18+
Настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы от Пароменья города Пскова Алексей Воронюк рассказал, что такое быть военным священником. Батюшка постоянно ездит в зону СВО и признается, что находящиеся там ребята уже давно стали ему родными. Чего они боятся больше всего? Как подобрать для них слова, которые бы ободряли? И к чему так и не удалось привыкнуть?
— Отец Алексей, не каждый рискнет поехать в Донбасс. А вы взяли и поехали. Как к вам пришло такое решение?
— Большую часть времени своего служения в церкви я связан с военными. Я родился в семье военного, вырос на примерах героев Великой Отечественной войны (как пел Владимир Семенович: «Значит, нужные книги ты в детстве читал»). И для себя решил, что, помимо сбора гуманитарной помощи в подразделения ДНР и ЛНР, я должен и сам помогать воинам. Я вижу в этом свое личное предназначение.
— В каких условиях приходилось жить?
— Условия нормальные. В походах более аскетичные. Но военные очень гостеприимный народ. Размещали в домах, которые дают сами местные, чтобы присмотрели. Тяжелее привыкнуть к утрате людей и людскому горю, и, наверное, совсем невозможно — к звериной злобе защитников нацизма.
— Что входило в ваши обязанности и чем вы занимались, когда ребята уходили на задание?
— Сначала отвечу на вторую часть вашего вопроса. Священников в зоне СВО весьма мало, поэтому я окормлял бригаду, которая была довольно сильно разбросана по линии фронта. Помолившись и причастив одних, я тут же ехал в место дислокации другого батальона или госпиталь. Дел было много.
А касательно первой части... Вы знаете, во время своей командировки я решил писать небольшие фронтовые заметки и могу поделиться одной из них:
«У многих батюшек, впервые отправляющихся в горячую точку, сложился некий стереотип военного священнослужителя, взятый, как правило, из рассказов о героических подвигах полковых священников на Русско-турецкой, Русско-японской и Первой мировой войнах. Там пастырь после гибели командира берет в руки крест и поднимает в атаку застывшие в нерешительности полки. Такими были битвы прошлых веков.
Сейчас, совершив подобное, батюшка обрек бы бойцов на гибель, так как с изобретением скорострельного оружия тактика боя изменилась. Но картинка в голове осталась. И некоторые священники в своих героических порывах по-прежнему грезят оказаться на ЛБС — линии боевого соприкосновения, а попросту говоря, в окопах.
Помню, как один замполит с позывным Ворчун жаловался мне на одного такого батюшку-романтика, который непременным условием своей священнической практики в подразделении ставил работу именно в «первом эшелоне». Не помогали ни уговоры, ни сетования на вряд ли позволявшую ему совершать необходимые маневры тучную комплекцию.
Тогда капитан прибегнул к самому эффективному способу увещевания — апеллированию богословским анализом. Я всегда восторгался грамотностью и всесторонней развитостью армейских замполитов!
«Батюшка, это гордыня, а гордыня — это смертный грех. Я не позволю вам согрешить смертным грехом!» — сказал он.
Аплодисменты. Священник стоял, словно его остудили ведром холодной воды. С тех пор имя отца Василия стало нарицательным».
— Сильно...
— Поэтому основная работа священнослужителя — именно во «втором эшелоне». Бойцы выходят на отдых, и это самое удобное время для работы с личным составом. Духовные беседы, исповедь, причастие, крещение, разговоры по душам получаются тогда лучше всего.
На боевых же позициях священник может стать для всех лишь головной болью, а для противника — еще и достойной мишенью. Вот так, унимая свою гордыню и занимаясь рутинным, на первый взгляд, делом, священник и становится для многих кем-то родным.
— Какими качествами для этого нужно обладать? И какие страхи и переживания доверяют вам чаще всего?
— Страх у всех лишь один: лишь бы не раскачали государство изнутри. Люди очень замотивированы на победу.
А главное качество — это умение общаться с военными. Способность быть понятным. Был в одном из городов России печальный случай, когда провожать мобилизованных на призывной пункт послали священнослужителя, который вместо напутственного слова и молитвы начал грозить всем Божьей карой и гробами. Таких священников нельзя допускать не то что к военным — к проповеди, наверное, тоже.
— А вот есть такое выражение, что атеистов там не бывает. Это действительно так?
— Атеистов нет нигде. Одни верят, что Бог есть, другие — что Бога нет. Однако верующими на войне становятся многие.
— Как вы думаете, почему Он все-таки попускает такие события?
— Я некомпетентен комментировать то, почему Бог попускает людям такое испытание. Возможно, потому что по-другому мы не поймем. Но мне кажется, что здесь большей частью причина не Бог, а сам человек, его алчность. Глубинные причины стремления украинцев порвать все отношения с братским народом — в алчности.
Но на их беду они попались еще более алчным и матерым преступникам геополитического масштаба, и их (украинцев) просто используют. Так же, как использовали некогда коренные народы американских континентов.
— А если о хорошем? Были ли вы свидетелем чего-то чудесного? Когда, казалось бы, уже совсем нет надежды, и вдруг происходит что-то такое, что моментально меняет ход событий?
— Такие чудеса происходят нечасто. Но меня поразил приезд к воинам мироточивой иконы Божией Матери «Донецкая». Такого обильного мироточения я не видел еще ни разу! Ладонь бойца, который держал ее в руках, была практически залита миром. Вот это — поразило.
— Как думаете, что она хотела сказать?
— Не знаю. Но хочется верить, что что-то обнадеживающее, пусть и дорогой ценой. Время покажет.
А сколько таких рассказов о спасении от гибели! Один боец вместе со своим товарищем попал под «Град». Инстинктивно упали, молились... Когда встали, увидели, что вокруг них все в осколках, а там, где они лежали, — ни одного.
Другая история: я приезжаю в госпиталь, где ко мне подходит раненый боец. «Батюшка, — говорит он, — я хочу передать вам для музея Евангелие, которое спасло мне жизнь».
И протягивает потрепанную от времени, в жестяной оправе, книгу, в которой еле заметно отпечаталась пуля. Сейчас это Евангелие находится в молитвенной комнате псковской православной гимназии №28, и детки с большим благоговением заходят туда перед уроками, чтобы посмотреть и приложиться.
— Многие военные священники признаются, что в их лексиконе появляются типично армейские слова. Появились ли такие в вашем? И как воспринимается обычная жизнь, когда вы возвращаетесь из очередной командировки?
— Это да. В моем лексиконе такое уже давно, и это хорошие привычки. Как говорят психологи, профессиональная деформация.
А про мирную жизнь... Хочется выспаться! При хлопках под стол не запрыгиваю. Но очень скучаю по ребятам. Иду по городу и думаю: а как они там?
