18+
После того как пару лет назад Кирилл Рихтер выступил на фестивале Sound Up, для молодого миловидного композитора-неоклассика настала пора медных труб. Глянцевые журналы называли его чуть ли не главной надеждой современной инструментальной музыки. У восторженных критиков композитор-самоучка, окончивший музыкалку экстерном, ходил чуть ли не в новых Курехиных. Впрочем, для скептиков он так и остался «Филипом Глассом на минималках». 14 июля Кирилл Рихтер даст концерт на ВДНХ в рамках проекта «Неоклассики». «Шторм» поговорил с 28-летней звездой о бремени славы и его новых работах — саундтреках и теме к чемпионату мира.
— Как у Вас вышло с головой уйти в музыку и начать на ней зарабатывать?
— Запросто вышло: я ведь не думал о деньгах. Просто так получилось, что мое увлечение стало работой. Здесь много случайностей и везения. По-моему, Черчилль или другой мудрец говорил: «Желайте не здоровья и таланта, потому что здоровых и талантливых много, а желайте удачи в делах». Терять мне было нечего, в дополнительной поддержке я не нуждался.
Советов, как набраться смелости и, скажем, автослесарю уйти из его стабильно доходного гаража в драматурги, я давать не буду. Пусть каждый решает сам, а то еще надаю советов, потом меня будут обвинять. Могу посоветовать разве что адекватно оценивать свои силы, правильно планировать и дифференцировать деятельность. У меня с самого начала была какая-то стратегия, которой я придерживался и придерживаюсь: давать концерты, работать с кино и телевидением, записываться, присутствовать в публичном поле, — нужно охватывать много направлений, чтобы выстрелило хотя бы одно ружье. Я сам к 28 кем только не работал, в том числе мыл полы в пиццерии. Поэтому мне кажется, для человека с руками и ногами заработать деньги своим трудом в любом случае не проблема.
— Вам не мешает довольно внезапно обрушившаяся слава?
— Да какая уж там слава! А медийность мне совсем не мешает — наоборот, весело: в каждом интервью можешь говорить все что угодно, придумать разные истории, а читатели потом сопоставляют эти факты — им тоже развлечение. Мне очень нравится возможность транслировать свои мысли через интервью. Мне кажется, это довольно приятный способ общения с аудиторией.
— Ну а зависть? Профессиональное сообщество — тот еще серпентарий. Не было такого, что на репетиции Вы возвращаетесь с перерыва, а у Вас вся партитура в проклятиях и пенисами изрисована?
— Не, никакого негатива. Я всегда стараюсь выстраивать отношения с музыкантами открыто и прямо, и они тем же отвечают мне. Со мной играют люди, которым нравится моя, вот вроде бы непрофессиональная, музыка. Даже несмотря на то что это аспиранты, выпускники или студенты консерватории. Мне часто говорили артисты, что им нравится играть мою музыку, ну а если кому-то что-то не нравится в моем творчестве, всегда есть опция не участвовать в проекте.
— А какой у Вас сейчас формат?
— Струнный оркестр, который на самом деле больше струнный ансамбль, потому что это фактически оркестр солистов. Шесть скрипок, два альта, две виолончели и контрабас. Дирижер Владимир Обухов и пианист, ваш покорный слуга. Это совсем не случайные люди, с ними мы уже довольно долго играем вместе. Программа будет состоять из некоторых струнных вещей и тех композиций, которые все уже знают как произведения для фортепиано. Будет сыграна оркестровая сюита и состоится несколько премьер, если я успею закончить одну партитуру к этому времени. Сыграем саундтрек из нового фильма Ивана Твердовского «Подбросы».
— Насколько Вам важно самому исполнять вашу музыку — ведь, как ни крути, руки детям ставят в музыкалке, которую вы окончили экстерном?
— Мне это важно на 100%. Пока есть возможность, нужно продолжать себя развивать как исполнителя, и дело не только в постановке рук. Меня не воспитывали как артиста, не было школы выступления перед большой аудиторией, к чему музыканты привыкают с детства. Я, конечно, всегда очень волнуюсь, и для меня самого это своеобразный челлендж. Развивая свое исполнительское мастерство, становишься свободнее и в композиции: понимаешь, что в нужный момент тебе хватит техники, и решаешься на большее.
— То есть Вы чувствуете некоторое ограничение и как композитор?
— Разумеется, я пишу под свои руки. Спросите у Рахманинова, почему он писал свои произведения на полторы октавы, — потому что он так играл. Шостакович или Прокофьев писали такие сложнейшие пассажи, потому что они сами были виртуозными исполнителями.
— В рамках того же фестиваля на ВДНХ перед Вами играет Полина Осетинская. Вы не робеете перед таким соседством с признанным виртуозом?
— Нет. И могу объяснить почему: у нас задачи разные. Полина профессиональный пианист и играет ту музыку, в которой ее навыки и умения раскрываются наиболее полно. А я не играю чужую музыку. Мне вообще этот процесс интересен в разрезе моей жизненной истории. Движение — все: мне нравится играть, наблюдать за тем, как развивается моя музыка, как участвуют в этом другие люди.
— Пуристы смотрят на Вас свысока, как и на Вашу публику. Как Вы сами находите Вашу аудиторию?
— Она на самом деле очень широкая и разнообразная. Но действительно, очень часто я слышу, когда люди, которые не слушают и никогда не слушали инструментальную музыку, говорят, что им понравилось мое творчество. Мне лестно. Хочется, знаете ли, обращать людей в свою веру. Такие слова вселяют в меня надежду на то, что в том числе и через мою музыку они придут и к чему-то более концептуальному... просто более сложному. Даже если у слушателей просто появятся какие-то интересные идеи и замыслы — это уже здорово.
— То есть Вы — как миссионер в джунглях. Втирать туземцам концепцию триединства Бога или объяснять им про Логос Вам и не нужно, лишь бы дикари ветхозаветные заповеди выполняли, да любили друг друга.
— Ну так-то не стоит все-таки. Я, кстати, сам не чувствую себя миссионером вовсе. Это умозаключение родилось после разговоров с музыкантами моего ансамбля. Я занимаюсь музыкой из довольно эгоистических соображений. Наслаждаюсь процессом.
— В этом году Вы написали для американского телеканала Fox Sports джингл к чемпионату мира, сертифицированный FIFA как официальный саундтрек. Вы сами болельщик?
— В детстве у бабушки в Украине я ходил на полтавский стадион смотреть игры. Мне очень нравилась сама атмосфера. Я не то чтобы был фанатом самой игры — мне, признаться, больше гандбол нравится. Но та энергия, то единение болельщиков на стадионе не может не восхищать. Мне очень импонирует спорт как идея абстрактного, возведенного в абсолют условного конфликта, идея чистой состязательности. Мне кажется, мы все так и должны решать все противоречия: мирно и по правилам.
За текущим чемпионатом я, конечно, слежу. Сложно игнорировать такое событие. Тем более что сюда приехала вся команда Fox Sports, с которой я связан. Это мероприятие в нашей стране здорово все поменяло — прежде всего, конечно, самих наших соотечественников. А болею я за победителей.
— В этом году вышли фантастический «Черновик» по роману Сергея Лукьяненко и «Подбросы» Ивана Твердовского с Вашей музыкой. Как Вам работалось над саундтреками?
— История с киномузыкой началась как раз с Твердовского. Мы изначально хотели работать с Ваней. Он работает с продюсером Натальей Мокрицкой. Она пришла на мой прошлогодний концерт на ВДНХ со своим мужем Сергеем, после чего они предложили написать музыку к «Черновику».
Специфика у этого дела своя. Естественно, было техзадание, и был брифинг, и были пожелания и референсы. Проделана огромная работа. То есть не сказать, что я сел за инструмент и быстро все написал. Сначала создавались темы, потом они проходили выборку продюсеров, обсуждались с режиссером, потом начиналась работа с самим монтажным материалом, чтобы подставить музыку в конкретные сцены, чтобы она работала на видеоряд и вообще сюжет, прикрывала неровности и так далее. В таких фильмах музыка имеет довольно четкую служебную функцию, и композитор там не царь и бог, как в артхаусе. Там композитор — напарник режиссера. В массовом кино другие задачи. Там есть устоявшийся язык, клише, которые были разработаны Голливудом лет сто с лишним лет. Они безотказно работают на зрителя и они же определяют собственные требования к музыке.
Не буду скрывать, мне было сложно работать. Функциональная музыка мне не вполне близка, к тому же там для меня как для автора было не так много простора. Но с точки зрения ценности полученного опыта мне эта работа показалось крайне полезной и увлекательной. Общение с режиссером меня многому научило. И я, конечно, был счастлив, что мне без серьезного портфолио доверили писать музыку к такой серьезной картине.
— «Включу» Дудя и спрошу так: три лучших кинокомпозитора прямо сейчас.
— Во-первых, Филип Гласс. Без указания конкретных работ, скажем так, сразу весь: люблю за его общий творческий поток. С эмоциональной точки зрения — мне нравится, что делает Майкл Лоуренс Найман. С технической — Ханс Циммер. Я восхищаюсь его гениальной способностью создавать хиты из своего музыкального материала, для композитора это очень круто.
— А сейчас над чем трудитесь? Запрещенный вопрос: какие творческие планы?
— О творческих планах лучше спрашивать у Светланы Лободы. А я сейчас, во-первых, занимаюсь на другом, новом для себя инструменте — не буду пока говорить, на каком. В разгаре процесс создания дебютного альбома — звуковой продакшен, видео. Очень долго мы искали рояль для записи. Пластинка под названием Chronos выйдет осенью, ближе к ноябрю. На ближайшее будущее запланировано два концерта в Европе: в Гамбурге и в Лондоне, в Королевском Альберт-холле. Думаю, что сейчас, летом, мы отыграем и пропадем на какое-то время. Впереди работа в студии.
Дебютный альбом мы решили записывать своими силами. Потом я передам материал и для лейбла 1631 Recordings, с которым переговоры велись изначально, они выпустят мои вальсы. Далее отдельно мы планируем издавать уже и саундтреки, и какие-то струнные и фортепианные пьесы.
— Как Вы пишете? Обязательно ли Вам сидеть за клавиатурой? Или бумажная музыка Вам тоже норм?
— Я одинаково ценю разные методы. Импровизационная работа очень важна, потому что иногда она открывает абсолютно неожиданные ходы. Работа с партитурой ценна своим логическим эффектом, она упорядочивает мысль. Я часто пишу в самолете, за перелет создать пьесу — милое дело.
— С такой фамилией в музыке Вам комфортно? Не ощущаете себя самозванцем? Да и вообще, я тут насчитал 12 Рихтеров-музыкантов, включая Святослава и его отца Теофила.
— В Германии фамилия Рихтер — это как Иванов, ничего в ней особенного нет. Конечно, к Святославу Теофиловичу я отношусь с трепетом, равнять себя с великим у меня и мысли нет. Мы, наше поколение и близко не сравняется с его мастерством, философией, мировоззрением. Ну перед ним неловко, но, с другой стороны, какие у меня варианты были: фамилию, что ли, менять?!
Вообще, мне в чем-то помогает она. Быть Рихтером — это дисциплинирует, нужно соответствовать. Как там говорится — «ноблесс оближ»? Nomen est omen?
— Как Вы ухаживаете за собой?
— Никак особенно не ухаживаю. Перед выступлением пью сладкую воду для концентрации. А вообще, рецепт для поддержания себя в форме прост: есть, что хочется, спать, когда хочется, и много работать.
