18+
Во Всероссийском государственном институте кинематографии (ВГИК) 1 июля было жарко. Туда поочередно приехали сначала бойцы Росгвардии, а потом еще и наряд полиции. Причиной для визита силовиков стал конфликт между студентом-дипломником Артемом Фирсановым и преподавателями. Спор возник из-за дипломного фильма Артема, который изначально задумал снять хронику уголовного преследования худрука «Гоголь-центра» Кирилла Серебренникова, а снял фильм о том, как руководство вуза не дает работать молодому документалисту.
Корреспондент Daily Storm посмотрел работу Артема Фирсанова «Семь» и пообщался с молодым режиссером о цензуре и творчестве как способе политического высказывания.
Теперь уже выпускник кафедры неигрового кино Артем Фирсанов изначально решил снимать для своего диплома фильм о деле «Седьмой студии», по которому проходит Кирилл Серебренников. Концепцию пришлось менять «по ходу пьесы» — студент столкнулся с противодействием администрации ВГИКа. Руководство, по словам Фирсанова, всю дорогу вставляло ему палки в колеса: не давали пользоваться институтским оборудованием, запретили использовать помещение института для работы, потому что это якобы превратилось во что-то среднее между политической акцией и митингом. Кроме того, режиссера пытались отстранить от монтажа его картины, «чтобы туда не попало чего-то, что не должно попасть».
Фильм «Семь» снят на мобильный телефон. По сути, это съемки обсуждения работы над фильмом — Фирсанов и его соавтор Валерий Печейкин беседуют с руководством вуза. Начинается кино диктофонной записью беседы с сотрудниками учебной студии ВГИКа, те с пренебрежением говорят про Кирилла Серебренникова, а Фирсанову предлагают перевестись в сталелитейный институт, «чтобы хоть какую-то пользу приносить».
И о Серебренникове. «Не хочешь — не бери у государства деньги. Я, госчиновник, блин, сижу тут, ***, и то не знаю, как они деньги выводят», — заявляет на аудио мужчина. Этот голос, по утверждению Фирсанова, принадлежит исполнительному продюсеру учебной студии ВГИКа Михаилу Харыбину.
— Из-за чего у вас начался конфликт со ВГИКом? Почему вы не нашли поддержки у преподавателей?
— Нужно оговориться сразу, что учебная киностудия ВГИКа — это отдельный организм, «город в городе». Педагогический состав и сотрудники киностудии — это разные люди, и они друг с другом тоже, наверное, постоянно находятся в каком-то своем конфликте. Потому что изначально мой мастер пропустила тему фильма про дело Серебренникова. Обычно мастер и является главным цензором на пути фильма. И она это разрешила, она, естественно, читала заявку. Это все серьезно — дипломный фильм, все это рассматривает кафедра. В итоге я получил разрешение мастера на эту тему, меня поддержали. Больше того, мне сказали, что это важная тема и о ней нужно говорить.
— Что было дальше?
— После одобрения заявки я пошел на вгиковскую киностудию. В сентябре 2018 года я, получается, запустился. И вот в моем фильме в самом начале как раз и записан первый разговор с сотрудниками киностудии. Я не думал про видео вообще, просто пришел поговорить, мы раньше уже делали фильм «Первая смерть» — это моя курсовая работа. И вот я пришел к ним, чтобы рассказать о том, что я хочу снимать. И сразу я столкнулся с агрессией людей из киностудии. Я все равно запустил фильм, директором картины назначили Наталью Святовец, хотя я просил кого угодно, но не ее. Я знал, что она слабый продюсер, но мне все равно дали ее.
— Вам назначили директора картины, и вы начали снимать?
— Не совсем. Съемка начинается с подготовительного периода. Обычно он длится около месяца. Но у меня он затянулся на полгода, потому что мне не выделяли финансирование, а это кардинально мешало съемкам, конечно же, и очень повлияло на все остальное. Нас просили сократить количество съемочных смен, запросы на оборудование и в общем пытались найти какие-то обоснования, чтобы не давать денег на съемку. На что нам нужны были деньги: мы просили денег на аренду локаций. Для того чтобы во ВГИКе акцию про Кирилла Серебренникова не снимать. Я на тот момент не думал, что все это приведет к таким последствиям. Если бы я тогда понимал это, то я бы, конечно, отказался вообще от съемки эпизода (где актеры читают на камеру отрывки из судебных речей Серебренникова) в институте. Но я уже не мог отступить. Я потратил полгода, чтобы мне дали деньги, которые мне положены по регламенту.
— А если не секрет, сколько дают денег на дипломный фильм?
— Смотрите. На фильм каждого студента выделяют полмиллиона рублей. Но это — виртуальные деньги. То есть никто на руки 500 тысяч, конечно, не дает. В учебной киностудии есть расценки на технику, она принадлежит ВГИКу, но мы как бы ее арендуем. Составляем документацию, и все это тоже считается частью учебного процесса. Так вот, живых денег можно получить до 80 тысяч рублей. На них я как раз хотел арендовать локацию для съемок эпизода своего фильма.
Все пять лет, которые я учился во ВГИКе, у института не было специального оборудования для документалистов. Теперь же появились камеры «Алекса». Это очень хорошие камеры, которые стоят как однушка в Москве. На такую камеру я хотел поснимать планы. Эти камеры выдают вместе с механиком, все очень серьезно, на них огромная очередь. Я хотел снимать ночной театр, пустой «Гоголь-центр», какие-то проезды, фактуры… В общем-то, я хотел снять поэтичный фильм-наблюдение. Я хотел поснимать в бассейне, в который Серебренникова отпускали на несколько часов в неделю, хотел воспользоваться кадрами хроники музея Бахрушина, за это тоже нужно было платить. Мне во всем этом отказали. Во всем постоянно пытались найти какую-то политику.
— Вы пытались решить этот вопрос?
— Я писал ректору и пытался добиться хоть чего-нибудь от студии. Но в итоге оставил эту мысль. Полгода были потеряны, я отступился, и мы приступили к съемкам. Это уже второй этап фильмопроизводства. У нас была одна съемочная смена в «Гоголь-центре», и второй сменой мы поставили акцию «Быть Кириллом Серебренниковым» во ВГИКе. Мы пригласили людей, чтобы они прочитали отрывки из речей режиссера на суде. И накануне кто-то позвонил в институт и запретил акцию. В итоге ректор Малышев за вечер все отменил и сказал: «Закрывайте к чертовой матери». Мне сказали, что это политический митинг и никого из моих актеров в институт не пустили. В итоге мы провели акцию на следующий день и без поддержки ВГИКа. Удалось найти локацию, технику и все это отснять.
— Из-за переноса места съемок претензий к вам не осталось?
— Когда съемку запретили во ВГИКе, мне вечером позвонил декан и сказал не делать эту акцию в принципе. Я, конечно, не стал его слушать, потому что не считаю, что обязан согласовывать со ВГИКом то, что я делаю в личное время и на личные средства. Но так как фильм принадлежал ВГИКу, а там составляется жесткий договор, по которому студенту принадлежит только один процент авторских прав на фильм, они начали давить на то, что я не смогу отправлять фильм на фестивали, не смогу отправить Манскому. В общем, абсурдные запреты. Я в открытую снимал людей с кафедры, и они мне открыто все это говорили. Вообще, я кафедру свою впервые видел в полном составе. Никогда она так не собиралась, а тут люди пришли про фильм мой поговорить.
Они сидели и обсуждали посты в Facebook от моего соавтора Валерия. У них было это все распечатано, отслеживали вплоть до того, кто поставил его постам лайки! Работа хорошо велась, правда, не в ту сторону.
— Вас ведь и лично оскорбляли?
— Буквально на следующий день я получаю оскорбительное сообщение от своего директора Натальи Святовец (она обвинила Фирсанова и Печейкина в гомосексуальной связи), и это стало еще одним сюжетным поворотом. Тогда как раз подписали закон об оскорблении представителей власти, а мы решили написать заявление и проверить, как это работает в случае с обычными людьми. Сначала я пытался дозвониться до Натальи, хоть до какого-то начальства, чтобы получить если не извинения, то хоть какой-то комментарий. Вопрос можно было решить, но решать его с той стороны никто не захотел.
— Что она вообще говорила про ваш конфликт?
— Наталья сказала, что в вопросе «кто кого ****» по отношению к двум мужчинам нет ничего оскорбительного. Это был не первый случай, но такой открытой агрессии не было. В целом во ВГИКе постоянно хамят, разговаривают матом, это происходило пять лет моего обучения. В этот момент я понял, что не могу позволить так с собой обращаться и что больше не могу такое терпеть. Я пытался решить этот вопрос, потому что директор — это человек, с которым режиссер общается каждый день. В итоге Наталью сняли с моего фильма и никого нового не назначили. Все это свалилось на мои плечи, что является прямым нарушением договора.
— Какие-то еще трудности в съемочном процессе были?
— После сбора кафедры и обсуждения темы, про которое я выше сказал, были съемки в ночном театре, и после этого стало интереснее. Когда мы после смены пришли сдавать оборудование, механик вынул карты памяти из камер и ничего нам не отдал. Такого не было никогда. Оказывается, их заставили подписать обещание не выдавать мне материалы под угрозой увольнения. Механики сами удивлялись и говорили, что такого на их памяти не было вообще никогда.
А потом мне сообщили, что монтировать фильм тоже буду не я, а кто-то другой. Я с этим согласиться не мог. Понимаете, это не художественный, а документальный фильм, и монтаж — это самая главная часть. То есть ты только за монтажным столом вообще понимаешь, что там у тебя получилось! А у меня захотели это украсть. Тогда моя функция вообще непонятна. Режиссер-документалист именно при монтаже свой фильм и создает.
— Когда вы поняли, что этот фильм вам снять не дадут?
— В январе 2019 года я закрываю фильм и разрываю договор. В истории ВГИКа и такого тоже не было никогда. Лично ректор закрыл фильм. Естественно, все мои съемочные смены тоже были аннулированы. Я лишился материала, постпродакшена: монтаж, цветокоррекция, озвучание — это недешево все, и лишаться этого на самом главном — дипломном фильме — критично. В итоге Минкульт заставил ректора встретиться со мной, потому что я их достал уже. Но встреча была пустая: слов много, а смысла никакого. Посыл был следующий: «Ты гордиться должен, что тут сидишь и со мной разговариваешь вообще». Удачи и успехов пожелал. Никаких проблем мы не решили.
— Но в итоге получилось даже более громкое высказывание...
— Там в фильме есть разговор с человеком из учебной части. Я ему объясняю, что хотел снять поэтический эпизод, на что он мне ответил: «Никаких поэтических эпизодов». Ну раз никаких поэтических эпизодов — получайте. Я считаю, что мой фильм, которому поставили тройку в итоге, это тройка ВГИКа и самому себе.
— Когда у вас появилась мысль снимать фильм о том, как вам не дают снимать фильм?
— Знаете, я прочитал книгу одного документалиста, фамилию не вспомню, но на обложке было написано: «Снимайте и записывайте все. Не знаю зачем». Я как-то невольно последовал этому совету и начал документировать происходящее. Я не знал, что это сложится в эти 20 минут.
Это произошло месяца два назад. Я приносил на занятия съемки эпизодов, там был театр, вгиковские съемки. И мне педагог по монтажу сказала, что вырисовываются две истории: история про «Гоголь-центр» и история про ВГИК. И тогда я понял, что надо сделать фильм, снятый на айфон, что это единственный путь, когда у тебя все забрали и остался только телефон. Я словно спустился в каменный век и по стене палочкой водил! Но я был должен это сделать. Это уже стало художественной акцией: показать фильм о ВГИКе во ВГИКе, который запретил снимать то, что я хотел. В итоге этот фильм оценивали люди, которые видят себя на экране.
— Знает ли Кирилл Серебренников о вашей истории?
— Я думаю, что он в курсе, но я понимаю, что Кирилл Семенович занимается своей работой и отвлекать его не хочется. Но я думаю, что если бы он был с чем-то не согласен, то он бы сообщил. С ним и с его театром я бы точно не хотел ссориться.
— Есть мнение, что вы так себе режиссер и просто таким образом пытаетесь хайпануть и придать своим работам вес. Что вы об этом думаете?
— До тройки за этот дипломный фильм я шел на красный диплом. Я все свое время посвящал учебе. А по поводу шумихи — спасибо ВГИКу, потому что ничего не возникло бы, если бы не они. Я просто хотел снять свой фильм, но это посчитали неприличным. Теперь меня в Gogol school пригласили мастером, а в группе по подготовке я был самым младшим. Недавно у меня была премьера в Амстердаме. Для концерта Гидона Кремера я снял часовое видео, где он с оркестром исполнял с оркестром музыку советского композитора Мечислава Вайнберга. У нас в августе премьеры в Швейцарии и дальше по всей Европе.
— Чем вы хотите заниматься дальше?
— Я хочу все-таки смонтировать свой фильм так, как я его видел и хотел сделать. Дальше? Благодаря этой истории мне написали какие-то продюсеры и телеканалы, которые предлагали встретиться и спрашивали о моих идеях. Надеюсь, что это будут адекватные люди, с которыми я буду работать дальше. Потому что во ВГИКе мне сказали, что киносообщество меня не примет.
— А вот что про фильм «Семь» сказал выпускник ВГИКа и президент самого авторитетного в России документалистского фестиваля «Артдокфест» Виталий Манский:
«Я считаю, что авторство этого фильма должно восприниматься в большей степени как коллективное творчество. Ну согласитесь, кафедра документального кино запрещает своему студенту производить съемки учебного фильма прямо на заседании кафедры документального кино! Но ведь это само по себе гениально! Салтыков-Щедрин тихо курит в сторонке.
(…)
Вообще говоря, если бы ВГИК вместе со стенами обновил бы и внутреннее содержание, он бы за дипломную работу Артема Фирсанова поставил четыре (хорошо). А фильм показал бы на церемонии открытия фестиваля ВГИК или на своем очередном торжественном юбилее в Кремле».
Во ВГИКе отказались как-либо комментировать Daily Storm фильм Артема Фирсанова.
