18+
Клан Михалковых вызывает отвращение и ненависть у множества людей. Именно поэтому известное удивление вызывал тот факт, что 10-й съезд Союза кинематографистов прошел при практически нулевом внимании со стороны профессионального сообщества и прессы. Огромный зал Дома кино был едва ли наполовину заполнен понурыми делегатами из регионов России. Кто посолиднее — в костюме, кто помолодежнее — в вельвете. Евгений Герасимов вообще предложил общаться без чинов — все же свои.
Съезд — это такая конференция, где не просто болтают языком, а еще принимают решения. Поэтому у зала надо все время спрашивать «Да или нет?», а зал должен показывать президиуму карточку, голосовать. Заслушать — не заслушать, увеличить регламент — не увеличить, создать комиссию, сделать замечание, занести в протокол — все решается сообща. Но в основном все просто выходят на сцену и рассказывают о наболевшем. Обычно жалуются и просят денег.
Михалков, впрочем, начал с хорошего. Показал слайд с российскими фильмами — лидерами проката, вроде «Елок», «Притяжения» и «Последнего богатыря» и с удовольствием промурлыкал, что все это очень хорошее советское кино — с борьбой добра и зла, с чувствами, с характерами. А не как сейчас придумали — «авторское кино». Ведь быть автором — такое право надо еще заслужить. У нас же авторское — это, как правило, эвфемизм плохого. Думаешь, ты — Лев Толстой, а на деле... просто снимать не умеешь.Тут Михалков вспомнил анекдот о студенте, который пытался защитить перед Сергеем Герасимовым свое бла-бла-бла ссылкой на искренность, а Герасимов в ответ: «Искренность? Ну так «мяу» — это тоже искренне!»
Разделавшись с авторскими фильмами, Михалков перешел к Музею кино. Он рассказал о том, как с ног сбился, пытаясь спасти институцию от выселения из Киноцентра на Красной пресне. Как с высунутым языком выбегал из Кремля и сразу набирал Науму Клейману: «Все хорошо! Договорился! На студию Горького вас переселим!», а тот эдак через губу «Нет, ну это далековато ездить». «Надо же, какое дело, — возмущался Михалков. — Ростоцкому, Герасимову, Хуциеву было нормально, а вот Клейману — далеко!» Тогда, в середине первого десятилетия века, на Михалкова обрушилась целая лавина критики: против него собирали митинги в Венеции и Каннах, весь мировой киноистеблишмент писал ему письма ненависти, земля горела у Михалкова под ногами. И что же в итоге? Какой музей отгрохали на ВДНХ! Любо-дорого.
Потом вышел глава петербургского отделения союза Сергей Снежкин и с места в карьер принялся о каком-то чудовищном, леденящем кровь позоре и сволочизме. «Ээээ! Подождите! Поясните хоть, о чем речь!» — попытался его притормозить Герасимов. Но режиссера было уже не остановить: «Этот человек! Этот человек! Я до сих пор не могу понять, у меня в голове не укладывается! Он же один из нас! И он оказался самым настоящим вором, паскудой, сволочью! И это же у нас на глазах? Как мы все с ним общались? Его имя — Месхиев».
Снежкин в самом деле поспорил с Месхиевым из-за имущества, но благодаря своевременному вмешательству Михалкова все закончилось хорошо — Дом творчества «Репино» остался у кинематографистов, а сама организация перешла под крышу федеральной структуры, куда они поначалу опасались входить. «Ну и чего было бояться, — улыбнулся Михалков. — Что я ваше «Репино» к себе на Николину Гору утащу?»
Александр Адабашьян не стал становиться за трибуну, рассудив, что в этом случае его не увидит вообще никто. Он признался, что ему сложно перейти к своей теме, то есть к кинопрокату, так как «пепел Месхиева все еще стучит в его сердце». Чтобы исправить эту ситуацию, он позвал на сцену курянина Андрея Немирова.
Этот молодой человек настойчиво позиционировал себя как полевика, регионала и даже в буквальном смысле начал свое выступление с фразы: «Вот стою я перед вами, простая русская баба». После того как у кинобонз отвисла челюсть, Немиров поправился: «Ну ок, я не баба».
Молодой человек сразу пожаловался на то, что крупные прокатчики не хотят катать в региональных райцентрах главные русские фильмы. В итоге люди слышат по телевизору о каких-то замечательных картинах, которые смотрит вся страна — «Витька Чеснок», «Левиафан», «Елки-9», «Время первых», но конкретно в их городе ничего не выходит. То есть в новостях есть, а в кинотеатре нет. «Если так будет продолжаться, люди вообще начнут сомневаться в реальности, начнут сомневаться, что Крым — наш, что мы победили в Великой Отечественной, что Россия — Родина, а Путин — президент», — указывал курянин на угрозы, которые таит расхождение телевизионной картинки и чувственной реальности.
По его мысли, лучшим решением тут будет формат «публичного видео»: какой-то современный извод видеосалона. «Шторм» ввел в поисковую строку словосочетание «публичное видео» и тут же с ужасом выключил экран — аналогия с видеосалоном оказалось уж слишком буквальной.
Какая-то женщина из зала начала кричать на курянина, что это его фонд приобрел в Москве старые кинотеатры, и хотела призвать его за это к ответу (очевидно, имеется в виду амбициозный проект московской мэрии — коммерческая реновация 39 советских кинотеатров типа «Алмаза», «Орбиты» и «Ангары»). Юноша отбился тем, что он, курянин, к Москве вообще никакого отношения не имеет.
Адабашьян, в свою очередь, предложил уже не откладывать в долгий ящик, а быстренько переизбирать Михалкова, потому что проблемы с прокатом или, к примеру, с отъемом имущества надо решать на самом высоком уровне, а там все равно никто не чувствует себя в своей тарелке, кроме Никиты Сергеевича. Такие вот коммуникации — один лоббист на всю индустрию.
Молодежь, документалисты, музейщики, прокатчики, просветители — все выходили на сцену и просили Михалкова поспособствовать в решении той или иной проблемы. Где-то председатель СК кивал, где-то предлагал созвать отдельную комиссию, где-то разводил руками и говорил, что пусть миллиард для федерального бюджета — утопия, но все-таки построить по «Иллюзиону» в каждом городе России — утопия откровенная.
Кинодеятели вели себя довольно непринужденно. Скажем, когда надо было считать карточки, привлекался глава счетной комиссии и по совместительству руководитель «Госфильмофонда» Николай Бородачев. «Вставай, Бородачев, чего сидишь!» — весело говорил Герасимов и крупный, как медведь, мужчина принимался бегать между рядами и подсчитывать голоса.
Когда с трибуны прозвучало слово «питчинг», из зала раздалось множество возмущенных голосов: кинодеятели требовали выражаться по-русски.
Когда пришла пора проголосовать за то, чтобы председатель мог занимать свой пост бесконечное число сроков, откуда-то с галерки потянулась вверх одинокая рука: человек не только выступал против, но еще и хотел привлечь внимание к своей позиции.
«А кто это там? Ты что ли, Коля?» — улыбнулся Николаю Досталю Герасимов.
Михалков добавил, что просто обожает Колю за фильм «Монах и бес». Досталя выслушали, но все-таки сошлись на том, что председательствовать в союзе можно столько, сколько душе угодно.
Единственным, кто не принимал участия в общем веселье, был режиссер Учитель. Приткнулся где-то в уголке и сидел, неприкаянный, с телефоном. Ну и Владимир Меньшов вообще не удостоил кинодеятелей своим присутствием — прохлаждался в буфете на втором этаже, увлеченно читая журнал «Лавры кино».
Наконец пришла пора делать то, ради чего собрались — избирать Михалкова. Буквально за минуту до выдвижения выяснилось, что есть еще один кандидат — Балабанов. «О, Балабанов! Здорово! Крутой режиссер!» — оживились мужчины в первом углу у сцены. Потом кто-то из них вспомнил, что режиссер «Брата» умер, поэтому не может участвовать в выборах. Все пригорюнились.
Конечно же, имелся в виду Виктор Балабанов, актер 10-го эшелона, бессчетные разы игравший Молотова в российском кино.
Стали обсуждать, сколько времени давать на выступление новоявленному кандидату: две минуты или все-таки три. В итоге Михалков высказался в том смысле, что он такого высокомерного отношения не разделяет, а дать на выступление надо ровно пять минут, как и всем.
Балабанов взял микрофон и начал нести какой-то бред о том, что денег у него не много, а детей и внуков много, что актеры бедны, потому что не получают авторских отчислений, что все люди в России бедны, что жизнь в России — просто ужасная, а все потому что Путин. И вот когда Балабанова изберут председателем союза, он непременно поставит вопрос о том, чтобы Путина отправить в отставку.
В зале дико зашумели, раздался свист, кто-то закричал: «Вот это вот что такое было? Право на «мяу», что ли?» В итоге женщина из оргкомитета вышла и сказала, что у нее есть предложение проголосовать за то, чтобы все это прямо сейчас закончилось. Вверх немедленно взметнулось море карточек, мужчину с позором изгнали со сцены, а Никита Михалков прочитал речь победителя.
Люди все больше разбредались. Но оставшиеся, похоже, собирались до глубокой ночи биться за кусочек блага для своего края или своей отрасли. Внизу накрывали столы, официанты тащили огромные кастрюли с яствами и бутылки с алкоголем.
Все-таки интересно, как это у них устроено? Михалков подзывает к себе этого смешного дедулю и говорит: «Давай, выручай!» Но если задача лишь в том, чтобы не выдвигаться на безальтернативной основе, зачем устраивать именно такую макабрическую комедию? Зачем это фиглярство? Есть же, условно говоря, Кирилл Мартынов, Ксения Собчак и еще миллионы кандидатов-номиналов в каждом из узелков демократии от ТСЖ до студсовета.
Похоже, это была именно злобная пародия на либеральных киношников, такой фак хейтерам, наподобие полотнища «Мы — 1 процент», вывешенного из окна высотки на Уолл-стрит.
