St
Молчание Янгона
18+

Молчание Янгона

Главный город Мьянмы, где мусульмане не говорят о геноциде рохинья, а ультраправые буддисты рассуждают о евгенике нации

Главный город Мьянмы, где мусульмане не говорят о геноциде рохинья, а ультраправые буддисты рассуждают о евгенике нации undefined

После посещения Бангладеш с его черными мусорными реками и палаточными лагерями, сооруженными на скорую руку из полиэтиленовой пленки, Мьянму невольно начинаешь представлять, как небольшой филиал ада на земле. Даже погранконтроль вызывает тревогу. В Дакке из нас практически душу вынули, пытаясь узнать, зачем мы едем в тот район Бангладеш, где проблем в последнее время много, а достопримечательности можно по пальцам пересчитать.


В Мьянме, где продолжается военная операция против рохинья, мы ждем еще более холодного приема.

Читайте там, где удобно, и подписывайтесь на Daily Storm в Telegram, Дзен или VK.

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев
Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Страна с открытки


Однако пограничников не интересуют ни адреса наших отелей, ни распечатки обратных билетов. Заранее разработанная «туристическая легенда» тоже оказывается бесполезной – нас пускают в страну легко и охотно, не задавая лишних вопросов.


Поначалу Мьянма вообще не производит впечатления государства, где военные могут устраивать охоту на живых людей.


Наоборот, абсолютное ощущение, что перенесся в мир, срисованный с туристической открытки, где все чисто, гладко и аккуратно, а бирманцы встречают иностранцев, как самых желанных гостей. Стоит покинуть пределы «чистой зоны» аэропорта, как тебя накрывает волна из маленьких позитивных открытий: отличная мобильная связь, которая еще несколько лет назад в Мьянме работала хуже, чем в глухих деревнях под Воронежем, водители такси, готовые сразу везти тебя за честную цену без глупых утомляющих торгов, всюду чистота и порядок. Только изнуряющая жара и служит напоминанием, что ты в Янгоне, а не где-нибудь в Старом Свете.


Янгон – это бывшая столица Мьянмы. Но, несмотря на приставку «экс», именно этот город продолжает оставаться центром жизни страны. Сюда слетаются иностранные туристы, жадные до бирманских достопримечательностей. Сюда же тянутся и местные. Кто-то в надежде отыскать работу с хорошей зарплатой, кто-то рассчитывает получить достойное образование. И тех и других с каждым годом становится все больше и больше – в 2017-м население города уже перевалило отметку в семь миллионов.


Мьянманцы гордятся тем, что Янгон – это такой котел, в котором слито воедино множество народов – и этнические бирманцы, и индусы, и карены, и ракхайны, и многие другие. Точно так же и с религией: бывшая столица открыто заявляет о своей веротерпимости.


По пути из аэропорта мы лично убеждаемся, что недостатка в храмах в городе нет.


Буддийские пагоды мелькают почти с калейдоскопической частотой. И если мельтешение золотых шапок на время замедляется, объяснение у этого явления одно – мы встали в очередную пробку. Вечный трафик – главный бич местных дорог и то немногое, что роднит Мьянму с Бангладеш. Но такие вынужденные паузы дают возможность хорошенько оглядеться по сторонам и выхватить взглядом немногочисленные христианские церкви.


Мечети на глаза пока не попадаются. Но они здесь есть, это мы знаем точно – читали истории, связанные с ними. Причем такие, что картина янгонского благолепия перестает казаться цельной и безупречной.

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев
Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Без права на молитву


В бывшей столице Мьянмы противостояние буддистов и мусульман начало набирать обороты задолго до событий в штате Аракан (это название используют рохинья, в Бирме его именуют Ракхайн). Главными идеологами борьбы с теми, кто выбрал ислам в качестве своей религии, выступают местные ультранационалисты.


Если в нашем российском понимании «наци» – это крепкие, бритые наголо ребята с коловратами и «имперками» на рукавах, ну, или чуть более неприметные в обычной жизни футбольные хулиганы, то в Мьянме основа ультраправых – буддийские монахи. Разумеется, не все подряд, а выходцы из конкретных монастырей, где придерживаются в меру радикальных взглядов на мироустройство.


Именно такие монахи планируют и расписывают по пунктам операции против мусульман. Они же организуют и недовольную толпу.


В 2017 году им удалось провести несколько успешных комбинаций в Янгоне.


В апреле целью местных националистов стали мусульманские школы в районе под названием Такайт. Монахам не понравилось, что по пятницам в них собираются люди не для занятий, а для молитв. Действовали «недовольные граждане» по вполне четкому плану: в один из дней в середине апреля часть из них отправилась в администрацию Такайта, чтобы заявить властям свой протест, а оставшиеся собрались поблизости от школ и снимали на мобильные телефоны пришедших на молитву мусульман. Всю следующую неделю эти фото активно распространялись по социальным сетям с соответствующими возмущенными комментариями. Методика дала свой эффект. На очередные протесты в Такайте монахам удалось привести с собой около 150 человек. Для небольшого района Янгона – практически толпа. И с ее помощью националистам удалось надавить на администрацию: власти сначала потребовали от руководства одной из школ ликвидировать пруд, который верующие использовали для омовения рук и ног перед молитвой. А потом и вовсе распорядились закрыть школы «во избежание конфликтов».


Но это не вся история. Еще во времена хунты, в 90-м году, мусульмане Такайта просили власти Янгона разрешить им построить у себя в районе мечеть. Им тогда отказали. Мотивировали очень просто: у вас в округе достаточно мусульманских школ, вот их и используйте для молитв. Даже издали официальное письмо. Однако в 2015 году уже при новом демократическом строе власти отобрали у мусульман Такайта это право на молитву, посчитав, что школы – место исключительно для религиозных исследований. А ультранационалисты взяли на себя роль жандармов, контролирующих, чтобы никто не нарушал новый запрет.

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев
Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Рейды за куларами


Еще одна операция, правда, уже не столь удачная, которую провели радикально настроенные монахи, была связана непосредственно с рохинья.


Это слово, кстати, в Мьянме никто не употребляет. Равно как и «руинга». Исключительно – «бенгали». Бенгальцы. Причем почти всегда с нотками презрения в голосе. Нелегальные мигранты, понаехавшие.


И если в штате Аракан власти позволяют рохинья жить, пусть и на «птичьих правах», то в Янгоне они вне закона. За очень редким исключением.


В мае 2017-го радикально настроенные монахи устроили рейд по поиску бенгальских мигрантов в одном из центральных кварталов Янгона. Главной их жертвой стала местная жительница, которая якобы прятала в двух своих квартирах «куларов». Еще одно слово из жаргона местных националистов, которым те называют всех мусульман Юго-Восточной Азии. Пятеро монахов и еще около тридцати «гражданских», несмотря на протесты полиции, самовольно устроили обыск в обеих квартирах. Правда, ни бенгальцев, ни других нелегальных куларов им не удалось найти. Единственным ценным трофеем стал нож для забоя скота на мусульманских праздниках. Монахи потребовали от полиции немедленно арестовать женщину за хранение смертельного оружия. Однако стражи порядка решили, что пора прекращать помыкать собой, и забрали всех борцов с мусульманами в участок.


Но это только разожгло страсти: националисты принялись закидывать в социальные сети фейковые сообщения. О том, что полиция укрывает нелегалов. Что местные мусульмане объявили джихад и уже напали на них. Всех небезразличных призывали ехать к полицейскому участку, брать с собой оружие. Армию просили тоже не оставаться в стороне. Вскоре улицы вокруг полицейского отделения начали заполняться кипящими от возмущения националистами. Неподалеку начали организовываться и мусульмане, ожидающие волны погромов. Спасли ситуацию полицейские, которые второй раз за ночь проявили решительность – выстрелами в воздух разогнав националистов.


Майский случай охоты на куларов – самый громкий (благодаря тому, что просочился в прессу), но не самый показательный. Большинство рейдов по поиску бенгальцев проходят куда тише, в плохом понимании этого слова: активисты обыскивают дома и квартиры, а полиция не вмешивается.


Это точка зрения местных правозащитных организаций (самая известная из них – Сеть по правам человека в Бирме).


Средства массовой информации Мьянмы, напротив, убеждают граждан, что армия и полиция делают все для защиты порядка в стране, а рохинья дестабилизируют обстановку.

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев
Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Маленькая Бангладеш


Принимать на веру ту или иную версию событий не хочется. Конечно, времени у нас в Янгоне немного, всего сутки, но потратить их с толком можно – посмотреть, поговорить, послушать. Тем более что мусульманские кварталы располагаются не так далеко от нашего отеля. Около сорока-пятидесяти минут пешей прогулки, и мы окажемся на том месте, где в апреле кипели бои за закрытие исламских школ.


Янгон, а если точнее, его буддистские районы, с точки зрения пешехода – место замечательное. По сравнению с тем, что мы видели в Бангладеш, тут просто идеально чисто. Коров и коз на улицах не видно, а горожане выглядят хоть и не богато, но кажутся весьма довольными жизнью. На лицах, разрисованных танакой (бледно-желтой краской из древесной пыли, которая одновременно и косметика, и средство от загара), при виде иностранцев, неведомо как оказавшихся вдалеке от центральных достопримечательностей, неизменно появляются улыбки.


Мой фотокорреспондент с удовольствием снимает нехитрый быт местного населения: женщин, готовящих обед для маленьких уличных лавок, усталых мужчин на стройке моста, взявших небольшую паузу, снующих повсюду детей.


Он же первым обращает внимание на то, как изменились улицы, после того как мы зашли в населенный мусульманами Такайт. Пусть на карте четких границ района не обозначено, элементы окружающей нас обстановки ясно дают понять – мы уже внутри.


Главное отличие – это мусор. Его отсюда не вывозят. Или, по крайней мере, делают это очень неактивно. И чем дальше углубляешься в Такайт, тем больше мусора и грязи становится. Следом появляется и запах. Тот самый «аромат» застоявшейся воды, успевший «полюбиться» нам по Бангладеш. На заборах вокруг домов заметно прибавляется колючей проволоки. Да и сами жилища уже откровенно чередуются: то бодрые крепкие строения, то «старички», которые просят ремонта.


Правда, не меняется поведение людей.


Те же улыбки, то же легкое любопытство. Разве что одежда стала немного беднее. И транспорт на улицах теперь другой. Раньше вокруг нас сновали автомобили такси, а сейчас появились велорикши, которые в центре города почти и не попадаются вовсе.


Улицу, на которой находится закрытая мусульманская школа, удается найти только с помощью навигатора на телефоне. Никаких табличек и указателей даже и близко нет.


Но отыскав кажущийся верным поворот и пройдя с десяток метров вперед, понимаем, что не ошиблись. Двухэтажное зеленое здание за забором, щедро укрытым кольцами «колючки» – точно та самая школа, которая пострадала за пятничные молитвы. Красно-белые металлические барьеры, установленные перед наглухо закрытыми воротами, особой функции не выполняют, но служат напоминанием о присутствии «большого брата» из правительства, который за всем следит и все контролирует.


За нами тем временем тоже организовывают наблюдение.


Стоило нам остановиться возле школы и сделать пару кадров, как нас тут же начинает снимать на камеру своего мобильного один из бирманцев. Затем отходит чуть подальше – к улице, откуда мы пришли, и продолжает аккуратно за нами приглядывать.

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев
Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Стена тишины


Впрочем, ничего противозаконного мы не совершаем. Поэтому спокойно оставляем человека с его миссией, а сами пробуем пообщаться с местными и узнать у них, что они думают про апрельские события вокруг школы.


– Закрыта, – сообщает мне мужчина с длинной седой бородой из дома напротив.


Причем общаемся исключительно с помощью жестов. Английского вокруг не знает никто.


Вторая часть послания жителя Такайта, которую удалось кое-как разобрать, что все обитатели района – мусульмане. В надежде все-таки узнать что-то об их жизни в квартале мы продолжаем обходить дома один за другим, потом сворачиваем на соседнюю улицу. Наш наблюдатель тоже следует за нами. Снимает или нет, мы уже не видим.


Наконец нам удается отыскать семью, где немного говорят по-английски.


– У нас все хорошо, спокойно, – убеждает меня невысокий смуглый мужчина. – С буддистами никаких проблем нет.


– Но школу закрыли? – уточняю на всякий случай.


– Закрыли.


– А почему? Кто этого добивался?


Пожимает плечами.


Деталями того, что происходило в апреле, с нами делиться не хотят. Предлагают вместо этого съездить в соседний район, где есть мечеть, и поговорить там с имамом. Даже находят рикшу для нас и объясняют ему, куда именно нас нужно отвезти.


Идея пообщаться с имамом начинает казаться заманчивой. Тем более что в самом Тайкате откровенничать с журналистами, видно, побаиваются.

Поездка на рикше длится около пяти минут. Один район для бедняков сменяется его братом-близнецом. Только в первом было больше торговых лавочек с едой, а тут разного рода мастерских.


Прежней остается стена молчания.


Люди вокруг упрямо опасаются разговаривать. Как только мы умудряемся объяснить, что мы журналисты и пришли не из праздного любопытства, местные «забывают» даже самые простые иностранные слова. То же и с мечетью – сначала нас зовут туда и обещают человека, который хорошо говорит по-английски, но потом вежливо дают понять, что ни общения, ни ответов мы не получим.


Пока мы обходим квартал, чтобы сделать несколько снимков, я гадаю про себя, какое именно слово пугает наших собеседников.

«Журналисты»? «Ма Ба Та» (название главного националистического движения буддистов Мьянмы)? Или «рохинья»?

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев
Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Большие мечети


Из бедных районов Янгона мы выбираемся уже не на рикше, а на обычном такси – белой праворульной тойоте. Как и в Бангладеш, у этой марки на местных дорогах практически монополия.


Водителем оказывается мусульманин. При этом он немного говорит по-английски.


Я прошу его отвезти нас к одной из мечетей поближе к центру города. Заодно объясняю, что мы журналисты из России.


– Мусульманин? – интересуется он.


– Нет. Христианин. Делаем репортаж про руинга.


– Руинга? – переспрашивает он и показывает рукой на окружающие нас дома. Из окрестностей Такайта мы выехать не успели. – Их много здесь.


– Здесь люди не сильно хотят разговаривать, – объясняю я. Стараюсь выбирать самые простые слова, чтобы не быть неправильно понятым. – Школу закрыли.


– Да. Плохо, – отвечает водитель.


На этом содержательная часть нашей беседы подходит к концу.


Через пару минут тойота останавливается перед огромным перекрестком, где толпятся в ожидании зеленого сигнала десятки машин. По другую сторону пересечения высится современный торговый центр, похожий на те, что строят в России. А справа от нас на улице со столярными лавками приютилась мечеть. На большую и центральную она не тянет, но все равно, это шанс найти собеседника.


Надеемся, что на этот раз получится.


Между улицей и входом в мечеть находится небольшой внутренний дворик – заасфальтированный пятачок с аккуратной скамейкой с одной стороны и полупустой стоянкой для велосипедов – с другой. Там нас встречают собравшиеся к молитве мусульмане. Находятся среди них и те, кто знает английский. После небольшой дискуссии на бирманском языке они выбирают того, кто сможет поговорить с журналистами, – невысокого пожилого человека, одетого в чистую белую сорочку.


– Все хорошо, – в очередной раз мы слышим привычную мантру. – Мы здесь мирно живем. С буддистами проблем не возникает.


– В районе, который через реку, – я показываю рукой в направлении Такайта, – мусульманскую школу закрыли. Вы слышали об этом?


– Да, но тут дело не в буддистах. Ма Ба Та, националисты, делают ровно то, что хочет правительство. Они ими просто прикрываются.


Пытаюсь узнать подробности, но собеседник закрывается, словно осознает, что затронул тему, о которой лучше не говорить.


– У вас у самих с Ма Ба Та проблем не было?


– Нет. Но у нас тут маленькая мечеть. Вам нужно идти в большую, с ними поговорить.


Мы вместе с пожилым бирманцем выходим из дворика на улицу. Мой собеседник показывает мне, где отыскать самую крупную мечеть в районе. Ее даже можно разглядеть – вдали видна зеленая треугольная крыша с десятком маленьких светлых башенок.


– Там не побоятся с нами говорить?


– Нет, разумеется.


Однако этот прогноз предсказуемо не сбывается.


Большая мечеть с зеленой крышей встречает нас привычной тишиной – сначала настороженные улыбки и аккуратные вопросы о том, кто мы и зачем мы здесь, а потом просьбы подождать еще, и еще, и еще. Пробиться сквозь эту стену молчания можно только одним способом: убедив собеседников, что после нашего разговора к ним не придут монахи из Ма Ба Та или другие охотники за куларами.


А это практически невозможно. Особенно на фоне того, что происходило и происходит в Аракане.


Оставшееся в Янгоне время мы решаем посвятить поискам правды на другой стороне – отправляемся к Ма Ба Та, чтобы узнать их позицию и послушать их доводы.

Об этом читайте во второй части репортажа из Янгона.

Фото: © Daily Storm/Алексей Голенищев

Загрузка...
Загрузка...
Загрузка...
Загрузка...