Несколько дней назад в одном из залов Третьяковской галереи заметили необычный экспонат мужеского пола. Он был без лабутенов, но в офигительных штанах — точнее, стрингах, неспешно прогуливался возле картин, а потом так же неспешно удалился. Мы разыскали этого молодого человека, чтобы узнать, кто он, зачем крутился голым именно возле полотен Врубеля, и что ему за это может быть. «А я разве хулиганил?! — изумленно спрашивает художник Артем Гаврилюк. — Но согласен: в полицию надо бы зайти, а то вдруг они меня уже обыскались».
— Артем, главный вопрос, наверное, такой: зачем вам это было нужно и почему для вашего перформанса был выбран именно зал Врубеля?
— Тут все просто. Дело в том, что вот уже более 10 лет я занимаюсь современным искусством и мне показалось важным обратить внимание людей на молодых художников и метакураторов различных фестивалей и выставок, которые всегда готовы к необычным экспериментам. По сути, это была такая попытка увидеть, как будет развиваться ситуация, если среди обычных посетителей вдруг появится обнаженный человек. При этом зал был выбран не специально, так получилось, и к Врубелю наше выступление не имеет никакого отношения.
— Скажите, а как вам удалось туда пройти? Наверное, всех смотрительниц перепугали...
— Да нет, все было тихо и спокойно. Я почему-то думал, что меня сразу бросятся задерживать, но, видимо, сработал эффект неожиданности, и люди растерялись. Возможно, роль сыграло то, что я был выкрашен золотой краской и все происходящее напоминало театральное представление. Если б просто голый мужик шел, я уверен, охрана тут же бы среагировала! А так... Смотрительницы, конечно, нажимали какие-то кнопочки, но, как мне показалось, они и сами не понимали, что происходит и не акция ли это самой галереи.
— То есть вы прогулялись по Третьяковке и спокойно ушли? Неужели вас даже не попытались остановить?
— Абсолютно спокойно. У меня в тот день были другие дела, поэтому я не стал задерживаться и направился к выходу. К тому же кто ж знал, какие там будут последствия?
— Говорят, вас потом искала полиция. Это так?
— Не знаю. Пока никто не приходил. Да если бы и пришли, мы ни от кого не скрываемся. Не знаю, может, мне стоит сходить туда самому? Спросить, разыскивают меня или нет и не надо ли им как-то помочь. Может, им нужна какая-то отчетность? Хотя вроде и искать-то не за что.
— За хулиганство, например.
— А я не хулиганил; я такими вещами никогда не занимался — если только в детстве. И мы ничего не нарушали! Все было мирно: дети — прикалывались, взрослые — фотографировались и умилялись. Это же акционизм, перформанс. Веселое театральное выступление без всякой политики.
— Посетители предположили, что вы были в образе золотого тельца. Да и что они могли подумать, увидев парня, покрытого блестящей краской, в таких же блестящих стрингах?
— Я бы не сказал, что был тельцом. Скорее, просто одним из представителей современного искусства, для которого его тело — такое же произведение, как и висящие на стенах картины. А стринги на самом деле были алые. Просто их потом подкрасили. Они были нужны, чтобы скрыть некоторые органы, которые могли шокировать неподготовленную публику. Хотя лично я к наготе отношусь спокойно. Глупо смеяться над чьей-то попой, когда это наше, человеческое естество.
— А читали, что потом про вас написал Юрий Лоза? Что в этих намазанных краской ягодицах нет ничего достойного внимания, что такие творцы, как вы, только и могут, что снимать штаны перед камерой, и это нельзя считать культурой?
— Лоза? А кто это?
— Ну как... Песню «Плот» помните? Или «Заповедные места»?
— А. Не знаю, это у него надо спросить, он же в культуре больше. Мы только начинающие. А вообще, мне кажется, что современное искусство многогранно: кто-то увлекается эстрадой, кто-то — живописью, кто-то — акционизмом, и только время рассудит, кто и как себя проявил. Кстати, я тоже музыкой занимаюсь. Вполне возможно, что-то из этого останется в истории и окажет свое влияние на молодежь.
Да, возможно, то, что мы сделали в Третьяковке, покажется кому-то дерзким и странным, но это только потому, что мы ищем новые грани. Просто дайте нам эту возможность — творить!