18+
Когда я был совсем старым и мне было года 34, а может быть (даже подумать страшно) — 36, у меня было много лишнего времени, чтобы ходить на парусных лодках вдоль греческих островов.
Проплываешь мимо такого зеленого холма — а там стоит домик, а у домика – оливковые деревья — и думаешь: вот она, идеальная старость. Уговорил кувшин красного за обедом под баранью ногу, вышел с жирными губами, лег под деревья в тени и лежишь, читаешь вслух Козьму Пруткова «Древней греческой старухе, если б она домогалась моей любви», а вокруг бегают внуки с мячом, скоро ужин — и еще кувшин красного. И так до самой смерти.
С тех пор прошла четверть века, и за это время я узнал, что спать под оливами вредно для сердца, два кувшина красного в день вредно для печени, морской климат вреден для суставов, жареный барашек вреден для поджелудочной, а внуки распугивают древнегреческих старух.
Но самое ужасное – больше нет времени кататься на лодке вдоль островов Скорпиос, Гидра и даже Лесбос. Потому что с утра надо опять работать. До самой ночи, когда даже у Караульного – отбой.
Если бы меня кто-то спросил совета хоть о чем-нибудь, я, конечно, с высоты прожитых лет бы ответил. А спрашивают обычно только: «Ты кто ваще такой и фигли ты тут делаешь?» Но так как журналисты, как правило, говорят обычно то, о чем их никто не просит, я все-таки кое-что вам скажу.
Вы такие смешные. Лет до двадцати вы все хотите вырасти и стать как взрослые. Потом вдруг начинаете переживать, что уже двадцать пять, а часики-то тикают. После, в тридцать, осознаете, что жизнь прошла и ничего не сделано. В тридцать три начинаете примерять, насколько ваша тушка впишется в пейзаж Голгофы и выдержат ли избыточный вес Nine Inch Nails. В тридцать восемь вы разводитесь во второй раз, а в сорок уверены, что у всех, кому пятьдесят, не может быть секса, потому что это отвратительно и противоестественно. Рядом с цифрой 60 вы отчетливо видите только флаг гамбургской футбольной команды St. Pauli – череп и кости.
И да – вы правы, наверное. Я просто ничего такого в жизни не застал, или это уже уверенный склероз. Я помню лишь, что в 16 лет очень хотелось спать на первой паре высшей математики в институте, а потом ррррррраз – как на «Сапсане» со смазанным от скорости пейзажем за бортом – и обнаруживаешь, что сидишь с открытым Telegram на макэйре. И кто-то уже называет тебя «ветераном» и даже земляным червяком, а пиво запретили врачи. А на Facebook висят старший внук и мама восьмидесяти годков. А по скайпу звонит средний внук. И только младшая внучка – по банальному телефону. Из стариковских радостей – посыльный Amazon поутру с новой пластинкой Мерилина Мэнсона или Роберта Планта. Днем – приготовить жене шотландскую картошку, а вечером — пойти на фетиш-вечеринку, что заставила бы Калигулу казнить советников от зависти.
Кстати, вот вам такой хинт: секс переоценен. Это я отчетливо понял неделю назад на языковых экзаменах в Гете-институте. Все это время, которое люди тратят на разговоры, телодвижения и эмоции с целью трахнуть еще пару сотен малознакомых человек, — это выкинутое из жизни время. Вместо этого можно было бы выучить еще пять-шесть языков. Пока они запоминаются автоматически, влет. Это гораздо полезнее, чем слушать, как кто-то под тобой смешно суетится и попискивает и всем жарко и влажно, как в советском автобусе. Полная бессмыслица – вроде футбола и парламента.
Вместо того чтобы листать Tinder, полистай хотя бы Mein Kampf с комментариями историков – это расширяет сознание, как псилоцибины.
Драгзы тоже переоценены. И дело не в их рекламируемой опасности, что опровергает всей своей карьерой Кит Ричардс, а в том, что они тупо жрут ваше время. Так же, как и алко. Только вот открыл старенький «сингл молт», а тут уже — фигак! И послезавтра на дворе ты такой лежишь дорогими сапогами на чистой подушке. А еще – это все мешает работать.
Что бы там ни говорил мудрый русский народ про труд как наказание в своих искрометных шутках и поговорках про волка, это не наказание, а радость. Если ты занимаешься тем, что тебе нравится. А еще без работы ты не встретишь людей, которых некто Бог посылает тебе, чтобы изменить твою жизнь и мысли.
Я иногда думаю, что я – это всего-навсего все разом встреченные мною люди, которых было интересно читать и слушать. Как говорит один мой юный друг: общаться надо только с теми, кто больше тебя знает и лучше тебя умеет. Это как с музыкой: играть надо с теми, кто лучше тебя играет, только тогда ты развиваешься. Другое дело – почему эти крутые парни тебя терпят? Черт его знает.
Тут даже не надо суетиться – каждый важный для тебя человек просто сам придет в твою жизнь. Может быть, это будет мой польский прораб — блестящий пан Адам, а может быть – скучнейший Дэвид Линч. Можно, конечно, говорить себе, что уже поговорил со всеми, с кем хотелось – от юного БГ до не юного Роб-Грийе (Ганди, конечно, уже помер), а потом сидеть и чувствовать от этого отчаяние. Потому что не нашел времени поговорить с Юрием Петровичем Щекочихиным в последние годы его жизни, что было бы ценнее всех Тарантинов мира и окрестностей. Вот уж кто мог перевернуть тебе судьбу парой слов. В той относительной молодости – хотелось общаться с людьми постарше. А теперь – совсем наоборот.
Вполне принимаю версию планово наступившего маразма. Но. Вдруг оказалось, что вокруг столько талантливых инопланетян, что только успевай понять, про что они говорят на своем птичьем языке. Мозг в панике начинает подтягивать ресурсы, и через некоторое время ты даже различаешь отдельные слова и выражения. Невнятное мычание оказывается вполне наполнено мыслью. И уже можно научиться куче новых и прикольных вещей. А завтра окажется, что все твои работодатели вдвое младше тебя.
Наши родители в нашем возрасте уже были старыми. Нам же современная диагностика, поливитамины, хамон, виагра и пересадка печени подарили еще лет пятнадцать активной жизни, и глупо было бы не использовать такой кайф, чтобы не научиться новым трюкам. Или научиться низменной мудрости этих бронеподростков. И тогда на одних весах оказывается одинаково ценным общение с какой-нибудь юной звездой политоты типа Ортеги и отцом электронной музыки Мануэлем Готтшингом, которому за семьдесят. А возраст – это только запись в ментовской бумажке.
И возможность создать себе покой. Для этого нужно только всегда говорить козлам, что они козлы, а музыкантам – что они сегодня офигенно играли. Тогда и рок-н-ролл жив, и вы встретите рассвет утренней эрекцией.
