18+
В марте 2018 года в Москве были задержаны участники никому ранее не известной организации «Новое величие». Позднее выяснится, что их обвиняют в создании экстремистского сообщества и попытке государственного переворота. В этом достаточно громком уголовном деле было все: секретные информаторы, внедренные сотрудники ФСБ, истории любви, даже свадьбы, попытки некоторых фигурантов дела вскрыть вены в суде. Нет только приговора — уже больше двух лет. Общественность давно и привычно называет дело сфабрикованным — чтобы подогнать группу людей под экстремистское сообщество, например, именно сотрудник силовых структур настоял на том, что «Новому величию» нужен устав и роли в «движении». Daily Storm пообщался с молодым человеком одной из фигуранток этого уголовного дела Марии Дубовик — Владимиром Федоровым. Он рассказал об уголовном деле и о том, как сохранить отношения с девушкой, которую уже два года ты можешь видеть только в суде.
— Кто ты такой, какое отношение имеешь к «Новому величию» и Марии Дубовик?
— Меня зовут Владимир. Мне 29, я живу и работаю ведущим конструктором в небольшой фирме в Санкт-Петербурге. С «Новым Величием» меня связывает только то, что Мария — моя девушка. Считай, в январе этого года мы вместе были бы уже три года.
— Когда и как вы познакомились?
— С Машей мы познакомились, на мой взгляд, случайно, но, как говорится, это знакомство перестроило наши жизни кардинально. Мы были вместе в чате-болталке. Сначала общались мало, как-то не пересекались. Но в какой-то момент она начала писать про то, что хотела бы завести себе собаку породы питбультерьер, а у моего брата как раз есть такой пес по кличке Джек. Я прислал ей пару фотографий в ЛС и так началось наше с Машей общение. Я узнал, что она студентка ветеринарного института, мне показалось это очень интересным. Она всегда писала первая, причем в любое время дня и ночи, и неважно, что я работаю, а она учится. Когда я спросил: «Зачем ты мне так много пишешь?» — Маша ответила, что ей просто так хочется. Она на тот момент совсем недавно поссорилась с лучшей подругой Лизой, а со мной она могла об этом поговорить, и о других своих проблемах, потому что у меня как-то получалось сказать нужные слова и утешить. Она много училась и было видно, что ей это нравится. Перед экзаменами я ее поддерживал, заставлял серьезнее готовиться, желал удачи. Мы достаточно долго общались в Сети, но в какой-то момент поняли, что нам этого мало. Договорились с ней о встрече в конце января. Скажу честно, Маша нервничала ужасно, постоянно писала, не передумал ли я к ней ехать и так далее. Когда мы встретились, ее нервяки были очень заметны, сильно дрожали руки. В январе я в первый раз приехал к ней в Москву. Она оказалась очень доброй, милой, целеустремленной, умной, но местами наивной.
— Как ты узнал о том, что ей грозит уголовное преследование? Были ли к этому какие-то предпосылки?
— Узнал я внезапно. Тем утром она не отвечала на мои сообщения и я малость занервничал. А потом увидел пост на канале «ОВД-инфо» о том, что идут аресты их компашки. Сразу стал ей звонить, но никто не отвечал. Я списался с нашей общей знакомой Ольгой Пшеничниковой, и она предложила помощь в поисках. По иронии судьбы потом она стала свидетелем обвинения, хотя Маша очень тепло к ней относилась и слова ей плохого не сказала. Ну и, собственно, следующим утром я уже был в Москве, в здании Дорогомиловского суда. Это была целая история, как я вообще нашел ее родителей и оказался в суде по мере пресечения. Предпосылок к преследованию не было, ведь на тот момент она даже прекратила общаться с ребятами.
— В каких отношениях ты был с остальными фигурантами уголовного дела?
— Да какие могли быть отношения? Я тусил в их чате и троллил всех подряд, за что меня не особо любили.
— Ты встречался с ребятами из тусовки «Нового величия». Как ты можешь их охарактеризовать?
— Я виделся с ними один раз, да и то не со всеми. Аня Павликова была шебутной и с явным недостатком общения и внимания других людей. Петр Карамзин как тогда, так и сейчас увлекается техническими новинками и новыми прорывами в различных технологических сферах. С ним я какое-то время переписывался, после того как дал показания. Неунывающий человек. Руслан Костыленков вырос в неблагополучной семье, занимался разведением кроликов. Он сейчас очень... не знаю, как лучше сказать, «обижен» — не то слово. Я с ним тоже немного попереписывался. Максим Рощин довольно интересен в общении, работал программистом. Павел Ребровский, ухх. Мне прям нравилось его бесить, потому что у него была сильно завышенная самооценка и он пытался мне составить конкуренцию с Машей. Ну и он также был триггером для машиного ухода, за что ему я должен спасибо сказать, по идее.
— Они действительно были/есть угроза государству и могли/собирались совершить государственный переворот?
— А вы их видели? Как такие ребята могут быть угрозой, это же смешно. Они же похожи на плюшевые игрушки... Все обвинение я считаю позорящим Российскую Федерацию. Ведь фактически обвинение заявляет, что 10 молодых людей могут быть сильнее всех силовых органов страны и способны захватить власть. Что это, как не публичное унижение МВД, ФСБ, ФСО и прочих органов, да и страны в целом? Я уверен, что ни у ребят, ни уж тем более у Маши мыслей таких не было.
— Каких политических позиций они придерживались?
— Кому-то нравился Навальный (который в тот момент еще был популярен), кто-то за ЛДПР или КПРФ. У них не было каких-то общих взглядов или идей. Разве что «за все хорошее и против всего плохого». Максимализм. Маша по своим взглядам пацифистка, ей лишь бы леса не вырубали, озера не засоряли да животных не убивали.
— Как Мария относится к государству теперь?
— Скажем так. Маша очень разочаровалась в правоохранительных органах, в судебной системе. По ее мнению, люди, способные осудить и преследовать невиновных, уважения не заслуживают. Ненависти никакой нет, только обида и гложущее чувство несправедливости.
— Она под арестом, сначала в СИЗО, потом под домашним уже больше двух лет. Вы общаетесь?
— Когда Маша была в СИЗО, было очень тяжело и как-то безнадежно. Но, как говорится, отчаяние — главный враг справедливости. Поэтому я держался как мог, и делал что мог, и ждал, когда же ее освободят. Я писал ей письма... очень много писем, в день по три-четыре штуки, и на их стоимость было плевать. Маше доставляли письма всего два-три раза в неделю, и она отвечала на каждое, а потом мне на почту прилетало по 10-12 ответов... Я не знаю, откуда у нас было столько фантазии, мы даже стихи писали друг другу. Я был просто очень счастлив когда Машу освободили. Но теперь мне с ней даже переписываться нельзя. Я стабильно звоню Машиной маме и общаюсь с ней, узнаю, как у них дела, и наоборот — рассказываю о своих. Так и живем. Мучительно, конечно, но нужно как-то дожить уже до конца этой истории. А потом думать.
— Как вам удается сохранить отношения, если прошло два года и вы не видитесь, не можете поговорить и всякое такое? Это просто верность и принципы или любовь, которую нам в сказках описывают?
Сложно сказать. Я не знаю как можно оставить человека, который переживает такие жизненные испытания. Мне кажется, мы очень эмоционально к друг другу привязаны. Это как увидеть человека и с первого взгляда понять — это мое, мне больше другого не надо и не хочется. Это явно не принципы. Как бы это банально ни прозвучало — это любовь. Собираюсь просить ее руки, как все это закончится. Хотим, чтобы нормально все было, не свадьба в СИЗО, не свадьба на домашнем аресте, а как-то по-человечески. Ну и, мне кажется, свадьба в данной ситуации будет выглядеть, как не самый лучший пиар. Это все же что-то личное.
— Как Мария переносит все эти злоключения? Чем она занимается, как себя чувствуют ее родные? Какие у тебя отношения с ее родными, кстати?
— Маша подавлена, в первую очередь, потому что не может видеть меня, общаться, я тоже. Еще на нее давит то, что никто не может вытащить ребят, что за них просто взялись и не хотят отпускать, перемалывают в своей медленной мясорубке. Она боится, что про их дело общество может просто забыть. Маша сейчас много рисует, спасается от стресса, читает кучу разной литературы, а самое интересное — заботится о кроликах, курах и коте. Как-то ее мама сказала, что в планах у них завести собаку, но для этого нужно время, построить вольер, да и чтоб их дочка была на свободе и выгуливала ее как следует в лесу. У них есть домашние яйца. А кроликов они не едят, если что. Наталья Валентиновна их продает, чтобы на корм для остальных животных хватало.
Родители очень устали от всего, конечно. Машина мама была вынуждена уволиться с работы, чтобы посвятить себя дочери — то суды, то еще куда по делу ехать. Работает у Маши только отец, но он, по словам Машиной мамы, очень-очень устал, и работа ему дается в десять раз сложнее. Он инженер-конструктор, как и я.
Я в нормальных отношениях с Машиной семьей, порой случаются недопонимания, но у кого их не бывает.
— Как сейчас обстоят дела в процессе «Нового величия»?
— Прямо сейчас суд по делу «Нового величия» никак не может перейти к стадии прений, было восемь попыток с февраля по конец мая. Сначала заседание перенес суд, потом дважды отложили из-за болезни судьи, потом из-за эпидемии коронавируса переносили еще пять раз. Мы связываем переносы в первую очередь с тем, что до эпидемии к суду трижды приходило очень много людей: политиков, журналистов и активистов. Удалось создать видимый резонанс, поэтому, предположительно, сторона обвинения и сам суд могли захотеть взять время на размышления.
— Кто помогает ребятам и активистам? Какие-то политики или общественники реально помогают?
— Да. К примеру, на одно из заседаний, которое анонсировалось как запрос сроков фигурантам, поддержать их в Люблинский суд приехали политик Дмитрий Гудков, депутат Мосгордумы Елена Шувалова, член СПЧ Николай Сванидзе, журналистка Татьяна Фельгенгауэр. Приезжал Егор Жуков, и другие экс-фигуранты «московского дела» часто приходят на заседания. В мероприятиях благотворительного аукциона в поддержку фигурантов дела, который проходит в мае, приняли участие телеведущая Татьяна Лазарева и писатель Виктор Шендерович.
Нам помогают, в основном, в освещении дела и в привлечении внимания к проблеме. Так, ход кампании в поддержку «Нового величия» в Telegram-каналах нам помогают освещать журналистка и член СПЧ Екатерина Винокурова, журналисты Олег Кашин, Мария Баронова и Татьяна Фельгенгауэр. Упомяни, что Анна Наринская, Женя Лавут, Варя Горностаева, Оля Гринкруг, Нина Литвинова, ей отдельное спасибо и Клавдий Ксипоев, «ОВД инфо» и некоторые журналисты, которые искренне интересуются, чем помочь, не забывают и делают интервью, даже когда этого дела нет в повестке. Очень помогает Татьяна Лазарева.
— Как к делу относятся адвокаты? Что они говорят про перспективы? Когда будет запрос приговора и что они думают об этом деле?
— Каринна Москаленко — очень умный адвокат, со стажем, она знает все, связанное с нарушением прав, и пишет вместе с Татьяной Борисовной жалобы в ЕСПЧ, так что тут мы можем быть спокойными. Она также не раз говорила такие слова: когда суд удовлетворяет многие ходатайства защиты, это попахивает двояко, это и хорошо, и очень плохо, в плане запросов сроков. Но также она говорит, что судья Маслов очень адекватно относится к своей работе, так что посмотрим.
Пашков Максим возит Маше книги, просвещает ее, ставит речь, гоняет вопросами по делу. Очень ответственный и исполнительный, помогал Маше продлить еще на год академку в период пандемии. Все адвокаты этого дела — одна большая команда, они всегда на созвоне и у них все схвачено. Борков очень волнуется за Диму Полетаева и даже пишет письма ему. Сидоркина относится к Костыленкову, как к сыну. Все адвокаты сейчас готовятся к прениям. Мы можем лишь надеяться на лучшее, а с такими адвокатами это получается!
— Как родственники Маши относятся к ее преследованию?
— У Маши вот некоторые родственники отдалились, совсем не интересуются. Но не все, некоторые очень волнуются и даже в суд приезжали, показания давали: тетя Татьяна Ким и дядя Валентин Ганчарик, например.
— Как тебе удалось не поехать кукухой за два этих года?
— А что, правда не поехал? Если серьезно, то я просто забиваю свой день работой и спортом, чтобы времени на релаксирование не оставалось.
— У «Нового величия» довольно мощный актив, который ведет сайт, распространяет информацию, устраивает акции и так далее. Расскажи, кто эти люди, откуда у них время, силы и ресурсы? Я понимаю, что там не только родственники?
— Актив — это замечательные ребята. Я очень рад быть с ними знакомым. Они вместе собрались после «московского дела». Как-то в один момент поняли, что надо что-то делать и как-то помогать ребятам.
Алина Данилина работает в политической организации, в том числе по направлению политзеков. Следила за делом «НоВе» с самого начала, но так совпало, что начала общаться с одним из фигурантов, когда парни решили устроить кровопускание.
Дима Заир-Бек — 18-летний студент-айтишник. Занимается разным организационным менеджментом от мала до велика. За делом «Нового величия» следил с самого начала. Впрочем, как и за другими политическими делами. В кампанию вошел в ноябре: друг попросил поучаствовать в организации сбора подписей под открытым письмом в поддержку фигурантов. Тогда же познакомился с девушками, уже вместе сделали сайт.
Таня Колобакина — студентка и журналистка нескольких медиа, активизмом занимается уже второй год. На суды по «НоВе» ходит стабильно уже целый год. В июне 2019-го начала переписываться с Костыленковым, и они очень сблизились. Сначала она просто приходила на суды каждую неделю, потом, после вскрытия парней, решила, что срочно надо что-то предпринять, иначе они сядут на 10 лет. Общественная кампания тогда была полумертвая; ну, она собрала тех, кто остался, плюс познакомилась с Митей, в тот момент и они сделали наконец-то сайт (у всех кампаний тогда появились сайты), фандрайзинг, мерч и так далее. Она занимается этим, потому что очень остро чувствует несправедливость и злится, когда тот, у кого есть сила и власть, обижает тех, у кого силы и власти меньше.
Ребята просто решили, что кто еще поможет, если не они? Ресурсы и силы берутся в первую очередь из этого. А также желание приложить усилия к тому, чтобы государство отпустило невинных людей, и привлечь к делу общественное внимание.
— Как ты считаешь, то, что девушки сейчас находятся под домашним арестом, а молодые люди в СИЗО — это справедливо? Как они (и те, и другие) все это переносят?
— Несправедливо само заведение уголовного дела, что на тех, что на других. А уж в СИЗО ни тем, ни другим явно делать нечего. И я был бы рад, если бы отпустили ребят. Как я уже говорил, Маше очень тяжело, что она дома с мамой, а ребята даже этого лишены. У Костыленкова, пока он в СИЗО, умерли все родственники, ему даже не дали проститься с ними. Это ужасно. Я могу сказать, что им очень тяжело, они мне пишут, что когда совсем нет новостей про них (в СИЗО они выписывают «Новую газету»), они очень отчаиваются и боятся, что про них забудут. Все боятся. Особенно в век пандемии, когда все закупорились и не ясно ничего. Нужно поддерживать парней, писать им письма. Домашникам можно открытки подписать, передать в суде, по возможности. Маша их все хранит и радуется как младенец, перечитывая их.
— Банальный и меркантильный вопрос. Откуда у семей деньги на не самых дешевых адвокатов?
— Ну, Машиным родителям я помогаю, чем могу, другие родственники в долг дают денег, вот они кроликов продают, яйца... какие-то копеечки сыпятся... Мы сейчас проводим благотворительный марафон на сбор денежных средств для оплаты адвокатов. (Заходите на сайт https://delonove.ru/marafon, там есть вся инфа о нем.) Я очень благодарен тем людям, которые соглашаются принять участие в марафоне. Плюс очень помогает «ОВД-инфо».
— Как ты считаешь, внедрять силовиков, которые провоцировали бы молодых людей на создание экстремистского сообщества, для того чтобы оградить общество от потенциальных революционеров, — это оправданная практика?
— Я думаю, история нашей страны прекрасно показывает, насколько эта практика порочна и бессмысленна. Как писал Машин адвокат Максим Пашков в своем Telegram-канале: «Вообще люди, разоблачающие «попытки государственного переворота», которые совершают, как специально, особо опасные группы безработных, школоты и студентов, рискуют пройти скользким путем Его Императорского Величества Канцелярии Третьего отделения, Комитета Госбезопасности СССР и лично Михаила Сергеевича Горбачева. Все эти граждане обращали особое внимание на заговоры вымышленные и раздутые, и все они же удивительно прохлопывали заговоры реальные».
— Показания на ребят дал Раду Зеленский. В каком он сейчас статусе, где он и как ему живется?
— Он по-прежнему в статусе свидетеля обвинения. Данные о его местопребывании мне неизвестны.
— Какого решения суда ты ждешь? А какое, как ты считаешь, будет?
— Как ни странно, я все еще не до конца разуверился в суде. Мне судья Маслов кажется справедливым человеком. Поэтому я надеюсь на оправдание, а по-другому считать и нельзя.
— Как ты думаешь, люди, которых два года прессовало вот так, смогут быть нормальными и обычными членами общества? Неопасными для окружающих?
— Таким людям очень нужна помощь. Ведь, выйдя из-под ареста, они столкнутся с тем, что перед ними будут закрыты практически все двери. Как личности они хуже не стали, даже, скорее, наоборот. Тот же Руслан Костыленков хочет заниматься правозащитой. А Маша хочет продолжать учебу, ведь она не отчислена, а находится в академическом отпуске. Конечно, первое время им очень будет нужна финансовая помощь. Ведь их внесли в список Росфинмониторинга, а находясь в нем, с финансами очень сложно. Главное, чтобы люди их не оставили, тогда они будут вполне достойными членами общества.
