — сегодня скажу, что думаю, причем сделаю это абсолютно культурно. Если что, я готов привести своего брата, показать его справку об инвалидности и квиток с числом 2800, чтобы спросить, можно ли прожить на такие деньги. Или это сделано, чтобы он поскорее ушел и освободил место для других? Они таким образом избавляются от неугодных или что?
— Хорошо. А что бы вы тогда ответили людям, которые называют вас любимым рэпером Путина?
— Это очень круто. Если люди думают, что я любимый рэпер президента, — пусть. Мне не то что бы приятно — но раз им так хочется... Есть и есть, окей.
