18+
В минувшем году на Театр Джигарханяна обрушился один из самых сокрушительных ударов за всю его историю. Писали, что худрук больше ничего не решает, потому что власть захватила его шустрая молодая жена, что залы пусты, а труппу покинули почти все ведущие артисты. Но, как говорят, после долгой ночи всегда наступает рассвет. Цымбалюк разоблачена и изгнана, липкая паутина лжи разорвана, а театр вновь обрел свой голос. «Шторм» встретился с режиссером театра Сергеем Виноградовым, чтобы прогуляться по закулисью и узнать, как труппа приходит в себя после темных времен и где сейчас сам Армен Борисович.
В гримерке № 42, которую Джигарханян делит с другими мэтрами, светло и пусто. Пробивающиеся через окно солнечные лучи высвечивают обычный казенный линолеум; на столе дожидаются старенький телевизор и электрический чайник, который любимые народом артисты кипятят себе сами. Ни золотых диванов, ни дорогих картин — каждая деталь словно говорит вам, что обитатели этой комнатки живут простыми человеческими ценностями.
«А вот это нарды, в которые они играют во время перерыва, — смеясь, показывает нам Сергей Виноградов. — Иногда идешь по коридору, а из-за двери раздается только стук шашечек и радостное перекрикивание!»
Виноградову 36 лет, 13 из которых он работает у Джигарханяна. Начав в качестве актера, он теперь и сам ставит спектакли. Говорят, это один из самых верных Джигарханяну людей. Мы сидим с ним в пустом зрительном зале, стоим на легендарной сцене и разговариваем обо всем на свете. Главный вопрос звучит так: как вы выжили?
— Сергей Сергеевич, как вам удается поддерживать жизнь театра без его самого главного человека — Армена Джигарханяна?
— Я бы не стал говорить, что наша жизнь проходит без него, и дело вот в чем: какое-то время он был в больнице, потом — в санатории, но при этом мы постоянно оставались на связи! Это либо звонки, либо личные встречи. Один из разговоров был сегодня утром. Вот, смотрите... Армен Джигарханян… (Пролистывает список входящих звонков на своем телефоне.) Когда это касается решения каких-то ключевых вопросов, общаемся подолгу, а можем перекинуться парой слов. Иногда он звонит, чтобы просто сказать: «Привет, как дела? Как сын?»
— Даже так?
— У Армена Борисовича очень трепетное отношение к детям, поэтому услышать «Поцелуй сына» или «Поцелуй его в попочку» — это в порядке вещей. И в этом весь Джигарханян: он помнит о каждом ребенке своих сотрудников! А мы для него — «сыночки» и «доченьки».
— Расскажите, удавалось ли вам в столь тяжелое время что-то ставить?
— Должен сказать, что, несмотря на трудности, жизнь нашего театра не останавливалась ни на минуту: мы выпустили спектакль по Мартину Макдонаху «Череп из Коннемары» и поставили трагикомедию Гарольда Пинтера «Сторож», идущую на Малой сцене. И это еще не все: теперь все наши силы брошены на постановку «Мольер» по пьесе Булгакова «Кабала святош», которую мы готовим ко дню рождения Армена Борисовича. Это будет знаковая работа не только для театра, но и для него самого.
— В чем эта знаковость?
— Дело в том, что именно в спектакле «Мольер» он играл, когда в конце шестидесятых приехал из Еревана в Москву и по приглашению Анатолия Эфроса начал выступать в «Ленкоме». Армен Борисович давно хотел к нему вернуться, но все как-то не складывалось. А недавно мы посидели, поговорили и решили, что пора. Репетиции идут уже четыре месяца, причем на износ. Каждый день — поиск правильного тона, актерского существования, жанра... Материал сложный, не все театры с ним справляются, однако цель поставлена. Разумеется, будут и другие работы, но эта пока главная.
— Правда, что в ней будет играть сам Джигарханян?
— Нам бы этого очень хотелось, но, скорее всего, он вряд ли выйдет на сцену: как-никак возраст. Предполагается, что главная роль достанется народному артисту Удмуртии Анатолию Морозову. При этом сам Армен Борисович будет сидеть в зале, а потом поднимется на сцену, чтобы поприветствовать зрителей и артистов. За несколько дней до премьеры ему исполнится 83 года.
— Кстати, как он сам относится к ситуации, которая сложилась вокруг театра? Ему дают читать про себя новости или стараются оберегать?
— Этот вопрос скорее уже не ко мне, а к Артуру Согомоняну, который всегда старается быть рядом с ним. Он делает все, чтобы поддержать и защитить Армена Борисовича, и любит его какой-то безграничной, сыновьей любовью. А новости?.. Вы же понимаете, от всех не убережешь.
— Он переживает, когда видит очередную грязь?
— Очень! Главная проблема заключается в том, что Армен Борисович — человек советского времени. Он смотрит телевизор и думает, что все это официальная информация. Мы-то понимаем, что ту же программу «Пусть говорят» мало кто воспринимает всерьез, а для него это — боль и переживания. Но знаете что здорово: даже расстроившись, он не теряет боевого духа! Любой негатив, любую грязь в свой адрес он воспринимает как очередное испытание, через которое мы вместе должны пройти!
— Вы сказали «вместе». А сами артисты к этому готовы?
— Артисты относятся к этой ситуации с неприязнью, но понимают, что ее надо пережить. Конфликты и интриги были всегда! За мое время здесь сменилось столько директоров, что просто не счесть. Но театр — жив! Мы — работаем! Каждый день в 11:00 актеры приходят и начинают репетировать, потом ставятся декорации, а вечером играются спектакли. И какие бы ни разгорались страсти, они сплачивают нас еще больше, ведь мы здесь не ради интриг, а ради театра, ради самого Армена Борисовича. Главное, чтобы про нас не забывали зрители.
— Правда, что на фоне скандала их стало намного меньше?
— Значительно меньше! Знаете, каким был один самых распространенных вопросов? «А вы все еще работаете?» Когда театр начали «полоскать», многие думали, что это вызовет к нему всплеск интереса: «О! Скандал! Сейчас все будут ходить». Ничего подобного — зрительские ряды заметно поредели. Это понятно: когда встречаешь больного человека, даже при всей своей симпатии — невольно стараешься от него отодвинуться. Вот так же и здесь.
— Артисты, наверное, переживали, выходя на сцену и натыкаясь взглядом на пустые кресла?
— Их было очень жалко, но... что не убивает, делает нас сильнее! Благо под конец сезона зрители начали возвращаться, и мы потихонечку восстанавливаемся.
— Главным инициатором всей этой шумихи называют Виталину Цымбалюк. Она больше не приходит?
— Нет, она здесь больше не появлялась. Да и что ей тут делать? Человек ушел с большим скандалом — вместе с папой-инженером и мамой — начальником пошивочного цеха, которых Виталина сама же сюда и пристроила. Насколько мне известно, все трое получали какие-то совершенно немыслимые зарплаты. Было очень много непорядочного и некрасивого.
Но дело-то даже не в этом: Цымбалюк по своему образованию пианистка — и отчаянно пыталась превратить театр Джигарханяна в музыкальный, что совершенно не клеилось с представлениями самого Армена Борисовича. Уже на этом начались конфликты.
— И у вас с ней тоже?
— Да. В тот момент я уже был режиссером и никак не мог найти с ней общий язык. Ну не нравился мне такой театр! «Давай поставим на сцену рояль», говорила она, «актер пусть будет во фраке», «и вообще нам нужно как можно больше музыкально-поэтических вечеров!» Какие вечера? Стихи по полтора часа может читать каждый. Один такой спектакль еще ладно, но когда их три-четыре — уже перебор, а самое главное, это отталкивает зрителя. Мы же театр Армена Джигарханяна! Мы — сильнее! Почему мы должны были заниматься всей этой ерундой?
Еще один конфликт был уже с мамой Виталины, потому что она очень плохо шила. Вы не представляете, она сделала такие костюмы к «Трамваю «Желание», что мне было стыдно за артистов, которые выходили в них на сцену! Просто стыдно! Но что я мог сделать? Виталина — директор. Я же не мог взять и стукнуть перед директором по столу!
— Говорят, что во времена Цымбалюк были уволены многие актеры, даже молодая мать. Их вернут?
— Во всем этом очень много лжи: девушку уволили еще до Виталины, и сделал это сам Джигарханян, потому что она, по его мнению, была плохой артисткой. Это все происходило на моих глазах. Так что все последующие выяснения отношений были не более чем спекуляцией.
Если говорить про другие увольнения, то они происходили из необходимости оптимизировать коллектив. В тот момент труппа оказалась раздутой до таких масштабов, что без этого было уже никак. При этом все решения принимал сам Джигарханян. Единственное, чего я не могу вам сказать, так это то, из-за чего ушла когорта артистов уровня Мерзликина, Ксенофонтовой и Дужникова. У них с Арменом Борисовичем был какой-то конфликт, а вот Виталина ли приложила к этому руку или было что-то другое, никто не знает.
— А что вы скажете по поводу Марка Рудиншейна, которого Армен Борисович якобы хотел видеть на посту директора? Такое было?
— Эта ситуация не понравилась мне с самого начала, когда все СМИ стали писать, что у нас новый директор. И это при том, что все решения о назначениях принимает исключительно депкульт. Да и в театре его не особо ждали. В итоге получилась какая-то совсем некрасивая история из 90-х с перепрыгиванием через голову. Мол, я директор, и все! «Театр надо спасать! Надо найти 80 миллионов, которые были выделены на реконструкцию, а потом украдены!» Но послушайте, какие 80 миллионов? Бумаги, касающиеся движения денежных средств, подписывает тот же депкульт. Если вы попытаетесь что-то украсть, вас тут же схватят за руку!
— Но Джигарханян-то хотел его видеть?
— Армен Борисович в какой-то момент действительно говорил о том, что Рудинштейн мог бы стать директором, однако до официального назначения дело не дошло. К тому же одно дело художественное управление, другое — финансовое. И творческий коллектив театра вполне устраивает нынешний директор Елена Гильванова.
Прелесть Елены Вячеславовны в том, что она никогда не лезет в творческие дела! Она говорит: «Моя задача — сделать все, чтобы театр жил, билеты продавались, а сотрудники получали зарплату. А для всего остального есть режиссеры и худрук». Кстати, к ней очень хорошо относится и сам Армен Борисович, и я не понимаю, откуда пошла вся эта шумиха.
— Про вас говорят, что вы один из любимых режиссеров Армена Борисовича и вполне могли бы стать его преемником…
— Я бы не хотел поднимать эту тему, потому что у нас есть художественный руководитель. Это Армен Джигарханян, который, дай бог, будет здравствовать еще очень долгие годы! Если же говорить про преемственность, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Я очень люблю и этот театр, и его создателя — и делаю все, чтобы его не подвести.
— Расскажите о себе и о том, как вы попали в театр Джигарханяна.
— У меня два образования. Первое — актерское: я окончил Ярославский театральный институт. Второе — режиссерское, которое я получил в Щукинском училище в Москве. У Армена Борисовича я с 2005 года: сначала в качестве актера, а потом и постановщика. Параллельно сотрудничал с другими российскими театрами и стажировался у Кирилла Серебренникова.
— Помните свою первую встречу с Джигарханяном? Сразу друг другу понравились?
— Да он меня тогда вообще не запомнил, потому что это было еще в 2003 году в маленьком магазинчике в Сивцевом Вражке. Я ехал на учебу и забежал туда, чтобы купить воды. Захожу — бац! — а там стоит Армен Борисович и выясняет у продавца, какая колбаса вкуснее. Все, что я тогда мог ему сказать, это «здрасте», но помню, что он обернулся и тоже поздоровался. В театре я оказался лишь спустя несколько лет. Это было, когда я уже выпускался из училища. Помню, Армен Борисович тогда сказал мне: «Давай! Вперед! Делай! Доказывай!» И я начал.
— Но скажите, разве тогда, в маленьком магазинчике, вам не хотелось подойти к нему и пообщаться поближе?
— Еще как хотелось! Но что я мог сказать? «Возьмите меня в театр»? Я понимал, что это не путь. Настоящая дорога в театр совсем другая. Не бывает так, чтобы на тебя вдруг свалилось все, что ты хочешь. Ничего подобного! Это постоянная работа. Это маленькие и большие поражения. Это преодоления! Только тогда ты сможешь сказать: да, я действительно что-то могу!
— Армен Борисович требовательный?
— Безумно. Интересная штука: на определенном этапе он позволяет тебе делать все, что ты хочешь. Как бы отпускает. Но если за неделю или две до премьеры он вдруг понимает, что что-то идет не так, он становится очень жестким. Я видел та-акие увольнения! И актеров, и не только! А все из-за того, что человек даже не пытался что-то исправить. Армен Борисович в этом плане терпеливый: он ждет-ждет, а потом раз – и!.. И я его в этом плане понимаю: он защищает принципы, переданные ему Эфросом, Гончаровым и другими великими мастерами советской культуры 60-70-80-х. Я, конечно, не настолько жесткий, но считаю, что это правильно. Я тоже люблю такой театр!
— Джигарханян не держит в страхе?
— В страхе — нет, но напряжение присутствует. Правда, я знаю много других худруков и могу сказать, что они ненамного мягче.
— Увидела у вас забавную табличку про запрет сквернословия. Здесь ругаются?
— Только я! Не скажу, что как сапожник, но иногда случается. Это не для того, чтобы кого-то унизить, а чтобы люди наконец собрались. Ругается ли Армен Борисович? За всю свою жизнь я слышал такое лишь раз или два, да и то лет 10 назад.
— В последнее время в российской культуре постоянно происходят какие-то скандалы. Как вы думаете, она у нас вообще есть?
— Она есть и будет всегда, вопреки всему. Например, я считаю, что в Москве совершенно уникальный микс театральных веяний: вы можете пойти в «Мастерскую Петра Фоменко» и приобщиться к классике, а можете заглянуть в театр Кирилла Серебренникова и окунуться в постмодернизм. Главное, чтобы в своих исканиях люди не доходили до крайностей, как группа Pussy Riot. Во всем должна быть какая-то черта, через которую никак нельзя переходить! Но больше всего радует, что в театр продолжает идти молодежь. Недавно мне удалось побывать на спектакле, который ставили студенты ГИТИСа под руководством Сергея Голомазова, и до сих пор не могу прийти в себя от потрясения — такой он был шикарный!
— Вы назвали имя Кирилла Серебренникова. Поддерживаете с ним связь?
— Нет, потому что ему запрещено с кем-либо общаться. Но очень за него переживаю, ведь Кирилл Семенович крайне порядочный человек и не достоин всей этой грязи, которая на него пролилась. Вот вы меня сейчас спросили, и мне даже сложно подобрать слова — настолько эта ситуация беспощадна и бессмысленна. Поскорее бы все это закончилось! А ведь такое может произойти с любым! Если я случайно совершу ошибку, со мной поступят точно так же?
— Лучше не пророчить, ведь театр жив и готовится к новому сезону! Расскажите, каким вы видите его в будущем?
— А планов действительно очень много. Во-первых, нам бы хотелось увеличить количество спектаклей, потому что сейчас у нас очень маленький репертуар. Во-вторых, начать экспериментировать: устроить режиссерскую лабораторию, а возможно, даже собственный фестиваль. Но самое главное даже не это... Мы горим до работы и хотим, чтобы, приходя на наши спектакли, зрители испытывали настоящее потрясение. Чтобы они хотели прийти еще. Чтобы наше имя звучало лишь на положительной волне и чтобы все знали, что здесь работает великий артист, имя которого — Армен Джигарханян!
