18+
Фильм «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» продолжает собирать награды. Победив в кинофестивале «Окно в Европу» и получив Гран-при в Карловых Варах, картина попала в шорт-лист премии «Ника», вручение которой пройдет 1 апреля. «Шторм» спросил у режиссера ленты Александра Ханта, рассчитывает ли он взять главный приз и чем ему так дорога придуманная им «социальная сказка».
— Александр, насколько было ожидаемо — стать лауреатом этой престижной награды?
— О том, что нас номинировали, я узнал из новостей, но, если честно, я по-прежнему нахожусь в Ханты-Мансийске и моя жизнь никак не изменилась. Возможно, если я получу Гран-при, я буду невероятно счастлив, а пока просто рад, что мой фильм заметили и оценили.
— Вы называете эту картину соцсказкой. Для Вас в этом заложен какой-то особый, сакральный смысл?
— Когда я прочитал сценарий, я сразу понял, что это такая социальная драма: парень-детдомовец встречает своего отца и решает от него избавиться, чтобы получить квартиру. Мягко скажем, не самая лучезарная история. И я спросил себя: как мне надо ее рассказать, чтобы пробиться через барьеры и препятствия, которые обычно стоят между кино и его зрителями? Ведь при слове «социальное» сразу представляется что-то серое, угрюмое и чернушное, а мне хотелось бы, чтобы этот «путь» был покороче. Хотелось сказать, что мир на самом деле совсем другой, а все эти герои — не такие уж неприятные и отвратительные персонажи. Помимо агрессии, при помощи которой они защищаются, у них есть еще и характер, и к нему надо как-то подобраться.
— И как Вы подобрались?
— Я стал вплетать в повествование цвет, яркость и контраст, и мир стал приобретать не совсем реалистичные очертания. Стал гипертрофированным и гротескным! В истории появилась какая-то сказка, и мне осталось лишь усилить это ощущение. Я бы не сказал, что это сказка в чистом виде, но здесь есть и Иванушка-дурачок, и Конек-горбунок, и даже Спящая красавица.
— Это правда, что сначала Вы хотели снять совсем другой фильм — про тюрьму?
— Тот сценарий до сих существует и когда-нибудь обязательно тоже обретет жизнь. Он назывался «Мышеловка». Просто в тот момент продюсеры еще не были готовы доверить такую тему человеку, который не имел за спиной ни одного полнометражного фильма и ни одной судимости. Однажды, обивая пороги студий, я оказался у Федора Попова в центре «Дебют», а он вдруг показал мне «Чеснока»: дескать, почитай, вдруг понравится. Я прочел и тут же за него ухватился.
— Кстати, а почему другие не доверяли?
— Первое, о чем они меня спрашивали: «Парень, а ты сидел?» Когда я говорил, что нет, они с надеждой уточняли: «Но, может быть, сидел кто-нибудь из родных?» Нет, и из родных никто не сидел, отвечал я. А вот если бы сказал, что срок мотал и, вообще, только что откинулся, может быть, меня бы и запустили.
— А в истории с «Чесноком» Вас спрашивали, были ли в Вашей жизни детские дома или в какой семье Вы воспитывались — полной или неполной? По аналогии?
— Ну, тут уже не я предлагал, а мне, поэтому таких вопросов не поступало. Но эта тема была мне близка, потому что я вырос без отца. Она в том числе и моя!
— Получается, что Чеснок — это отчасти Вы?
— Да нет, скорее всего, не я, но человек, который где-то рядом. Это был мой путь режиссера, который идет рядом с этим героем. Попытка его понять и подобраться к нему как можно ближе. Не судить его, но быть с ним.
— Актер Алексей Серебряков в каком-то интервью говорил, что в финале картины была смерть, но потом ее «вырезали». Это правда?
— Да, Алексей очень тщательно готовился к своей роли и сам предложил, чтобы герой в конце картины погиб. Мы сняли так, как он хотел, но на стадии монтажа я понял, что нет, это не должно было произойти, и убрал эти кадры. Да и воообще, фильм снимался довольно тяжело. Каждая смена была для меня испытанием.
— Насколько я знаю, картина финансировалась Минкультом. Не страшно было подвести чьи-то ожидания? Вдруг скажут: мы вам дали денег, а вы сняли совсем не то?
— Если от Минкульта пойдет негласная цензура, что вот это хорошо, а это плохо, это будет как-то совсем странно. Но, слава богу, он нас запустил и он за нас радуется. Мне кажется, что там должны заниматься как раз вот такими социальными лентами. Некоммерческими. Которые могут не найти большого зрителя, но зато выводят в мир режиссеров-дебютантов.
— Прямо вот так — порадовались?
— Ну, открытки, конечно, никто не прислал, но мне кажется, что мы вполне оправдали ожидания. Тем более что фильм продолжает собирать разнообразные награды. И это — хороший повод подумать о том, чтобы почаще давать дорогу молодым: не двум дебютантам, как это было в тот год, когда я запускался, а больше. Хотя… кто знает, может они уже и тысячу раз пожалели, что дали мне денег на «Чеснока».
— В числе номинантов на «Нику» есть и «Аритмия» Бориса Хлебникова, и «Нелюбовь» Андрея Звягинцева… Смотрели ли Вы эти фильмы и чувствуете ли конкуренцию?
— Я смотрел все картины, но особо бы хотелось отметить фильм Кантемира Балагова «Теснота». Рекомендую всем: я считаю, что это абсолютно авторское, точное и интересное кино, которое народ обязательно должен увидеть. Я знаю, что к нему есть много претензий в плане жестокости, но эта тема абсолютно оправдана и присутствует там не для того, чтобы испугать. А если про конкуренцию, то нет. У меня нет ощущения, что я должен победить и что-то кому-то доказать. Моя задача — снимать.
— Разве не мечтает любой режиссер о признании? И не только о «Нике» — выше — о Каннах? Тот же Балагов там уже побывал...
— Если у Кантемира была такая планка, в этом нет ничего плохого. Главное, чтобы ему самому это не повредило. А для меня это не цель. В конце концов, в истории кинематографа есть много разных примеров, когда люди не получали приглашения на Каннский фестиваль, но их любили и смотрели у себя на родине.
