Лечить — так лечить! Любить — так любить! Сажать — так сажать!

Летом этого года в исправительной колонии №2 Нижнего Новгорода стало одной заключенной меньше. Стены учреждения покинула в прошлом бывшая военнослужащая, капитан 3 ранга морского флота Наталья Вострикова, получившая три года за вымогательство денег у народного артиста России Александра Розенбаума. Спустя несколько месяцев после освобождения Наталья решила прервать молчание и рассказать свою версию произошедшего. Разговор был долгим, вспомнили обо всем: и о том, как она в него влюбилась, и о том, каким мудрым и справедливым он ей казался, и о том, как оказалась на зоне.

— Наталья, глядя на Вас, сложно представить, что Вы около двух лет провели в заключении. Теперь Вы на воле. Какой он, воздух свободы?

— Знаете... свежий и чистый! Моей главной мечтой там было освободиться и уехать куда-нибудь за город. На дачу. За 101-й километр. И чтобы никого больше не было, чтобы только воздух и вода! Хотелось просто надышаться. 

— На зоны обычно попадают за преступления. Вы говорите, что оказались там из-за любви. Что это за история? 

— Я бы немножко поправила: скорее даже не за любовь, а за свою доверчивость. За какую-то наивность. А отношение к этому имел человек, которого я долгие годы считала близким. Человек публичный. Он широко известен. Это — народный артист Александр Яковлевич Розенбаум, с которым мы знакомы с 2003 года. И если начиналось все очень красиво — для кого-то это было даже как сказка, закончилось вот так печально…

— Расскажите, как Вы с ним познакомились. Сразу поняли, что это человек всей Вашей жизни?  

— Нет, такого не было. В тот момент я знала, что есть такой певец, и слушала его песни — но среди многого прочего. И был человек, который мне очень нравился: его звали Виктором. Он любил песни Александра Яковлевича и служил заместителем командира одной флотской части в вооруженных силах. Однажды я захотела сделать ему подарок — привезти в гарнизон Розенбаума. Почему бы не помочь? Любимому человеку? Стала узнавать, как это сделать. Сначала мы попытались выйти на артиста через его продюсера, но не нашли понимания и написали на официальный сайт певца: не хотел бы Александр Яковлевич приехать с шефским концертом во флотскую часть? Его там встретят; к тому же он и сам очень любит флот.

— И он ответил лично?

— Да, ответил; ему очень понравился мой вопрос. Встреча состоялась! Помню, я приехала за Александром Яковлевичем в гостиницу «Балчуг». Оделась по форме, мне дали представительскую машину. Он вышел вместе со своим продюсером, и мы поехали в часть. По дороге разговаривали обо всем на свете, и я была поражена, насколько просто с ним общаться. Он сразу к себе располагал. Обаяние, харизма… в нем было все!

— Сразу влюбились?

— Я не могу сказать, что сразу в него влюбилась, скорее, было приятно, что я могу запросто поговорить с таким человеком. И вот что очень интересно: после выступления я хотела остаться с другом, но Александр Яковлевич нас подравнял: мол, нет-нет, вы нас привезли, будьте любезны увезти. Пришлось ехать обратно, и по дороге Александр Яковлевич рассказал мне, что у него есть форум, к которому я могла бы подключиться как организатор. А начать — с творческих встреч, так называемых фраеровок.

В тот день он подарил мне сразу несколько букетов. Я случайно обмолвилась, что у моей мамы день рождения, и он попросил их ей передать вместе со словами благодарности, за то, что она воспитала такого человека. Помню, я ему сказала: ну Вы же меня не знаете! Он: «Нет, знаю! Я чувствую людей уже через 20 минут разговора».

Потом он дал мне свой телефон, и началось наше общение. Это не было моей целью, как у поклонников, которые гоняются за артистами и хотят с ними подружиться, — это произошло в силу обстоятельств.

Хочу показать, как я выходила на сцену. Букет цветов, женщина в форме… Он, конечно, был очарован! Ну, и поскольку это был творческий вечер, меня попросили придумать какие-то слова, и я посвятила Розенбауму стихи.

Я очень хорошо помню, как я их читала. У меня руки тряслись и голос дрожал!

— Он заметил?

— Заметил! Заметил и сказал, что его это очень тронуло. Я ему стихи — он мне цветы. Тогда, наверное, эта симпатия и возникла, хотя я не предполагала, что так будет. Думала, это какое-то творческое общение.  

— Сначала была только дружба?

— Да, наше общение поначалу касалось лишь организационных моментов — тех же фраеровок. На первую встречу он пришел с музыкантом Александром Алексеевым и продюсером Беллой Михайловной, которая впоследствии очень сильно противилась тому, чтобы я делала какие-то проекты. Она считала, что мы — фанаты, и что, простите, идиоты, которые отрывают артиста от его дел. Говорила, что ему все это абсолютно не нужно, это его отвлекает, а меня, как главного предводителя поклонников, вообще не воспринимали, если не сказать, что ненавидели.

Вот, смотрите, на этих фото тоже наши фраеровки. Мы надеваем на голову Розенбауму корону, а он преклоняет колено, и видно, что он получает от этого массу позитива. Но постепенно эту инициативу задушили, а задушила его продюсер. 

— Когда Вы поняли, что у Вас к нему действительно любовь?

— А Вы знаете, наверное, это был 2005 год. Так случилось, что я тяжело заболела, я даже хотела уходить из вооруженных сил, потому что мне было очень тяжело. И вот тогда Александр Яковлевич стал проявлять ко мне внимание! Он помогал советами, обещал помочь с новой работой и даже как-то раз позвал в свой кабинет в Госдуме, где я провела весь день.  

Когда я легла на операцию, он звонил мне в любое время суток — и вечером, и ночью. Дергал врачей. Через моих знакомых пытался передать деньги на фрукты. Переживал.

Помню такой момент: подруга, которая, как и я, занималась оргделами, в день моей операции уехала к нему на концерт. Как она потом рассказывала, он вылетел из-за кулис и начал на нее кричать: «Что там вообще? Я волнуюсь! Как ты могла ее оставить? Она для меня близкий человек!» Целую лекцию ей прочел!

Тогда я поняла, что он тоже значит для меня гораздо больше, чем просто артист. Возникли чувства, хотя я держалась на расстоянии и с уважением относилась и к его жене, и к его родителям. Для меня он был эталоном — я и подумать не могла, что могут быть какие-то другие отношения между певцом и… не совсем поклонницей, а, скажем так, хорошей знакомой. 

В том же 2005 году у Александра Яковлевича умер брат, и я старалась его поддержать. А он — меня. Когда я болела, он звонил и читал мне свои стихи.  

— Прямо так, по телефону?

— Да. Он мог взять гитару, что-то напеть и спросить: «Ну, как тебе? Что ты об этом думаешь?» Так что и у меня, и у него это было обоюдно: чувствовалось какое-то притяжение. Может, мне и хотелось чего-то большего, но через черту я не переступала. Отправляла ему только письма и стихи.

А когда моя влюбленность начала достигать пика, произошла неприятная история: нас поссорили. Произошла провокация, во главе которой стояла его продюсер: меня обвинили в том, что я вторгаюсь в жизнь артиста! Мол, им поступают угрозы, и Розенбауму было четко объяснено, что это от меня. Как результат, Александр Яковлевич закрывает форум, и наши фраеровки прекращаются. 

— Он поверил?

— Да! Где-то в интернете даже сохранилось объявление: такая-то такая-то мешает певцу жить. И я стала для него изгоем, врагом! Нас просто развели, после чего мы не общались с ним, наверное, года полтора.

Все это произошло в тот момент, когда у меня были проблемы с работой — до этого Александр Яковлевич настоял на том, чтобы я уволилась из вооруженных сил, и обещал, что я буду заниматься его ресурсом. В итоге человек исчезает, телефоны меняются. Никаких объяснений! Полгода я скитаюсь по биржам и параллельно пишу ему письма, чтобы понять, что произошло. Как выяснилось позже, все эти письма читала его продюсер, и они обсуждались широким кругом.  

Более того, обсуждалась даже история моего рождения! Еще подростком я увидела документы, что была удочерена, а уже познакомившись с Розенбаумом, попросила его как депутата узнать, кто мои настоящие родители.

В дальнейшем этот факт был настолько перевернут, что продюсер Розенбаума и еще один человек, который постоянно возле него крутился, некий Алексей Шумов, назвали меня чуть ли не подкидышем! Мол, чего ты лезешь? Розенбаум что, должен заниматься какой-то безродной сиротой? Я не могла понять, как он мог поделиться моей тайной со своим окружением. Просто в голове не укладывалось!

Точно так же обсуждался и мой диагноз — чем я болела и какая у меня была операция. Вывернули так, что он чуть ли не сам ее оплатил! Да, он проявлял внимание и заботу, он много раз предлагал лечащему врачу купить лекарства, но сама операция была бесплатной, как и последующее реабилитационное лечение. 

Вот видите, что происходило. Насколько он был доверителен со мной, настолько он представлял меня для своего окружения в совершенно другом свете! Что какая-то фанатка делает непонятно что. Но как непонятно?! Я занималась организацией его концертов, а все, что писали в МК и показывали по НТВ — мол, я имела отношение к его кассовым выступлениям, — все неправда. Я никогда туда не лезла, никакой коммерческой деятельностью не занималась и хлеб ни у кого не отнимала. Все, что я делала, я делала для человека, который был мне близок!  

— В самом начале Вы сказали, что Александр Яковлевич проявил себя как настоящий мужчина. Приезжал, заботился…

— В больницу он не приезжал, но что заботился — это да. Помню, он как-то позвонил мне в больницу, а время было уже к вечеру. Дали обезболивающее. Я ему пожаловалась, что мне плохо. Это было накануне 8 Марта — и от этого еще грустнее. Но он поговорил со мной, успокоил. Сказал: «Давай, держись!»

В те времена Саша был другим. Добрым. Зная, что у меня материальные трудности, а на руках больная мама, за которой надо ухаживать, Розенбаум время от времени подкидывал мне какие-то деньги. Говорил: «На, возьми, Наташа, заплати сиделке, чтобы тебе не приходилось ездить к маме по несколько раз за день». 

Последняя помощь от души была за два дня до ее смерти. Я приехала в Питер, и он дал мне очередную сумму. К сожалению, эти деньги пошли на другое — на похороны. Тогда человек помог, однако в 2016 году на суде было сказано совсем по-другому. Мол, я платил за лечение ее матери, я ее содержал! Знала бы, что так будет, ни за что бы не взяла. 

— Потом Вы писали ему письма. Он отвечал?

— Он вообще не отвечал на письма! Правда, забыла сказать, я продолжала общаться с его родителями: они у него замечательные. Помню, я страшно переживала, как они относятся к нашему разладу, но его мама сказала: «Наташа, успокойся. Неважно, что он говорит — у меня есть свое мнение. Я разберусь». Не знаю, нравилось ему это или не нравилось, но в свой любой визит в Питер я их навещала. 

В мае 2008-го мы с Сашей снова увиделись. Я пришла к нему в гримерку, хотя меня не пускали. Сначала была какая-то перепалка, но потом он сказал: ладно, давай встретимся не здесь, а в кафе возле моего дома. И мы встретились.

После праздников Александр Яковлевич был во хмелю, да и я немножко подшофе — до этого встречалась с друзьями. Мы сидели с ним в кафе возле его дома, язычки развязались. Слово за слово — человек вдруг бросает фразу: что ему, может, меня и не хватало! Вот тогда мы с ним впервые перешли на «ты»... Через пять лет после знакомства. А буквально через месяц, когда я обмолвилась, что хотела бы увидеться, он ответил: «Ну прилетай! Дорогу я тебе оплачу». Когда я приехала — услышала: «Адрес знаешь». 

— Как Вы думаете, почему окружение Розенбаума, как Вы говорите, приняло Вас в штыки? У них была какая-то ревность?

— Именно ревность — и профессиональная, и женская. Дело в том, что продюсер считала Александра Яковлевича своим личным человеком, поэтому сразу увидела во мне соперницу, которая ей мешала. С ее стороны неоднократно говорилось: кто вы, какое право вы имеете ему звонить и писать? Александр Яковлевич говорит одно, они — другое. При этом он сам находится между двумя-тремя женщинами, и его все устраивает.

Впоследствии я поняла, что во мне увидели еще и профессиональную угрозу: я же занималась организацией серьезных проектов! Фраеровки — это так, теперь я общалась и с госструктурами, и с культурным центром Вооруженных сил, помогала Саше попасть в книгу рекордов России. Горела всем этим, потому что понимала, что ему это нравится! И вот когда все эти проекты начались, возникло еще большее неприятие. Помню, я обратилась к Белле Михайловне с просьбой поддержать идею международного фестиваля песен Александра Яковлевича — даже в этом мне было отказано! 

— Александра Яковлевича считают одним из самых порядочных артистов российской сцены. Борец за справедливость, патриот… Сложно поверить, что он мог так себя вести.

— А дело в том, что со всеми этими людьми у него были близкие отношения. Я понимаю это так: женщине, с которой у него интим, он верит — и верит только ей. Плюс его особенности характера. Он у него очень тяжелый. 

Да, имидж у него человека безупречного — но далеко не идеального! Плюс ко всему, он безумно внушаемый. Мы виделись редко, а эти люди возле него постоянно! Мне он может звонить ночью и жаловаться, как ему плохо, что у него болит, или, простите, на свою очередную молодую знакомую — обсудить со мной даже это, а своему окружению говорит: да как она меня достала! Не знаю, куда от нее деться! А как он на суде заявил?! «Я вообще думал, может, мне за границу уехать, чтобы от нее избавиться?»

Говорилось, что все эти проекты ему навязывались. Что я его достала. Но как же тогда все эти бумажки с его подписью, все эти согласования? И вдруг — да нет, я не хотел, да мне не надо!

Да, наверное, он патриот, безусловно. Он любит военных, летает в Сирию, но в чисто человеческих отношениях... Я считаю, что это лицемерие. Двуличность какая-то. А то, что он сделал сейчас, можно выразить цитатой из его же произведения: «Ни в одной аптеке нет лекарства от паскудства».

— Лет пять назад на сайте Александра Яковлевича было написано, что Вы терроризируете его звонками. Это было?

– Ну, как… Правда в том, что я действительно пыталась до него дозвониться, чтобы понять, что не так. Мы ссорились, он говорил, что я негодяйка, такая-сякая. В тот момент у него была девушка, какая-то очередная фаворитка. Я звоню ему — он не отвечает. Можно ли назвать это телефонным терроризмом?

Потом он делает скриншот с экрана телефона и вывешивает это в интернет, подписывая, что телефон бессилен перед функцией автодозвона, и отменяет концерт в «Гнезде глухаря». Так это не он его планировал! Это, простите, я организовывала — должно было пройти выступление, посвященное 30-летию его творческой деятельности. Но больше всего обидно, что все это выложили на сайте «Радио Шансон», с которым я дружила, и все это разнеслось. Ай-яй-яй, он отменил концерт!

Когда мы ссорились, он публично меня обгаживал. Когда мирились и я просила его что-то убрать — он: неееет. Не считал нужным. Говорил: Наташ, ладно, забудь. Рвать надо было эти отношения еще тогда! Я на них не настаивала.

Мы, кстати, все-таки сделали тот концерт. Администратор даже и не скрывал, что ему звонила Белла Михайловна и просила закрыть «шарашкину контору». Но мы с ребятами выдохнули и решили, что выступление все равно будет. Я написала в управление культуры Вооруженных сил, чтобы рассмотрели возможность предоставить зал в культурном центре Вооруженных сил. Нас поддержали. 

— То есть концерт состоялся?!

— И он, Розенбаум, на него пришел! Со сцены поблагодарил организаторов и участников за уважение. Все замечательно! Зал был полон: ветераны, бойцы-срочники… хороший зал в старых советских традициях. Но как говорят, ложечки вернули, а запашок остался — так и здесь. Выступление состоялось, а история висит: фанатка, домогалась, прочее. На суде было сказано: изолируйте ее поскорее!

— А обвинения в шантаже интимными снимками?

— Интимные снимки, они присутствовали. Почему и все заседания суда были закрытыми. Никого не пустили. Александр Яковлевич очень переживал за свою репутацию! Поскольку у нас с ним были очень близкие отношения, интимные, но виделись мы нечасто, Розенбауму очень нравилось развлекаться перепиской. Я его в этом поддерживала — а почему нет? Тоже как вариант. И, знаете, ничего такого в этом не вижу, взрослые люди.

И что случилось… Мы с ним были в ссоре. Я знала, что ему нравится такого рода общение, но что мне бы он отвечать не стал. Тогда я попросила одну молодую коллегу, большую поклонницу его творчества, мне помочь. Сказала: ну просто позвони ему, скажи, что хочешь познакомиться. Пообщайтесь. Не скрывай, что ты меня знаешь и постарайся его убедить, что он не прав в своем негативном отношении ко мне. Как он заявил на суде, он в тот момент лежал в психиатрической больнице и ему было пофигу, чем заниматься.  

Проходит какое-то время — девушка мне говорит: «Наталья Евгеньевна, при всем моем уважении, я больше не буду этим заниматься. То, что он мне предлагает, не совсем прилично». Я-то его знаю, как облупленного, а тут новый человек. Ладно, говорю, я сама продолжу. Зачем мне было раскрываться? Причем его настолько занесло, что он начал кидать воображаемой Оле откровенно порнографические фотографии и видеоролики. 

— То есть Вы продолжили переписываться от лица той девушки?

— Да, и, чего греха таить, я ему тоже слала фотографии, но не чьи-то, а свои. Части тела. А теперь объясните мне, каким образом его могут опорочить фотографии, где нет лица? Да никаким! В интернете этого всего навалом. Но человека убедили, что я могу этим шантажировать. Что это угрожает его репутации. 

А с чего началось? С очередного его обещания помочь с работой. Еще в 2014 году я знала, что впереди сокращения, а мне нужно набирать стаж. Я же уже из Вооруженных сил ушла — Александр Яковлевич помог, «спасибо» ему — мне до военной пенсии оставалось доработать всего года три. В тот момент у нас вроде бы снова наладились отношения, и он сказал: помогу! После переписки с той девушкой (воображаемой Олей. — Примеч. «Шторма») он очухался, выздоровел, а до этого реально был тяжеленький. Постепенно переписка сошла на нет, однако я узнала из нее о себе много нового. Знаете, как это тяжело, получать смски о себе самой — какая я негодяйка и как его достала! Но игру пришлось провести — слишком уж хотелось помириться.

— Вы признались, кто ему писал на самом деле?

— Нет, потому что он мог обидеться. И все это заглохло. Следующая наша встреча была в августе 2014-го. «Оля» исчезла, у него все хорошо. Я рассказала ему, что у меня новый проект, он попросил прилететь в Санкт-Петербург.

Встретились в ресторане. Он с иронией и даже смущаясь рассказал мне про мою «знакомую», которая превзошла свою учительницу. Мы посмеялись. Но у меня в тот момент были проблемы с зубами. Он спросил, что со мной, я рассказала, что, мол, мне неловко, еле держатся. Ну ладно, говорит, буду осенью в Москве, подзаработаю, подкину тебе. Это была просто встреча друзей — никаких интимных отношений. А в сентябре 12 числа я приехала к его дому. В квартиру он не позвал. Сказал: «Наташ, давай встретимся в сквере». Ну, я поняла, что там что-то не то, отдала подарки. Уточняю, что с работой. Он обещает помочь и просит перезвонить через два-три дня. Звоню — телефон заблокирован. Пишу через WhatsApp — тоже нет. В итоге выяснилось, что его телефон просматривала его новая знакомая и возмутилась, что за тетка ему звонит? Почему он получает от нее подарки? Почему встречается с ней в ресторане?

Ну и все: эта девушка решила, что меня надо убирать. Начала писать с его телефона что-то неадекватное. Когда я пытаюсь выяснить, что происходит, он отвечает, что ничего не знает. Дальше еще хлеще: в один прекрасный день раздается его звонок. Он начинает орать: «Что это такое? Где эта твоя Оля? Я ее прибью, я ее разорву!» Якобы его новой девушке начали присылать на телефон подробности той интимной переписки.  

Я в ужасе: что делать? Я и так, и сяк — конфликт нарастает. Пытаюсь объяснить, что Оля не могла это сделать, может, у тебя кто скопировал с телефона? Какая хорошая тонкая провокация!

— А кто мог это сделать?

— Я подозреваю, что это сделала его девушка. Он с ней познакомился, когда переписывался с «Олей». Зовут Маша, он с ней публично появляется. И чтобы меня подставить, она вот это выдает. Мол, посмотри, что присылают мне и моим подругам! При этом я не знаю ни ее, ни подруг. Конфликт вырос в то, что меня отправили в тюрьму.

— Каким было главное обвинение?

— В тот момент я нашла работу в Детском военно-патриотическом клубе. Мой начальник — Олег Денисов — узнав, что я знакома с Розенбаумом, предложил возглавить проект «Карусель мелодий», который уже был согласован с советом ветеранов, с префектурой СЗАО и Военно-историческим обществом. Оставалось согласовать с самим артистом. Было разработано положение о фестивале. Директор его взял и с цветами вместе со знакомым поехал к Александру Яковлевичу.

Во время ознакомления с текстом проекта, девушка Розенбаума Мария, услышав название форума «Мы живы», сказала Розенбауму, что инициатор проекта — Вострикова. И, как только тот услышал мою фамилию, разозлился и выставил визитеров как паршивых котят. Директор вернулся на работу после этой встречи в бешенстве, начал упрекать меня в том, что из-за меня артист его выставил за дверь. Для меня это стало последней каплей! Тем более что до этого, в последнюю встречу с Розенбаумом, в октябре 2014 года, я случайно оставила в его гримерке видеокамеру, которая оказалась включенной и записала, что там происходило, когда я вышла. Уже дома я обнаружила там файл, на котором слышно, как Розенбаум обсуждает с Машей, какая я негодяйка, что со мной обязательно разберутся, а его концертный директор произносит фразу: «У меня в кармане героин! Вот сумка Востриковой, давайте я его ей подложу?» У меня тогда волосы зашевелились, и я прекратила с ним общение.

А тут — снова идет такая грязь! И я психанула! Когда шла с работы, меня трясло. Пишу ему в WhatsApp: «Ах ты гад! Я тебе устрою! На тебе твои фотографии — забирай и иди к черту! Это мое личное дело, что я их храню. Не запрещено!» Говорю: «Все, не хочешь фестиваль — пиши опровержение». Он согласился, назначил мне встречу в лобби-баре гостиницы «Украина». Как потом оказалось, именно в тот день он заранее написал заявление в органы МВД о том, что в указанном месте состоится вымогательство в особо крупных размерах.

— Как прошла эта встреча?

— Я приезжаю, он: «Хочешь кофе или покушать?» Я: «Ничего не хочу, хочу только разобраться, мне надоели эти провокации!» Я ему одно: подпиши опровержение, он мне другое: отдай флешку! Продай мне ее! На его настойчивые предложения о продаже я ответила отказом, предложила приехать ко мне домой и самому удалить из компьютера все фотографии, которые он сочтет нужным. Пытаюсь вернуть разговор к теме опровержения и фестиваля, он в ответ снова о деньгах: «Мне проще тебе заплатить, чем что-либо опровергать публично». А вы бы отказались? Вот и я не стала. Понимая, что его не переубедить, а у меня висят кредиты. И сказала: «Хорошо, закрой мои кредиты и на этом наше общение и все проекты, посвященные твоему творчеству, прекращаются навсегда». Соглашается.

Александр Яковлевич приехал на следующий день. Сели, выпили кофе, удалили все что он хотел, посмотрели сайт будущего фестиваля «Карусель мелодий». Заторопился. Даю ему банки с вареньем, напоследок спрашиваю, что с фестивалем. Он отмахивается. Уходит со словами: «Не звони мне пока, пусть пройдет время». И это при том, что уже вовсю идет отборочный тур и формируется состав жюри. О кредитах уже ни слова.

— Что было дальше?

— Меня такое его отношение не устроило, и на следующий день я снова стала ему писать в WhatsApp, упирая на то, что его просьбу об удалении неприятных фотографий я выполнила, а он мои — нет. Он назначает мне новую встречу на следующий день, возле своего дома в Москве. Просит приехать одной и привезти с собой уведомления из банков по кредитным платежам. Приезжаю на своей машине, смотрим документы, считаем суммы.

Уточняет, что по безналичке делать этого не станет, поскольку не хочет, чтобы об этом узнало его окружение. Сказал, что сам мне перезвонит, когда будет готов.

19 апреля 2016 года Саша мне написал в WhatsApp, что ему удобно встретиться вечером у филармонии в Олимпийской деревне.

Когда я приехала, села в его машину, попыталась вернуться к разговору об опровержении и примирении. Он же просто кинул мне пачку с деньгами в пакет и сказал, что у него нет времени. Я выхожу со слезами на глазах. Делаю несколько шагов — и меня задерживают! Задерживают с этими деньгами!

То есть Вы понимаете, человек заранее написал заявление! Он ходил на встречи с диктофоном и все записывал. Получилось, что я шла в гостиницу «Украина» с целью шантажа! 

— Какую статью Вам дали?

— Статья 163, часть вторая, пункт «г». Вымогательство в крупном размере. Она считается тяжелой, срок до семи лет.

Это был первый эпизод. А второй такой: его приобщили к делу уже через полгода после того, как меня заключили в СИЗО. Когда Александр Яковлевич передавал мне в мае 2015 года деньги на протезирование, он попросил написать расписку под диктовку о том, что я обязуюсь в обмен на деньги его забыть, не писать, не звонить ему и его окружению. Также в расписке упоминалось о том, что в случае распространения в интернете порочащих его фото и сведений я несу за это ответственность и не имею к нему никаких претензий. После этой встречи мы с ним не общались до марта 2016 года.

— Сколько лет Вам могли за это дать?

— Учитывая оба эпизода, прокурор на суде запрашивал четыре с половиной года. Александр Яковлевич, давая показания в суде, потупив взор и, избегая ответов на прямые вопросы моего адвоката, на голубом глазу заявил, что настаивает на реальном сроке. Он действительно хотел, чтобы меня посадили! 

— Он был на заседаниях?

— Один-единственный раз. Я тогда задала ему около тридцати вопросов, но все неудобные тут же убирались. Кстати, мы с адвокатом были уверены, что эпизод с долговой распиской уйдет, но я опять стала заложницей своего доверия. Я ведь до последнего надеялась, что Розенбаум остановится! Мне казалось, что это какая-то театральная постановка, розыгрыш! Как-то раз, под страхом карцера, я даже позвонила ему из тюрьмы! Помогли девчата, там это запретка. У Александра Яковлевича тогда был юбилей. Я сказала ему: поздравляю, прости, но давай закончим?

Второй звонок был, когда я вышла под домашний арест. Адвокат предупредил: никаких с ним контактов! Но я стала звонить и просить: «Саш, прекрати». Он бросил трубку. Вместо него мне начала названивать и выяснять отношения его Маша. Буквально через день, во время заседания суда, ко мне подлетает мой адвокат и кричит, что ты натворила! Ты разбила всю мою защиту! Как оказалось, они этот разговор записали и использовали как средство давления в суде, чтобы вынудить отказаться от изучения вещественных доказательств.

В итоге все обвинение строилось на показаниях свидетелей Розенбаума: его продюсера, которая меня ненавидит. Администратора, который вкрадчивым голосом предлагал подложить героин. Свидетелем приводят моего директора и мою бывшую подругу Юдину Екатерину, которая тоже чуть-чуть поучаствовала в переписке и мне подыграла. Ее вычислили и пригрозили: либо даешь показания, либо… Ее и сажать-то было не за что, но она испугалась и пришла. Еще одним свидетелем стал Андрей Сердюков. Человек, который теперь ведет сообщество Розенбаума в соцсети «ВКонтакте». «Да! Фанатка! А Розенбаум мне дороже родного отца!» — выкрикивал в суде гражданин Сердюков. Они даже попытались записать в свидетели обвинения моего сына, моего друга и подругу. Но те выступили в мою защиту. Их показания в протоколе были представлены в сокращенно-искаженном виде. Получился идеальный протокол, не прикопаешься!

— Страшно было в тюрьме?

— Там — очень. Самое страшное было в боязни не дожить до суда..... После перенесенных операций я нуждалась в определенной терапии, а ее там не было. Меня поместили в камеру с убийцами и наркоманками. Там не видишь улицы, а в каменный мешок на прогулку идти не хочется. Камера переполнена, приходилось спать под столом.

А колония — нет, совсем не страшно. Как я ее называла, это военизированный пионерский лагерь строгого режима. Это не значит, что там хорошо — тебя лишают возможности видеть родных, звонить, непонятно, чем тебя кормят — не хочешь есть, ходи голодным. Но зато я похудела там на 20 килограмм! Вышла оттуда стройной и звонкой. 

Это — неквалифицированный и тяжелый труд: уборка снега, вычерпывание луж, разгрузка фур, это очень стесненные бытовые условия. Плюс тяжело в каком плане… контингент, мало с кем можно общаться. Там друзей нет!

— Рассказывали в колонии о Розенбауме?

— Да, там знали, что произошло. Из газет и ТВ-репортажа. Подробностями я делилась с очень ограниченным кругом. Мне даже пришлось там спеть несколько его песен, а почему нет? Я пробыла там год и месяц и с первых дней стала тащить на себе общественную работу. Приходилось много общаться с людьми и администрацией. Молодежи или цыганам это не надо — навалили мне, за это получала поощрения. Я не привезла из тюрьмы ни одного нарушения! В итоге меня выпустили по УДО, тогда как другие сидят годами. 

— Как Вы думаете, когда Вы сидели, Александр Яковлевич хотя бы раз вспомнил о Вас?

— Судя по тому, что он сделал и как он вел себя на суде, я думаю, нет. Потому что совести у этого человека не осталось. Да, я знала его другим, когда у него были живы родители. Может, я его идеализировала, но он мне казался более глубоким, добрым и справедливым человеком. Сейчас я так не считаю. Когда я вышла, меня спросили, буду ли я и дальше вести группу Розенбаума «Мы живы»? Мол, не надо на него обижаться и связывать творчество с личной жизнью артиста. А я ответила: я не могу любить человека, который перестал быть человеком. Как личность он для меня умер.

— Оглядываясь назад, можете сказать, что вынесли из этой ситуации какой-то жизненный урок? Если вдруг Александр Яковлевич позвонит, скажет: «Наташа, давай увидимся…»

— Я скажу ему: Александр Яковлевич, бери бумагу, бери ручку и пиши своему другу Путину о снятии с меня судимости! Эта гадость теперь повешена на моего сына — он получил судимую мать. Эта гадость мешает мне найти нормальную работу. Я, человек государственной структуры, не могу нигде устроиться. И это со мной сделал врач! Человек, который везде говорит, что он врач! Что бывших врачей не бывает! Мужчина, который называет себя образцом семейной верности, выступающий за добро и справедливость!

— С какими трудностями Вы столкнулись после освобождения?

— Условием моего досрочного освобождения было скорейшее трудоустройство, поэтому я первым делом пошла на биржу труда. Начались поиски работы, предложение различных вакансиий. Каких? Автомойщица. Уборщик производственных помещений. Но, на секундочку, какой уборщик, когда у меня со здоровьем плохо? В итоге — статус безработного. Помыкалась-помыкалась и говорю куратору, что готова пойти учиться. С конца сентября учусь на курсах повышения квалификации в Плехановке. Живу на пособие в 850 рублей — как человек длительно не работавший, с трудовым стажем в 34 года! Пособие от государства — этих денег едва хватает на транспорт. Хорошо, есть сын, он мне помогает, и мы сдаем жилье. У меня теперь даже угла своего нет — живу у него. Более того, меня обложили судебные приставы. Александр Яковлевич хотел от меня еще и миллион получить — потребовал в суде компенсацию морального вреда.

Я же артиста обидела! Хорошо, что этот иск судья не одобрила. 

— Получается, что Вам сейчас нужна стабильная работа?

— Да! Но во всех госучреждениях нужна справка об отсутствии судимости, а я ее получу только через шесть лет! Если б нашлись люди, которые бы отнеслись ко мне как к личности и профессионалу, поняли, что я никакой не уголовный элемент, было бы очень здорово!

— После Вашей истории почему-то вспоминается песня Александра Яковлевича «Холодно». Вам не кажется, что она про вас?

— Отчасти да, но я все равно не одна! У меня есть близкие, которые за меня переживают! И друзья, которые продолжают восторгаться творчеством Александра Яковлевича, обсуждая и осуждая его между собой как человека. У него есть много правильных и мудрых песен, которые учат добру и справедливости, жить по совести и не предавать друзей и близких.... Я иногда слушаю отдельные его произведения, размышляя о том, как можно в себе совмещать мудрость учителя с подлостью обывателя, как можно воспевать любовь к одной женщине, при этом «убивая» и унижая другую.... А еще я очень люблю песню «Сны». Она тоже как будто бы про меня, про нашу с ним историю.

И вот Вы задали вопрос: какой урок я извлекла? Наверное, урок жестокий. Я перестала верить людям! Раньше была наивной, но после серии предательств осознала, что так жить нельзя.

Обидно, что я, сама человек государственной и военной системы, больше не верю в правосудие. Я не верю в справедливых следователей. Я не верю в справедливых судей! Я теперь понимаю: самое главное в этой жизни — это семья. Люди, которые будут с тобой всегда. 

Но самое для меня важное — перед Богом я чиста! Кто знает, может быть, упрятав меня за решетку, высшие силы хотели сохранить мне жизнь, чтобы я наконец увидела, что это за человек — народный артист Александр Розенбаум. Отойди, сказали они мне, ты шла не в ту сторону!