18+
Сегодня, 1 декабря, исполняется ровно 60 лет с момента события, которое тогда повергло в шок всю советскую интеллигенцию. Никита Хрущев приехал в Манеж посмотреть на выставку авангардистов, а попал на первые полосы газет. Разглядывая картины, генсек орал так, что все дрожали, описывала иностранная пресса. А его ругательства потом ушли в народ.
Экспозиция «Новая реальность» стала частью выставки, приуроченной к 30-летию Московского отделения Союза художников СССР. Поначалу Хрущев был спокоен, вспоминали очевидцы. Но оказалось, что это только видимость.
Одной из первых под раздачу попала картина «Обнаженная» Роберта Фалька, которого к тому моменту уже не было на свете. «А чего это он измазал ее зеленой краской?» — возмутился генсек. И почему изображенная им женщина больше похожа на вареную картошку?
«Я хотел бы спросить, женаты они или не женаты. А если женаты, то с женой они живут или нет? — поинтересовался Никита Сергеевич. — Это извращение, это ненормально! Я бы, например, сказал тем людям, которые увлекаются всякого рода мазней, не рисуют, не создают картины, а буквально мажут их... Вы, господа, говорите, что мы, видимо, не доросли до понимания вашего искусства. Нет! Мы, наш народ, понимаем, что хорошо, а что плохо!»
Но это было только первой ласточкой. «Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? — вопрошал партиец, переходя от работы к работе. — Вы что — мужики или ***** проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?!»
«Вы все чувствуете, что вы ходите в панталонах коротких? — негодовал он. — Нет! Вы уже в штанах!»
Досталось и работе Николая Крылова «Спасские ворота». «Какой это Кремль? — вглядывался Хрущев. — Наденьте очки, посмотрите! Что вы! Ущипните себя! И он действительно верит, что это Кремль! Да что вы говорите, какой это Кремль! Это издевательство. Где тут зубцы на стенах, почему их не видно?!»
Как вспоминал главный вдохновитель выставки Элий Белютин, советский политик обежал экспозицию аж три раза.
«Его движения были очень резки, — описывал художник. — Он то стремительно двигался от одной картины к другой, то возвращался назад, и все окружавшие его люди тут же услужливо пятились, наступая друг другу на ноги. Со стороны это выглядело как в комедийных фильмах Чаплина и Гарольда Ллойда».
«Сослать! Расстрелять!» — поддакивали они.
Но, пожалуй, самое страшное — это когда Никита Сергеевич начинал трясти кулаком.
«Вот это, говорит, лимон? Так это ребенок свое ***** размазал», — то и дело раздавалось в зале.
«Кто полетит на это жареное, которое вы хотите показать? Кто? Мухи, которые на падаль бросаются! Вот они, знаете, огромные, жирные. Вот и полетели!»
«Хотелось бы сейчас вас взять, как, знаете, в былые времена учили нашего брата, голову между ног, а эту часть спустить, а эту поднять — и так, чтобы вы покамест не поняли. Для вас лекции излишни, а тут преподавание другого характера нужно. Я извиняюсь за грубость».
«У вас дети есть?» — поинтересовался Хрущев у одного из молодых авторов.
«Нет», — ответил тот.
«Будут, если вы нормальный мужчина. Так вот они вырастут и посмотрят на эту мазню. На вот этот его вклад, когда была принята программа коммунистического строительства!»
Тогда же художники узнали, что они: а) воры — потому что люди, которые не трудятся на благо общества, занимаются его обкрадыванием, и б) что их искусство нужно выкорчевать и стереть с лица земли.
А вот чего не было, так это срывания картин, про которое потом так красочно рассказывали в западной прессе. На такой экшен Никита Сергеевич был уже неспособен...
Кстати, ходило мнение, что на самом деле никакие выставки ему были не интересны. Какое там искусство, какой Манеж! Но в Германии и Венгрии происходили антисоветские волнения, и его уговорили: мол, а давайте-ка посмотрим, что там вытворяет наша интеллигенция. Это же почти то же самое, что «у них». И он поехал.
«После того как Хрущева сместили с поста генсека, он пришел на следующую выставку в Манеж и сказал: «Ребята, вы уж не держите зла, я ведь тогда не очень в этом и разбирался, — вспоминал потом художник Павел Никонов. — Очень хорошая была беседа, трогательная. Он отходчивый был, между прочим, мужик».
