18+
Самоповреждение, или (калька с английского) self-harm — это умышленное повреждение своего тела: порезы, проколы, ожоги, удары... Часто они выглядят как последствия попыток самоубийства, но это не так. «Поклонникам» селфхарма, молодым и не очень, кажется, что таким образом они могут заглушить свою душевную боль, наказать себя за свою ничтожность или почувствовать себя эмоциональными, чувствительными.
Из Международной классификации болезней (МКБ) следует, что селфхарм — это и злоупотребление алкоголем, наркотиками и лекарствами, и отказ от пищи или воды, и навязчивое стремление выдергивать волосы на голове и теле, и расцарапывание кожи, прыжки с высоты, и даже укусы животных, от которых человек не пытается уклониться.
Корреспондент Daily Storm Алексей Полоротов пообщался с селфхармщиками, чтобы понять, как живут, чувствуют ли себя здоровыми эти люди, и расспросил психолога о том, какая помощь им нужна.
Я начала царапаться в 15 лет. Я боялась общаться с людьми, не хотела выходить на улицу. Думаю, все дело в том, что меня травили в школе, а еще мой отец был настоящим социопатом. Три года я не просто на улицу выходить боялась, я даже на телефонные звонки не отвечала. Я не знала, как выбраться из этой тюрьмы, тюрьмы своих страхов. Я не обращалась к врачам и просто начала царапаться.
Я почувствовала, что меня это успокаивает. Но не отдавала себе в этом отчета. И царапалась все чаще.
В 19 лет я решила проверить себя на силу воли (была в очень глубокой клинической депрессии), и верхнюю часть руки пришлось зашивать в травмпункте.
В 22 года я вышла замуж и почти ничего с собой не делала. Хотя иногда могла на глазах у мужа демонстративно ударить себя по лицу до синяка. Но это не было какой-то системой. Относительно редкие срывы. В 28 лет мне стало хуже. Назревал развод, мое психическое состояние ухудшалось, я углубилась в самотерапию. И одновременно я снова стала царапать себя, больше того, я стала кайфовать от этого. Сначала это были просто «кошачьи царапки».
Примерно в это же время я встретила молодого человека — пограничника-социопата (о да, такое бывает!), с которым мы прожили в страшных и токсичных отношениях два года. В них-то мой харминг и раскрылся по полной. Я манипулировала хармингом, я сбрасывала напряжение при помощи него и просто чувствовала, что могу себя порезать (в это же время я стала нападать на людей).
Я не могла выбраться из этой ситуации, у меня были очень тяжелые отношения с парнем, и мне казалось, что выход только в постоянном харминге, алкоголе и всяких безумных поступках. Я могла ехать в автобусе и начать резать себе щеки.
Мой парень-социопат не слышал меня, наши отношения были сплошным эмоциональным насилием, а я направляла злобу от происходящего на себя. Я кромсала себя, отрезала волосы, уделывалась, мазала обои кровью... Я так себя извела, что похудела на восемь килограмм. Еще немного — и я бы могла умереть.
Выбраться помогло то, что мы ходили вместе к психотерапевту. И она научила его не вестись на мой харминг. Обычно он бросался меня спасать, перевязывать и тому подобное. А тут перестал. А я в свою очередь стала ходить на встречи анонимных алкоголиков и к терапевту. Но отношения таки развалились.
После расставания я остановилась на восемь месяцев. Потом все вернулось. Чтобы помочь себе, я начала вести учет харминга — таблицу из нескольких колонок: что порезано, как (или ожог, отравление), из-за чего, какие чувства испытывала. В итоге я отследила, что это может случиться, если я не высплюсь, если у меня эмоциональный срыв и так далее. Сейчас харминг случается крайне редко. Мне 32 года, я учусь нести ответственность за свою жизнь и не брать на себя ответственность за чужую.
За все время я нанесла себе более 400 порезов, некоторые глубиной по сантиметру, шириной по полтора. На теле не тронуты только правая рука (там сакральная тату) и спина. Все остальное порезано.
Я не собираюсь скрывать свои шрамы, я ношу открытую одежду. Гордиться ими тоже не собираюсь, ибо это болезнь. Я же не горжусь, что переболела гриппом, например! С другой стороны, я не хочу, чтобы молодые люди хармились, видя мои шрамы. Но это все же не моя ответственность, поэтому я и дальше буду носить открытую одежду.
Это как наркотическая зависимость. Человек не может проговорить, прожить чувства, наносит порез и [словно] получает дозу от этого. Это такая же наркомания, как и остальные зависимости. Поэтому я буду говорить, что харминг — это плохо. Лучше найти другие способы — терапия, бег... Что угодно.
Сейчас у меня дома висит боксерский мешок размером с меня, и я его каждый день избиваю. Это помогает! При моей внезапно вспыхивающей агрессии это оказалось очень полезно. Я стала меньше вступать в конфликты с людьми. Еще мне помогает бег, спорт и — главное — терапия, в том числе медикаментозная. Да, срывы бывают и сейчас, но только когда никак не могу сбросить слишком высокий эмоциональный фон.
Селфхарминг очень мешает жить. Очень. Например, не могу работать, так как не могу управлять сном и мотивацией вообще. А еще бывают депрессивные клинические эпизоды... Хочу оформить инвалидность, но в России это очень проблематично. Круто, что я на диспансерном учете, мне бесплатно дают таблетки. Так что государство хоть чем-то радует!
Это история человека, который потратил годы и научился жить со своим недугом. Кроме того, мы поговорили с селфхармщиками помоложе и выяснили, что их на самоповреждения часто толкает ощущение разочарования — в себе и в жизни.
Я часто думаю о самоубийстве. Но пока что у меня нет метода... Я каждый день об этом думаю. Ненавижу себя… Хотя в последнее время эмоций становится меньше. Бывает, что я пускаю себе кровь. Вообще, я понимаю, что у меня есть проблемы, и очень надеюсь, что психиатр и психолог мне могут помочь.
Попытки суицида… ну, я не смогла. Я ничего не помню, когда режусь. Почему я не помню? Потому что обычно режусь на эмоциях. Происходит это так. У меня начинается истерика из ничего, и тогда я бегу за лезвием. После, когда я прихожу в себя, я удивляюсь тому, что сделала. Могу делать это, если чувствую агрессию, ненависть и боль. Правда, в последнее время боль я чувствую меньше...
Я почти ни от чего не испытываю эмоций. В основном чувствую отчаяние, вину, одиночество. Это замкнутый круг, выхода из которого я не вижу. Иногда, бывает, стою на балконе. Стою и размышляю, представляю, смакую каждую фантазию, как все будут плакать, поймут, как мне плохо было, почувствуют себя виноватыми. Но это общежитие — и мои мысли обычно прерывают. А так, комната, пол, лезвие... и становится легче. Я не знаю, что с этим делать, к врачам я идти боюсь, не хочу в психушку.
Я стала причинять себе боль, после того как потеряла нескольких родных и близких людей, ушла в себя и от меня отдалились все, с кем я общалась. Возможно, я сама их оттолкнула, я уже не понимаю. Когда думаешь об этом, становится холодно внутри, пусто и одиноко, я не хотела быть одна, я пыталась все вернуть, но становилось хуже, и я опустила руки. Еще оказалось, что мой парень изменял мне. Я не знала, что делать, как выпустить из себя... Было страшно впервые, но эмоции нагнетали все сильнее. И первый порез, кровь, боль. Каждая ссора со всеми давала мне повод.
Психолог Юрий Ефимов считает, что большинство проявлений самоповреждений начинается из-за ощущения неудовлетворенности собой, своим окружением и жизнью. Люди, впадая в определенное состояние, будучи эмоционально истощены, причиняют себе физическую боль, пытаясь приглушить душевную.
Сам процесс причинения себе боли неприятен. Человека от этого удерживает инстинкт и нервная система, в частности, сенсорная. Поэтому без преодоления тут практически никак, и возникает вопрос, а какая выгода у этого преодоления? Вопрос в том — зачем себя преодолевать? Тут и начинается психология. Часто это стойкое убеждение: «Я плохой».
«Если взять любой случай и с клиентом пообщаться, я смогу дать практически 100-процентную гарантию, что у человека на уровне глубинного убеждения есть мысль о плохом теле, о том, что он плохой человек, о плохих поступках, кривых ногах, жирных ляжках, тупых мыслях и так далее. В общем, человек считает себя ничтожным», — говорит психолог.
«Мысли о суициде? Суицид тем и отличается от попытки суицида — завершенностью. Так и селфхарм — от порезов на венах, легких рассечений до навязчивых идей об отсечении конечностей, допустим, члена (у мужчин очень частые мыслишки), или рук и ног. Собственно, закончились конечности», — продолжает Ефимов.
Но вообще, селфхармщики, по его мнению, в большинстве своем — это адреналиновые наркоманы.
«Люди, которые сами себя резали, описывают свои ощущения как освобождение от давления или как побег. Впоследствии мозг начинает связывать с порезами наступающее облегчение от эмоциональной травмы. Обыкновенная гиперадреналинемия (избыточное содержание адреналина в крови. — Примеч. Daily Storm), грубо говоря, это наркоманы без наркотиков», — констатирует он.
Лишь около 10 процентов из тех, кто занимается самоповреждением, действительно глубоко больные люди, отмечает психолог. Но несмотря на это, абсолютно любому селмхармщику нужен хороший психиатр в связке с психологом, хорошо подобранные лекарства и индивидуальная программа социализации.
