Про таких людей говорят, что они глыбы. Хмурый испытывающий взгляд. Широкий шаг. Под 190 сантиметров роста. Попадись ему на пути — снесет. Однако сам Маяковский писал, что он — вся нежность, «весь боль и ушиб», а Лиля Брик ласково называла его Щеном. Каким он был на самом деле? И как бы ему жилось в сегодняшнем времени — в интервью с составителем книги «Маяковский без глянца», заместителем директора по научной работе Государственного литературного музея Павлом Фокиным.
— Павел Евгеньевич, вы знаете о Маяковском как никто другой. Чем он поражал людей своего времени?
— Масштабом! И физическим масштабом, и духовным. И — вот этой своей активностью. Он вламывался в их пространство — их канонов, их привычек. И конечно, не мог не обратить на себя внимание.
Есть замечательное и остроумное воспоминание Льва Кассиля, который писал, что когда Маяковский садился в машину, было ощущение, что он надевает на себя автомобиль. Такой он был грандиозный.
Привлекало и то, что он находился в постоянном творческом поиске. И даже его попытки высмеять обывательский быт — это было совершенно новаторской, революционной идеей, которой мы пользуемся уже более 100 лет.
Его невозможно забыть! Потому харизма таких людей не уходит вместе с ними. Она остается и по-прежнему притягивает.
— Его понимали? Или он был для всех словно с другой планеты?
— Знаете, он заставлял себя понимать. Конечно, у него были свои противники. Многие смотрели на него с недоумением. Многие с неприязнью. Но ведь в конце концов он победил! Он привлек на свою сторону читателей. И притом не только не современников.
Поэтому... Понимали те, кто хотел понять! Кто не хочет, тот не поймет.
Он был безусловным новатором и воспринимался консервативными людьми как некий посторонний.
— Есть мнение, что он был глубоко несчастен...
— Смотря что имеется в виду. Мне кажется, наоборот. Он занимался тем, чем хотел. У него были на это силы. У него был талант. В этом смысле он был абсолютно счастливым. Ну а личные переживания, личные драмы, которые и привели его к такому финалу, — то у кого их нет?
Просто кто-то может это перенести. А художники и поэты — души ранимые. Они воспринимают все намного острее.
— Факт, который потряс вас больше всего?
— Его смерть. Его уход. Потому что трудно поверить, что такой могучий духом человек мог так поступить. Неслучайно существует столько версий, что это не самоубийство.
Но что бы это ни было на самом деле, сам факт гибели такой фигуры — он, конечно, потрясает!
Ведь гибель героя — она всегда оставляет рану. И эстетическую, и эмоциональную.
— Как вы думаете, ему было бы комфортно жить в нашем с вами времени?
— Вопрос, насколько нам было бы комфортно с ним. А не ему с нами! (Смеется.) А уж он бы точно был на своем месте. Такие люди нужны во все времена. Поэтому я даже не сомневаюсь, что это была бы очень привлекательная фигура.
Уж точно бы не пропал! Даже в нашем переполненном информационном пространстве.
— У вас есть любимые строчки?
— Знаете, в семье моих родителей был культ Маяковского, и я всегда относился к нему с большим уважением. В свое время я даже прочел собрание его сочинений — большой красный пятитомник.
Многие любят противопоставлять Маяковского раннего и Маяковского позднего. Якобы ранний — вот он поэт, а поздний — продался. Но я этого не разделяю! Я считаю, что ранний, что поздний — мощная поэтическая фигура. И его талант никогда не ослабевал.
Поэтому таких строк много. Но если говорить о дне сегодняшнем, то я очень люблю стихотворение «Что такое хорошо и что такое плохо?».
Ну вы помните: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха...»
Вроде бы такие простые назидательные слова, но в наше время, когда все понятия перемешаны, где все это намеренно искажено и перевернуто, мне кажется, что эти простые строчки актуальны как никогда.
Надо постоянно задавать себе этот вопрос. Иначе не выжить!
Кстати, сегодня, 19 июля, в Литературном музее торжественно открылась выставка «О разных Маяковских», большую часть экспонатов которой составляют изобразительные материалы. Например, афиши выступлений или эскизы костюмов к «Мистерии-буфф». А также личные вещи и рукописи поэта.