18+
В конце марта мы выпустили материал о том, как пострадали от рук врачей десятки девушек в Рязанском перинатальном центре. После этого в редакцию Daily Storm стали поступать жалобы от пострадавших из других регионов. Все они из-за непродуманных действий медиков во время родов либо получили серьезные увечья, либо потеряли своих детей. Масштаб проблемы оказался далеко за пределами Рязанской области. В большинстве случаев всему виной становились акушерская агрессия, грубость и равнодушие со стороны медперсонала. Юристы убеждены — доказать вину врача в суде по таким вопросам достаточно сложно: необходимо иметь сразу все медицинские документы. Да и многие родители все-таки стараются забыть трагедию как страшный сон, предпочитая не выяснять, кто был прав, а кто виноват.
«Я вошла беременная и с маткой, а вышла с пустыми руками и без органа»
Еще одной нашей героине из подмосковного города Щелково, Анне Глинской, чуть больше тридцати лет. Про таких обычно говорят — яркая девушка. Высокого роста, с контрастными чертами лица, теплой улыбкой и по-аристократически красивой фамилией. У нее есть дочь, муж, с которыми она живет в Подмосковье. Она любит детей и цветы.
Когда она забеременела вторым ребенком, то была очень счастлива. Еще бы — любимый мужчина, вторая желанная беременность. Да и поправилась совсем немного, всего на 15 килограммов — для «старородящей», как шутит Анна, очень даже неплохо. Конечно, плохо спалось, и «летать-порхать» не удавалось, как некоторым девушкам. Но в целом все было в порядке, хорошие анализы и приятное ожидание сына.
Но в день родов что-то пошло не так. Беременность получилась чуть более длительной — вместо положенных 40 недель Анна отходила 41. Но такое случается, и в этом нет ничего страшного, как ей рассказали врачи. Однако роды не начинались. Врачи убедили девушку, что для индукции родового процесса нужно воспользоваться мефипристоном (это в том числе и абортивный препарат, который применяют для медикаментозного прерывания беременности. — Примеч. Daily Storm).
«Если бы я сейчас обращалась к женщинам, я бы сказала им: «Нет, нет, нет, ни в коем случае, нет и нет». Я никогда не делала аборты, я никого не осуждаю, но я бы не смогла. Мефипристон дают при абортах, но врач меня уговорил, сказал, что это безопасно. Я поверила. Но могла бы повернуть время вспять — ни за что бы не стала принимать. Ужасная штука», — констатирует Анна.
И конечно, как рассказывает Глинская, от всех врачей она слышала одну и ту же фразу: «Лучше будет, если родишь сама!» А кому лучше-то стало, задает риторический вопрос девушка, недовольно вздыхая.
Ей поставили клинически узкий таз и высокий рост слишком поздно. Как и слишком поздно врачи приняли решение сделать кесарево сечение после неудавшейся индукции, почти спустя 17 часов. Ребенок не вставал в родовые пути: то выходил, то уходил обратно, закрывая своей головкой выход из родового канала.
«Я просила кесарево, я кричала на все родовое отделение, но они никак не реагировали. Только ругались: «Не ори, не тужься, не пугай других рожениц». Я кричала, я бредила, у меня пересохло резко в горле. И живот был в форме песочных часов — потом я узнала, что так он выглядит при разрыве матки».
У Анны произошел разрыв и шейки матки, и самой матки. Врач ей потом сказал, что за десять лет его работы такой случай то ли первый, то ли второй. «Но ведь матка — это мышца. Ее проткнуть можно чем-то острым, наверное? В ней женщины по два, по три, по четыре ребенка вынашивают, и все в порядке», — рассказывает Глинская.
Из-за разрыва органа ее малыш потерял доступ к кислороду и питательным веществам. Произошла асфиксия, и ребенок задохнулся. Врачи приняли решение экстренно удалить орган и сделать кесарево сечение. Мальчика извлекли из утробы уже мертвым. Анна потеряла два с половиной литра крови.
«Девять из десяти женщин при полном разрыве матки умирают. Для женщины шансы выжить минимальные, их практически нет. Мне кажется, Бог оставил меня на этом свете только ради моей дочери».
По словам медиков, все произошло из-за врачей первого роддома, где Анна рожала дочку. Якобы именно там девушке серьезно повредили матку во время чистки после родов. Из-за этого якобы и разорвался орган, из-за этого и задохнулся нерожденный малыш. Но девушка убеждена — дело не в этом. Судебно-медицинская экспертиза подтвердила ее гипотезу. Первый суд был назначен на 13 апреля.
Сейчас Анна не может иметь детей. «Я вошла беременная и с маткой, а ушла с пустыми руками и без органа», — констатирует женщина.
«Моя жизнь разделилась на «до» и «после». Чем больше проходит времени, тем больше я привыкаю. Первый год был очень тяжелый, мы чуть не развелись с мужем. Винили друг друга во всем. Другие люди гадости говорили, мол, наверное, ребенка в роддоме оставила. Не могла видеть беременных женщин, мне было плохо до истерики. Но сейчас не желаю никому плохого, никому не завидую. Это только моя боль, это моя ответственность. Когда меня выписывали, нам с мужем было очень неловко друг перед другом. Это должна была быть радость, но все получилось вот так».
Теперь каждый месяц 22-го числа девушка отсчитывает, сколько бы месяцев исполнилось ее погибшему сыну.
«Дочь пришла в сознание и была как живая кукла»
Похожий случай произошел и с Ксенией Алаговой. Она познакомилась с мужем восемь лет назад. Сейчас пара живет в Краснодаре. Как рассказывает девушка в социальных сетях, они вместе с мужем с 17 лет. Потом свадьба, беременность и ожидание дочки. Ее назвали Лерой, но домой малышка так и не приехала.
Показаний к проведению кесарева сечения у девушки не было. «Образцово-показательная беременность», — как объясняет Ксения. Прекрасные анализы, хорошее УЗИ — никаких патологий и проблем, поясняли врачи.
Когда у девушки было полное раскрытие, ее быстро повели на родовое кресло. Но после эпидуральной анестезии даже идти Ксении было очень сложно:
«Я говорила, что не могу дышать и не чувствую ног. Я еле шла по коридору. Когда оказалась на кресле, я не чувствовала ни схватки, ни потуги. Не могла управлять мышцами, не могла напрячь живот. Видимо, переборщили с ЭА (эпидуральной анестезией. — Примеч. Daily Storm). Схватки просматривала только акушерка, потуги не приносили результатов. Обычно делают ЭА, чтобы к моменту схваток она подослабилась, чтобы просто обезболить. Не должно быть такого, что ты не чувствуешь свои конечности».
Ребенок никак не выходил из родовых путей. Акушерка говорила, что видела волосики, но потом девочка залезала обратно. Тогда врачи поняли, что она задыхается, и сделали срочную эпизиотомию, начали тянуть вакуумом. В итоге ребенка достали. Сердце у девочки не билось, однако благодаря реанимационным действиям его «завели».
«Но уже не о чем было говорить. Была сильная гипоксия. Ноль баллов по Апгар. Я проснулась и узнала, что дочка подключена к ИВЛ. Она в коме. Высока вероятность, что из комы не выйдет».
Девушка не сразу поняла, что не виновата в произошедшем. Врач говорила обратное — ты виновата во всем сама, потому что родила ребенка с патологиями. «Но ведь все обследования были хорошими!» — восклицает Ксения, рассказывая о произошедшем.
Только потом Алагова узнала, что ребенок не дышал пятнадцать минут и что с живота врачи сняли датчики КТГ. Как объясняет девушка, врачам пришлось принимать роды вслепую — они не сразу заметили гипоксию только из-за отсутствия датчиков.
«У них якобы была «сомнительная запись на КТГ» в самом начале. Но почему сняли — непонятно. Узнаем в суде».
Сама девушка недоумевает: почему врачи не обратили внимание на то, что она не могла сама сесть на кресло. Почему никто не заметил, что у нее спадают ноги, и их приходится поддерживать акушерке. Почему сняли датчики и не обнаружили гипоксию сразу, потеряв «кучу времени». На все эти вопросы Ксения ответа пока не знает.
Ее дочку ввели в состояние холодной комы. Девушке удалось подержать ребенка на руках лишь два раза. Еще когда малышка лежала в перинатальном центре, она ненадолго пришла в сознание, но не реагировала ни на свет, ни на голос. «Считайте, живая кукла», — рассказывает Ксения.
Дышать девочка тоже не могла. Не могла она и поддерживать давление и температуру тела.
«Больше всего мы боялись, что она проживет в таком состоянии много лет. Об улучшении речи не шло, но все могло остановиться вот на таком уровне. Лечение одного вредило другому. Медсестры еще верили в чудо, но мы уже понимали, что ничего лучше не станет».
У девочки были повреждены оба полушария и ствол головного мозга. Она не смогла окрепнуть, как надеялись родители, и ее сердце остановилось.
После произошедшего Ксения с мужем подали исковое заявление в суд. Пока что ведется процесс только в рамках Гражданского кодекса. Результатами судебно-медицинской экспертизы девушка осталась недовольна — четкого ответа о вине врача специалисты не дали. Причиной этого может быть тот факт, что медик, принимавший у нее роды, достаточно известная в Краснодарском крае личность. «У нее вся семья работает в разных больницах. Вполне возможно, что был какой-то подкуп», — поясняет Алагова.
Девушка отправила материалы на повторную экспертизу как можно дальше от родного региона, чтобы не вмешались «чужие ручонки».
Сейчас она надеется на успешный исход дела и уточняет: «Мы справляемся, потому что поддерживает семья. Хороший муж рядом. И все немножко проще становится».
Защита прав
Наши героини приняли решение судиться и идти до конца, чтобы добиться правды. Как объясняют юристы, чаще всего такие дела, связанные с акушерством и гинекологией, оказываются успешными для того, кто подал иск. Как поясняет Иван Печерей, медицинский юрист и эксперт по качеству оказания медицинской помощи, российское законодательство чаще всего встает на сторону пациента.
«Наше законодательство построено таким образом, что чаще всего суды успешны для тех, кто подал иск. Очень часто здесь учитываются интересы пациентов, а не врачей. Другое дело, что большое количество пациентов в суды не ходят», — рассказывает специалист.
Главным поводом для доказательства вины врача является нахождение прямой причинно-следственной связи между его действиями и следующими за этим повреждениями у ребенка или у матери, уточняет Печерей. Для выявления этой связи необходимо проведение судебно-медицинской экспертизы.
При этом большинство дел в уголовном процессе заводится по 109-й («Причинение смерти по неосторожности») или 118-й («Причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности») статье УК РФ. При этом реальное ограничение свободы применяется редко, поясняет Печерей, преимущественно выносятся приговоры с условными сроками.
«Реальное лишение свободы крайне редко. Только если будет хорошая работа адвоката, работа следователя, прямая причинно-следственная связь. Большинство же дел заканчиваются либо условным сроком, либо истечением срока давности».
Другой медицинский юрист — Ирина Гриценко — уточняет, что в процессе защиты своих прав многие пациенты отказываются идти до конца. Следствие может длиться от полугода и дольше, в зависимости от длительности проведения экспертизы, и не у всех хватает моральных сил для этого.
«Все зависит от эмоционального состояния. Чаще всего обращаются отцы. Я всегда предупреждаю, что следствие может идти достаточно долго. К тому же достаточно дорого стоит экспертиза — от 50 до 100 тысяч рублей, и иногда ее должен оплачивать пациент. Сложно доказать вину врача, потому что до начала разбирательства в суде у пациента нет на руках всех медицинских документов».
Проблема сбора медицинских документов — одна из самых больших для пациентов. Очень часто, как подчеркивает Гриценко, больницы некачественно ведут отчетность, из-за чего вовремя собрать все необходимые материалы бывает сложно.
Представьте: вы начальник отдела, у вас муж, машина, пять языков. Но вы все равно раздеваетесь, вам засовывают руку во влагалище, тряпку между ног, и все — свободна.
Несмотря на частые ошибки в родах и халатность, о которых говорят наши героини, самим медикам работать весьма непросто. В день один врач может принимать до 20 родов, как рассказывают акушеры. Очень часто медиков не заботит ни психологическое состояние женщины, ни ее чувства. И дело здесь заключается не в том, что они жестокие и циничные специалисты, а в том, что они сталкиваются с банальной усталостью и выгоранием. Труд в постоянном напряжении с небольшой зарплатой и огромным количеством обязанностей — так работают акушеры по всей стране.
Одной из резонансных историй, связанных с перинатальными центрами, стала голодовка медсестер из Коломны. Неоднократно женщины жаловались на уменьшение зарплаты, огромное количество обязанностей и тяжелый физический труд. Говорили они даже о том, что им не хватает времени на небольшой обед. Долгое время никто не обращал внимание на жалобы медсестер. Их услышали только тогда, когда женщины приняли решение объявить голодовку.
Эта история закончилась относительно успешно — ситуацию на контроль взяли прокуратура, Минздрав и СПЧ. Сколько других перинатальных центров с похожими проблемами функционирует в России, сказать невозможно.
Проблема акушерства и гинекологии заключается не только в тяжелом труде, но и в зарплатах. Зарабатывает младший медицинский персонал очень мало, особенно в регионах. Для сравнения: зарплата акушерки в маленьком городе Краснодарского края составляет от 13 тысяч рублей до 25 тысяч рублей до вычета налогов, свидетельствует вакансия на сайте hh.ru. В Щелково же зарплаты в государственных больницах могут быть и больше — согласно тому же сайту по поиску работы, зарплата акушерок может достигать 50 тысяч рублей.
Как поясняет акушерка Ольга Русина, ведущая курсов подготовки к родам, все эти факторы очень часто приводят к эмоциональному выгоранию и истощению. И из-за большого потока пациентов врачи забывают о человечности и понимании, а девушки становятся лишь «винтиком» в большой системе.
«Даже несмотря на то что у каждой женщины есть анамнез и история беременности, обычно не учитываются ни психологические проблемы девушки, ни ее сила воли. Роды проходят в спешке, это факт. Нужно же освободить место для другой женщины, которая ждет. К тому же большим фактором является психологическое выгорание. Когда по 20 родов в день, женщина становится лишь винтиком в этой системе. Женщина открыта полностью, у нее раскрытие 10 сантиметров, она самый уязвимый человек в этот момент. А с ней просто проводят ряд манипуляций».
Когда женщина становится просто одной из многочисленных пациенток, ее очень легко подчинить себе, чтобы не было проблем на «потоке». Поэтому, как отмечает специалист, в современном российском акушерстве не соблюдаются элементарные правила уважения к женщине. Государственные больницы уравнивают всех:
«Она снимает одежду, одевается во что-то чужое. Одежда всегда стерильная, но может быть рваной, ветхой. Осмотр происходит тут же, в приемном отделении. Вы заходите, у вас какой-то статус. Вы начальник отдела, у вас муж, машина, пять языков. Но вы раздеваетесь догола, во влагалище вам засовываются руки, тряпка между ног, и все, пошла».
Именно поэтому многие женщины в родах сталкиваются с акушерской агрессией и грубостью. Она может проявляться по-разному. Ученые связывают этот термин с несколькими явлениями: назначением лишних, дорогостоящих препаратов, с постоянными обследованиями, с необоснованными разрезами промежности, приемом Кристеллера (выдавливание ребенка. — Примеч. Daily Storm), с искусственной родостимуляцией.
Наши героини, как и многие другие рожавшие девушки, также столкнулись с этим явлением. Само это понятие относительно новое для отечественной гинекологии — как рассказывает Русина, его использовал впервые профессор Радзинский.
«На эту тему и брошюры, и книги есть. Акушерская агрессия может быть направлена и на ребенка, и на мать. Это вопрос нашей системы, потому что женщины в поточном режиме идут на роды, к ним нет индивидуального подхода».
Кроме того, к акушерской агрессии относится и использовании неоправданных средств для индукции родов (такое случилось с нашей первой героиней). Использование мефипристона — очень жесткий способ для стимуляции родового процесса, объясняет Русина.
«Это может вызвать жесткие последствия в виде неконтролируемой схватки и кровотечения. Вызывать индукцию родов с нуля, когда замерший ребенок, можно. В ситуации живых детей — есть более мягкие способы. Раньше в роддомах вообще об этом не сообщали, просто клали таблетку на шейку матки или давали как обычную таблетку».
Сейчас такие методы не применяются в тех роддомах, где распространена тактика «мягких родов». Редко они применяются и в частных больницах, рассказывает Русина. В государственных роддомах все остается на том же уровне, что и прежде.
Министерство здравоохранения не ответило в указанные сроки на наши вопросы о том, планируется ли внедрение изменений в работу врачей и тщательный контроль их деятельности.
