18+
На днях в Театре.doc состоялась премьера спектакля Михаила Угарова по пьесе Дмитрия Данилова «Человек из Подольска». Спектакль камерный, веселый и про меня, так что расскажу подробно.
На сцене пять человек: два мента, женщина-мент, задержанный, который пытается понять, зачем он здесь находится и еще один задержанный, который время от времени подает комические реплики.
Главный герой — 30-летний Николай из Подольска, которого задержали на улице непонятно за что. Один из полицейских приступает к опросу, но ведет его довольно своеобразным способом. Спрашивает о работе, увлечениях, отношениях, о структуре повседневности и ткани жизненного мира, о логике, реальности и абсурде. Большую часть времени допрос ведет смазливый подтянутый живчик-пионервожатый с васильковыми глазами, но время от времени подключаются его сослуживцы — более флегматичный мужчина и няшка-обольстительница, роковая красавица, в общем, сотрудница с формами, игриво подчеркивающая свой женский потенциал.
Задержанный живет в подмосковном городе, имеет гуманитарное образование, работает редактором, получает низкую зарплату, ничего не любит и ничем не интересуется. Ну короче — это я. Я даже работал в префектуре ЮАО, у меня пропуск есть.
Менты стараются растормошить, удивить, ошарашить задержанного. Задают ему парадоксальные вопросы, приводят странные соображения, а также заставляют исполнять театральные этюды, делать всякие упражнения на дыхание, пластику, интонирование, которыми обычно занимаются в актерских вузах. Ну, помните, ту серию «Теории большого взрыва», где Пенни учила Шелдона актерскому мастерству? «Давай, расслабься, двигайся свободно, расслабленно, естественно». — «Подожди, ты уверена, что это естественно?» Актеры в образе ментов и задержанного прыгают как цапля, выкрикивают необычные сочетания звуков и прочими способами разогреваются, разминаются, убирают зажимы и формируют новые нейронные связи в мозге.
Я слышал, что нечто подобное делают на тренингах личностного роста: язык тела, невербальная коммуникация. Вообще, существует мощное учение, согласно которому для того чтобы не быть зажатым, затюканным, грустным, зашоренным и косноязычным, нужно как-то переосмыслить свои телесные практики. Типа раскрепощаешься и сразу становишься общительным, остроумным, расслабленным как бодрый мент-пионервожатый. Ну или как Сергей Пахомов, к примеру. В общем, все бабы — твои.
Центральный момент в спектакле — настойчивое требование ментов к задержанному рассказать, что он видит по пути на работу. Какие стены в подъезде, какого цвета дверь, что во дворе, что видно из окна троллейбуса, что видно из окна электрички. Здесь Николай теряется и начинает воспроизводить карикатурные либеральные штампы о том, что в «этой стране» все серое и недостойно внимания, а хорошо в Амстердаме, где каналы и старые дома. А зрители, конечно, судорожно начинают вспоминать, какого цвета у них дверь. Я вот помню, что в Видном — серая, металлическая с кодовым замком. В свое время много вокруг нее крутился — пытался отодрать дверным магнитом магазинную нашлепку с нового пальто.
Менты пытаются убедить задержанного, что мир цветной, а не коричневый, что дома, конечно, серые, но, вообще-то, есть 50 оттенков серого, и надо присматриваться, надо различать, надо давать миру раскрыться в себе. Таким способом они подводят Николая к тезису, что Подольск ничуть не хуже Амстердама, а многоэтажки точно так же достойны любви, как пряничные домики. Ментесса плачет, рассказывая, какие виды открываются из подмосковной электрички, и ее можно понять. Я тоже очень люблю многоэтажки, склады, промзоны и прочие отблески заката на серых коровниках-муравейниках: солнце в лужах, гулкое эхо дворов, классики на асфальте, вот это все. Мне вообще сложно понять, как один пейзаж может быть объективно лучше другого, ведь мир счастливого совсем не похож на мир несчастливого.
Пафос пьесы, очевидно, состоит в том, что либералы, хипстеры, низшие интеллигенты ничего не любят, ничем не интересуются, живут в своем аквариуме, питаясь штампами и совсем-совсем лишены элементарной плотоядности, пропускают жареные куски, которые сами лезут в рот, грезят о чем-то картонном и ненастоящем, в то время как золото и самоцветы валяются прямо под ногами. Васильковый мент-живчик вообще обвиняет задержанного в том, что он — животное, типа потому что животные — это автоматы. Ну, здесь он дает такого Картезия, непонятно зачем. Животные, вообще-то, играют, у них чувства есть.
Фото: © facebook.com/Сергей Медведев
Интересно, что роль триггера, проводника в мир «реальной действительности», подлинности и экзистенциального драйва, демонстративно живого и острого человека играет мент. Мент-философ, мент-психолог, мент-ментор — это нечто очень знакомое. Порфирий Петрович из «Преступления и наказания», Глеб Жеглов из «Места встречи», работник наркоконтроля из «Во все тяжкие» — все эти люди неизменно демонстрируют глубины мудрости, психологизма и вкуса к жизни, а также способность к особому типу речи — своего рода ментовскую парресию.
Силовик с дубинкой — действительно квинтэссенция всех этих дедов морозов из социальной рекламы банка МКБ, волонтеров-поисковиков из фильма «Нелюбовь» и прочих Тайлеров Дерденов. Именно так с нами говорит власть. Сколько раз аутичный подросток слышит от мамы с папой это сакраментальное «Ты вообще ничем не интересуешься!», сколько раз подчиненный слышит от начальника: «Придумай мне классную историю — понимаешь? — классную! Оглянись вокруг, дурачок! Для читателя, для читателя, чтобы прямо вау! Что значит нет тем? Что это за бе-ме? Сколько всего интересного вокруг происходит! Сделайте новости! Сделайте истории! Сделайте вкусно! Для читателя — для читателя — для читателя!» Я такое слышал не от кого-нибудь, а от зампрефекта ЮАО.
— Ну что ты как сонная кулема! Улыбнись! Слышишь, птицы поют! Знаешь птицу? Это иволга, дебил! Ну что ты все такой зажатый, серьезный, крадешься по стеночке? Посмотри, какие вокруг тычинки-хворостинки! Давай, расправь плечи, подбери ягодицы, грудь, легкие, живот, вот здесь у тебя канал проходит, давай, на выдохе! Что ты заладил про свой Амстердам и нойз? Ничего ты на самом деле не любишь, не горячий ты и не холодный, слизняк ты, моллюск, рапан! Пошли, ларек ограбим? Нет? Да ты пойми, что если ты пройдешь всю эту школу жизни, то тебе будет по**й на все твои бывшие увлечения и занятия, ты будешь реальным и дерзким, как тот пацан, и о тебе тоже будут слагать телеги, братан!
Казалось бы — Крым, Донбасс, силовые разгоны демонстраций, репрессивные законы, — а российское общество по-прежнему тоскует о чем-то силовом, страстном, настоящем.
