18+
Говорят, что большой друг режиссера Александра Сокурова, первый российский президент Борис Ельцин, потерял в детстве пальцы, играясь с гранатой. А так как подобное тянется к подобному, режиссер любит поднимать кавказскую тему, играясь с гранатой в виде Чечни. В своем недавнем интервью петербургскому изданию «Фонтанка» он в очередной раз высказался об этой республике, заявив, что, по-хорошему, ей необходимо предоставить независимость, потому что чеченцы не хотят жить в России, видят свое будущее в составе единого с Турцией государства и вообще считают, что «поставили Россию в позу прачки».
К тому, что деятели культуры выступают с суждениями космического масштаба, все уже привыкли. Оливер Стоун, вот, документалки о Путине снимает, Никита Михалков и Алексей Учитель активно включились в обсуждение вопроса о реставрации монархии в России, Светлана Алексиевич рассуждает о политических убийствах и цементировании нации. В конце концов, если таксистам можно говорить о ситуации в стране, то почему нельзя режиссерам? Тем более что ни один творческий человек еще не научился жить в полностью автономной реальности. Хочешь — не хочешь, а рано или поздно придется задуматься о том, «что же будет с Родиной и с нами».
Другое дело, что кавказский вопрос — тема очень болезненная: все помнят о погибших русских и чеченцах, а нам еще с этим жить. Никто ведь, вопреки эмоциональным призывам некоторых политиков и деятелей культуры, никого отделять не собирается, «Кемской волостью» Россия достаточно разбрасывалась. К тому же опыт нахождения Чечни не в составе России у нас уже был: закончился он терактами в Первомайском и Буденновске, а также вторжением в Дагестан. Спасибо, но больше не надо. Потому, если уж решил что-то сказать о Чечне, сперва подумай: стоит ли и готов ли ты ответить за свои слова? А при детальном рассмотрении оказалось, что режиссер, мягко говоря, высказался по вопросу, даже не подумав.
Во-первых, Сокуров весьма серьезно ошибся в цифрах. Он говорил о десятках тысяч чеченцев за рубежом. В той же Австрии проживают не 80 тысяч чеченцев, как он заявил в интервью, а гораздо меньше. Например, «Новая газета» в материале этого года упоминает около 30 тысяч, «Википедия» со ссылкой на данные австрийского источника 2010 года говорит о 24 тысячах. Для Сокурова, понятно, разницы нет, но чеченцы — народ маленький, их всего чуть больше полутора миллионов, так что погрешность в несколько десятков тысяч — грубая ошибка.
Во-вторых, «встречи с ребятами-чеченцами», о которых рассказал режиссер, — это очень удобный источник. Никто не опровергнет, а потому можно говорить все, что угодно. Я тоже встречался с «ребятами-чеченцами». И после интервью Сокурова стал «доставать» их, а также знакомых из других кавказских республик вопросами о том, действительно ли они хотят присоединиться к Турции. Оказалось, что к главе Чечни Рамзану Кадырову многие, особенно те, кто проживает вне республики, относятся критически.
Есть среди них те, кто в той или иной степени сочувствует исламистам, есть и те, кто не слишком рад строгим религиозным порядкам в современной Чечне. Многих не устраивают социальное расслоение и несправедливость. Открою тайну: жителей Чечни в целом волнуют и заботят те же проблемы, что и большинство жителей России, но желающих стать частью возрожденной Османской империи я не встречал.
Все-таки чеченцы — не азербайджанцы, да и вообще не тюрки: сочувствующих Эрдогану среди них мало. Хотя многие чеченцы, не согласные с установившимися после второй войны порядками, действительно укрылись в Турции. Сделано это было, скорее, из прагматических соображений, а не из чувства близкого родства. К тому же сами турки прекрасно понимают, что за «сокровище» им досталось в виде политэмигрантов из среды бывших боевиков — об этом свидетельствуют периодические аресты и чистки среди чеченцев, проживающих в Турции.
Впрочем, позже я обнаружил, что абсолютно те же тезисы относительно Чечни Сокуров озвучивал и в предыдущих интервью на протяжении последних пяти лет. Видимо, у режиссера есть какие-то постоянные знакомые «ребята-чеченцы», которые и говорят ему о своем боевом настрое и нежелании жить в составе России. Скорее всего, он строит суждения о чеченцах на основе общения с европейскими эмигрантами или с теми, кто покинул Чечню и живет в других российских регионах. Среди них, действительно, много недовольных современным положением вещей, однако судить по беседам с этим контингентом о настроении всех чеченцев то же самое, что анализировать российское общественное мнение на основе разговоров с жителями Брайтон-Бич. Остается только по примеру пресс-секретаря МИДа Марии Захаровой пригласить Сокурова в Чечню — чтобы приехал, увидел все своими глазами и, может быть, понял, что современная Чечня вовсе не «тяжелая проблема для всей Федерации», а очень сложный, своеобразный, но все-таки аутентичный российский регион. Хотя, полагаю, от этой поездки ничего не изменилось бы. Старого либерала ничто не исправит.
И, наконец, факт остается фактом: сегодняшняя политика Москвы по отношению к Чечне в частности и к кавказским республикам в целом вряд ли имеет альтернативу. Россия позволяет людям жить так, как они хотят, вмешиваясь лишь тогда, когда нарушаются Конституция и другие законы. Это и есть свойственная русским настоящая, а не фальшивая европейская толерантность — способность принять другие народы в состав страны со всей их сложностью и непонятностью, не ломая через колено чужой менталитет. В конце концов, если бы Кадыров действительно не устраивал чеченцев, он не смог бы так долго оставаться во главе республики. То же самое касается и вопроса о нахождении Чечни в составе России, и вопроса о религиозности чеченцев. Ну нравится им жить именно так, пусть живут. Другое дело, что закрытость кавказских обществ оставляет простор для множества вбросов и спекуляций. В прошлом году общественность была практически убеждена в повсеместном распространении женского обрезания в Дагестане, еще недавно российские и западные СМИ активно боролись за права мифических чеченских геев, но это — особенность современного информационного общества. И с этим остается только смириться.
Впрочем, известного режиссера волнует не только «чеченский вопрос». Остальная часть интервью Сокурова также изобилует интеллигентскими благоглупостями. Есть рассуждения о якобы отсутствии свободы слова в России, множество претензий к работе Министерства культуры, заключающихся в основном в требованиях увеличить финансирование. Есть и стандартные тезисы об отсутствии в стране демократии и исторической вине русского народа. Есть и цеховая солидарность с преследуемым за коррупцию режиссером Серебренниковым и осужденным за терроризм Олегом Сенцовым.
Однако новомодная оппозиция Сокурова тоже не устраивает. Он сравнивает недавние антикоррупционные митинги с демонстрациями и иммигрантскими беспорядками в Европе, и сравнение оказывается явно не в пользу первых — нет коктейлей Молотова и драк с полицией. Уже немолодой кинорежиссер, видимо, подсознательно ждет от российской молодежи экшена и погромов, хотя и заявляет, что не хочет «кошмарной» революции и надеется на «изменения сверху».
В этом, кстати, заключается глубочайший парадокс: человек, которому очень некомфортно жить в современной России, которого отторгает российское общество, невольно вспоминает о Чечне. Не только ведь у Сокурова «чешется» Кадыров. Чечня в последние годы стала общей темой для большинства доморощенных системных и несистемных либералов. Получается, что мерилом патриотизма стало отношение к Чеченской Республике.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Jury Kevin
