18+
XIII Международный театральный фестиваль имени А.П. Чехова, отмечающий свое 25-летие, привез знаменитых режиссеров с необычными постановками. Четыре «импортных» спектакля июня—июля погрузили зрителей и театрального критика Дмитрия Лисина в архетипы бессознательного, гипнокукольную политологию, танцы русалочки с медузоидом и малайское колдовство.
Фото: © Владимир Вяткин
«Внутренние пейзажи», режиссер Филипп Жанти
Филипп Жанти делает спектакли совместно с женой-хореографом Мари Андервуд, записывая свои сны. На сцене сразу возникает сноподобие: клетка с дверками сжимается и опадает на «жителя пятиэтажки» — чем не кошмар о реновации-2017? Вывалившись из клетки, человек взбирается по «лестнице на небеса», висящей, как кажется, над сценой. В небесах дверка, надо лишь подобрать ключик. За дверью, расположенной в пустоте, на весь задник вспыхивает сюрреалистический видеопейзаж – гигантские растения-колокольчики бредут в оранжево-синих полях. Из ниоткуда на сцене появляется она, пока еще с маленькой буквы, а человек спрыгивает на сцену, ползет к растению, питающему его сомой, причем растение похоже на похитителя тел из знаменитого фильма Абеля Феррары.
Соматическая энергия сна действует, перемена мгновенна – на экране уже деревня, на сцене мать и дитя. Невозможно понять, живой это ребенок или кукла. А может, это сон во сне, гипервспоминание реальности. Короче говоря, в экранной деревне взрываются дома, это воспоминания о детстве Жанти. Попадание в реальность памяти увенчано гигантской фигурой Отца, одного из главных архетипов психоанализа. Давящая теневая фигура легко ускользает с экрана вместе с материей, устилавшей сцену. Точно так же и мы часто хотим ухватить что-то во сне и вытянуть на поверхность одеяла. Одеяло, вернее – гигантские куски цветной материи неба, пустыни и моря — присутствуют во всех спектаклях Жанти.
Итак, после нейтрализации властной фигуры Отца начинается свободное, блаженное плавание по водам подсознания, в поисках отчетливых фигур бессознательного. Два счастливых джентльмена (я и Другой, я и Тень, я и Двойник, я и Анима) начинают поиск цветов-анемонов. Похоже, кстати, на поиск «волшебных грибов Чжи» из даосских сказок, переведенных Евгением Торчиновым. Морские грибы-цветы бьют током искателей, и вдруг из-под раздувающегося сине-белого одеяла во всю сцену является Анима, гигантская женщина (уже с большой буквы). Психонавт проваливается, естественно, между циклопических ног женщины, чтобы она его превратила в куклу, Мальчика-с-пальчика, Буратино.
Учитывая, что женщина ищет мужчину в качестве означающего, понятно, почему он обернулся не фаллосом, а куклой-буквой. Лакановский триллер означающих предъявлен зрителям.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Isabelle Vautier
«Лягушка была права», Джеймс Тьере
Внука Чарли Чаплина обожают в Москве и всем мире. Он — замечательный танцовщик и предводитель «Компании майского жука», вызывающий у зрителей жгучую ностальгию по деду. Ностальгия — это область подсознательных детских впечатлений, суггестивного восторга и топологических дежавю. Но и зрители, никогда не видевшие Чаплина на экране, восхищаются самобытным contemporary dance Джеймса Тьере и других участников труппы.
Сценография Тьере незабываема, он использует большие тканевые драпировки, в данном случае занавес был похож на бордовую завесу «Твин Пикса». Тьере снова, как и в прошлые свои приезды, обаял публику Чеховского феста метафизичностью узнавания того, что прячется в самых бытовых жестах. «Совы не то, чем кажутся», слоган «Твин Пикса», вполне применим и здесь. Причем каждый его спектакль открывает зрителям новые типы движений, а сюжет продолжает предыдущий спектакль «Красный табак»: месье сердится на слуг, отдыхает, читает книгу, засыпает, видит сон и в ужасе-восторге просыпается. В финале огромный медузоид из полупрозрачной ткани напоминает о параллельном мире, а песни-босановы и странные подергивающиеся движения «домашних» на фоне раскручивающейся стальной инсектоидной конструкции отсылают к абсурдистским сказкам Тима Бертона.
Когда один из членов банды делает вид, что мочится в голубой бассейн с лампадой, в садок русалочий, где маленький буйный лягушонок, актриса Ти Май Нгуен превращала стиль «буто» в сомнамбулическое дрожание, становится понятно, что сказка братьев Гримм здесь вообще не при делах. Эйдос постановки пришел скорее из области личного мифа Тьере: нити судьбы с колосников, летающие люстры для танцев ангела, винтовая лестница в небо, постчеловеческий мир «электролюкс», аквариум с искрой, невозможность выпутаться из других людей на уровне жеста. Лягушка человечества мечет электромагнитную икру. И чудовищная доза меланхолии, как ни странно — на фоне хохота зрителей.
Насчитал пять типов походки у внука Чаплина, это серьезное дело для сказочного танца. Пятеро детей в зале Театра имени Моссовета выли от восторга, постволшебная сказка Проппа явилась их родителям.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Frank Gunn
«887», Робер Лепаж
Маэстро Робер Лепаж явился москвичам во плоти и блеске театральной славы. «887» — номер дома в Квебеке, где прошло детство Лепажа, и название его моноспектакля. Что характерно, Жанти на этом фестивале вспоминал свою жизнь, и Лепаж вроде бы делает то же самое. Но Жанти блуждает по внутренним пейзажам снов, а Лепаж исключительно рассудочен.
Первые полчаса были похожи на лекцию, зрители стали ерзать и нащупывать гаджеты. Но вдруг все преобразилось, видимо, вход в логос речи сродни нырянию с утеса в глубину – нужно решиться.
Сослепу не видел с галерки бегущую строку перевода, и это оказалось лучше — французская речь рифмуется, льется непрерывно. Лепажевский ураган опрокидывает, нудит, талдычит, давит, но оторвать глаз от сцены невозможно, и через полчаса вам уже приятно плавать в странном эфирном бассейне, где вакуум рассудочности смешивается с поэзисом французского Квебека. Если сравнить с техночудом гигантского спектакля «Липсинг», показанного Лепажем на позапрошлом Чеховфесте, то здесь техника – мантра звукового пейзажа французского языка.
Главный аттракцион — многомерный крутящийся куб, в котором живут три вида кукольных существ. Самые мелкие помещаются на ладони, средние примерно 40 см. А ведь метровые жители были, нашли же в Индонезии останки предков героев северных сказок о чуди белоглазой! Но антропология здесь не мифическая, чистый doc.театр, само-вербатим раздвоенного сознания.
Лепаж раскрывает створки куба и поселяется на реальной кухне, разговаривая со своим альтер-эго, правительством Канады и квебекскими террористами, пытающимися отделить третью часть родины хоккея. Там же и бар, и детская, и тени. Лепаж — хороший мим и чтец белых стихов. Запомнилось выражение МБШК. Это вроде ВПЗР (великие писатели земли русской): Мильтон-Байрон-Шелли-Китс. И Лепаж. Память — это все, что у нас есть, даже в области политологии.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Bruno Fahy
«Тайная сила», Иво Ван Хове
«Тайная сила» — голландский спектакль по роману Луи Куперуса, посетившего Ост-Индию в 1900 году, в зените колониального могущества нидерландцев на Малайском архипелаге. Иво Ван Хове — один из сильнейших режиссеров Европы, кавалер орденов Франции, Голландии и Бельгии, и в одном только 2016 году собрал урожай из десятка театральных премий. В прошлом сезоне он ставил на Бродвее пьесы А. Миллера и мюзикл Дэвида Боуи «Лазарь». О продвинутости режиссера говорит и его пристальный интерес к Висконти, Пазолини, Антониони и Бергману.
Что же мы видим на сцене привычного Театра имени Моссовета? Невиданные доселе аттракционы на фоне длительных монологов, яростный тропический ураган, изнуряющую влажную жару, предательство, ревность и колдовство. Канва событий прядется между сценами измен молодой женщины Леони, жены наместника. Племя следит за всем, что происходит с правящей голландской семьей, и ничего не прощает. Сын местного вождя, впрочем, безмятежно пользуется «белым женским мясом» ради политических целей. Обнаженная Леони (Халина Рейн) выходит под удивительный для московского театра душ-поток, низвергающийся с колосников. И вкупе с затмением луны и шаманскими заклинаниями это вызывает ураган, обрушивший на головы колонизаторов колдовской лягушиный дождь.
Леони, впрочем, продолжает крутить двойной роман с молодым малайцем и собственным пасынком. Что, конечно, приводит к падению дома Аудейков, ибо кто же такое потерпит.
Универсальный любовный сюжет – ничто на фоне угрожающего малайского колдовства и неизбежного поглощения белого человека этой странной землей туманов и драконов.
В спектакле занят мощный музыкант Харри де Вит, феерически играющий на гонгах, бамбуковых шестах и фортепиано. Именно на него режиссер делает ставку и во многом благодаря ему бешеная суть Бали обрушивается на зрителей Чеховского фестиваля. Стихийные силы колдовства, ломающие колониальные империи — совсем не сказка.
