18+
Про Айдара Кудирмекова мало кто слышал за пределами Республики Алтай. Об активисте не знают даже в 100 километрах от столицы, там, где начинается Алтайский край и, как оказалось, цивилизация. Экс-депутат Кырлыкского сельского совета решил бороться с системой в лице главы села Валерия Байрышева. Неравная борьба привела Кудирмекова в отделение полиции. На активиста завели уголовное дело и направили на психиатрическую экспертизу. «Шторм» отправился в республику, чтобы своими глазами увидеть, с чем именно борется активист. Кудирмеков успел показать нам «вопиющие» факты халатности местного главы, после чего отключил телефон. Спустя несколько дней он перезвонил и сказал, что бежал из России, получив политическое убежище. Где конкретно он укрывается от преследования, не говорит, но, предположительно, убежищем могла стать Украина.
До недавнего времени Алтай ассоциировался у меня исключительно с ржаными полями, Василием Шукшиным и отчего-то красными рубахами. О том, что есть другая часть Алтая — горная, нелюдимая, без русской речи и славянских лиц, я узнала только в этой командировке. Территория, имеющая гордый статус республики, пугает своей отрешенностью: она полностью состоит из сел, а один-единственный город — Горно-Алтайск — насчитывает всего 60 тысяч человек. Здесь нет рейсовых автобусов, в дорогу местные отправляются либо пешком, либо на попутках. Этим обстоятельством охотно пользуются бомбилы — таксисты, налетающие на здание аэропорта с прибытием рейса из Москвы, словно чайки.
Нам предстояло преодолеть около 300 километров до села Кырлык, где и развернул оппозиционную деятельность Айдар Кудирмеков. Сожми все четыре часа пути в 20 минут, получились бы отличные «алтайские горки»: мы то поднимались вверх, то опускались вниз. Горы, перевалы, холмы, буйные речушки: кажется, в извечной борьбе природы и человека победил Горный Алтай. Две автозаправки на весь путь, несколько встречных машин и редкие одинокие фигуры, пасущие скот, — вот и все присутствие человека.
Даже села производят впечатление временных стоянок: на фоне гор домики, построенные на века, выглядят низкими шалашами, среди которых и не найти ни одного приметного. Таким же был и дом Айдара Кудирмекова: беленые стены, две ели во дворе, юрта и две машины, которым давно пора на металлолом. Сам 44-летний Кудирмеков — человек маленький во всех смыслах: ростом, положением и помыслами. Он встретил нас при параде: в белой рубашке, галстуке и костюме, слегка великоватом в плечах. Приглашая в дом, он предполагал накормить нас с дороги, но от трапезы пришлось отказаться. Чай был налит в немытые кружки, тарелка с творогом с засохшими по краям остатками еды подвинута ближе к нам, крошки заботливо сметены к банке с закисшим молоком. Если быт может говорить о человеке, то только правду.
Кудирмеков принялся рассказывать о своем оппоненте — главе села Валерии Байрышеве. Спустя пять минут монолога чиновник превратился в бабника, исповедующего экстремистские культы и вовлекающего девственниц в опасные секты.
«Они повесили плакат, что им для вступления в члены требуются молодые девушки, чтобы провести обряд посвящения в женщину. Они призывают девственниц, во всем принимает участие сам глава села, как создатель экстремистского сообщества. Прокуратура вообще не але», — ботинки несли Кудирмекова далеко, но мы попросили остановиться и показать все на месте. Правда, плакат, по словам активиста, давно сняли, а он — борец с властью со стажем — не додумался его сфотографировать. Безумную историю про чиновника-экстремиста пришлось сменить на банальные сельские проблемы: свалка, скотомогильник, кладбище.
То, что для села свалка, — для мегаполиса небольшое скопление мусора. Бытовые отходы, старая мебель, шерсть овец, иногда их останки — все это можно обойти пешком и даже по земле. Развели ее, по словам Кудирмекова, местные жители, а Байрышев не торопится ее убирать, мало того — и огородить нормально не может. Там, где покоятся рожки-ножки овец, мирно пасутся кони. Скотомогильник тоже организовали не по правилам: огорожен как попало деревянным забором, за которым под палящим солнцем гниют трупы. Человеческое кладбище тоже похоже на свалку: могилы ветеранов давно просели, а оградки покрылись мхом. В общем, село в упадке, а местный глава не хочет наводить порядок. Вместо уголовных дел на Байрышева дела заводят на Кудирмекова. Таким делом стало обвинение в мошенничестве. Активиста подозревают в том, что он пытался повторно получить компенсацию морального вреда с местной газеты, где про него распространили, как говорится, порочащие сведения. Но Кудирмеков парирует: просто забыл о том, что отсуженные пять тысяч рублей уже получал. В этом же уголовном деле появилось и направление на судебную психиатрическую экспертизу. В МВД республики нам ответили: у дознавателя возникло сомнение, что Кудирмеков правильно оценивает происходящее и способен осознанно давать комментарии. Но от обследования обвиняемый отказался.
«У нас здесь сильные родоплеменные связи», — говорит Кудирмеков, намекая на то, что под дудку главы пляшет чуть ли не вся республика, вместе с полицией и прокуратурой. Да и соседи, по его собственным словам, не скажут о нем ничего хорошего. Хотя Кудирмеков из уважаемой семьи. Его отец и дядя в свое время тоже были депутатами, мать — в прошлом учительница. Но Айдар Кудирмеков, как герой классического романа, промотал не только отцовские заслуги, но и свои собственные. Депутатский мандат у мужчины забрали из-за недостоверных сведений в декларации: не указал 25 тысяч рублей, которые хранились на банковской карте дочери. Кудирмеков разведен, поэтому ни к ней, ни к своей бывшей супруге отношения не имеет. Воспоминания о депутатских буднях хранит только значок на груди: I депутатский съезд.
— А зачем он вам? — спрашиваю я у Кудирмекова.
— Как же? Чтобы видели.
— Вам так важен статус? — сужаю я простор для маневра.
— Ну... понимаете... это же память, я был на том съезде, пусть будет, — нащупывая слова, выдавил Кудирмеков.
Ну, пусть будет, подумали мы, подходя к святилищу «опасной секты», где, по словам Кудирмекова, местный глава лишает невинности молодых девушек. Для таких утех место выбрано, прямо скажем, неудачное: на склоне, обдуваемом ветрами, без хоть какого-то мало-мальски крытого сооружения, вблизи деревни. Святилище — это столб, окруженный камнями с разноцветными лентами. Называется тахыл. По словам Кудирмекова, возвели его приверженцы культа Ак-Тян. «Шторм» пытался выяснить подноготную этой организации у религиоведов, однако те сошлись во мнении, что, если такой культ и существует, то только в местечковом формате, и пока себя никак не проявил. Тем временем Кудирмеков продолжал рассказывать о бесчинствах, творимых «экстремистами».
«Байрышевым было инициировано принятие советом депутатов постановления о взаимодействии с группировкой Ак-Тян, чтобы можно было развивать алтайскую культуру. Но никакого развития здесь нет. Это навязывание идей пантюркизма. Они проповедуют крайне экстремистские взгляды, они основным девизом своим считают «Алтай для алтайцев», то есть не для русскоязычных граждан», — делился Кудирмеков своими наработками. Мы же стали все чаще оглядываться по сторонам: русскоязычные граждане, а точнее, граждане европеоидной внешности здесь, действительно, не живут. Возможно, объясняется это близкой границей с Казахстаном, Монголией и Китаем, но местные — сплошь монголоиды. Говорят они на алтайском, а русский вспоминают крайне редко, о чем можно судить по своеобразному акценту.
По словам Кудирмекова, актяновцы издают газету «Амаду Алтай», семь статей из которой с 2010-го по 2017 год попали в список экстремистских материалов. В 2013 году бывшего главреда газеты Валерия Чеконова осудили за «вандализм, совершенный по мотивам религиозной ненависти». Он повалил православный крест, потоптался по нему и несколько раз ударил топором. Год назад за экстремизм осудили автора одной из статей, где содержались унизительные высказывания в отношении граждан по национальному признаку. Отчеты прокуратуры и решения судей составлены без подробностей относительно нарушителей, газеты и культа.
Мы договорились с Айдаром Кудирмековым о том, что вместе отправимся на следующий день в Горно-Алтайск на допрос. Он специально попросил приехать нас раньше, боялся, что из кабинета дознавателя он уже не выйдет. Но Кудирмеков к назначенному времени не явился, отключил телефон, а в Кырлыке его и след простыл. Куда пропал опальный активист, не знала даже его мать.
Делать ничего не оставалось, кроме как продолжать расследование. Поскольку Кырлык не благоволит туристам, остановиться пришлось в райцентре — селе Усть-Кан, в 30 километрах от родного седа Кудирмекова. Хозяйкой гостиницы оказалась высокая симпатичная алтайка Инга, по виду только недавно перешагнувшая рубеж в 40 лет, еле говорящая по-русски. Это обстоятельство удивляет даже ее саму, ведь она «почти полжизни» проработала в администрации Горно-Алтайска.
Может, она бы и продолжила карьеру и никогда бы не оказалась в селе за 300 километров от города, если бы ее не украли. И это не фигура речи. «Нам же по обычаю нельзя. Нас воруют. Муж старше меня на 22 года. В Усть-Кан приехала к родственникам. И все: говорит, давай, я тебя довезу. А я — нет. Он за мной. И все — домой привез, а там уже сваты. До сих пор так. У невесты не спрашивают, согласна или нет», — без особого трагизма рассказывала мать четверых детей.
— А как жить, если... — неосторожно спрашиваю я.
— Любви нет? — подхватывает Инга. — Со временем полюбится. Уже привычкой становится. Ну ниче же, живем, — использует последний аргумент женщина, управляя мерседесом с кожаным салоном.
Украли Ингу, по местным меркам, удачно. По крайней мере, ни на жизнь, ни на мужа она не жалуется. Ее немного смешит, что москвичей удивляет местный быт. Туалет на улице, вода из колонки, стирка в бане вручную и совершенное отсутствие общественного транспорта — обстоятельство, благодаря которому стало возможно воровство Инги. Еще и таксисты — народ вольный: не поедут, если заняты огородом. Приходится Инге самой катать постояльцев по делам. В нашем случае — в Кырлык.
«Тоже, наверное, удивляетесь, как мы тут живем? У кого машины нет — пешком ходят. Целый день идти можно. В школу дети пешком ходят. У нас 40-50 градусов зимой, а они пешком. Даже первоклассники. Кому жаловаться — не знаю», — тянула Инга.
«Как же так, президент Бердников?» — могла бы спросить Инга. Но единственный билборд на границе Усть-Кана, Алтай, так и остается заброшенным. Вопросов к властям у местных нет. В этом мы убедились, проведя весь день в Кырлыке. Кудирмеков, Байрышев, свалка, кладбище, Ак-Тян — темы, которые интересовали нас, но не интересовали жителей села.
«Не знаю я вашего Кудирмекова и знать не хочу», — крикнула через забор пожилая алтайка. Они живут на одной улице, напротив друг друга. Одна лишь фамилия соседа заставляла людей уходить со двора или ускорять шаг. «А правда, что он сумасшедший?» — раз за разом интересовались мы. На что люди, как правило, отвечали: «Ну да, что-то такое есть». При этом проблемы, имеющиеся в селе, никоим образом местных не волновали. Свалка — так она и в Африке свалка; кладбище — а что оно нам, мы туда не ходим; скотомогильник — а что с ним не так? глава села коррупционер — ну и что.
Валерий Байрышев для кырлыкчан, как Путин для России — с 1999 года занимает должность главы и каждый раз переизбирается с высоким рейтингом. Не помешала даже судимость. В 2002 году он получил от местной фирмы откат за поставку дров. На вырученные 140 тысяч он купил уазик, фиктивно устроил родственника водителем, машину присвоил, как и зарплату родственника, который на работе ни разу не появлялся. Суд выписал ему штраф в 10 тысяч рублей и запретил занимать должность главы в течение двух лет.
Тем временем местные уже прознали, о ком мы так активно расспрашиваем и желающие высказаться сами пошли на контакт. Среди них оказался дядь Миша: то ли здешний забулдыга, то ли пограничник, перебравший в свой профессиональный праздник. Придерживая спадающие штаны рукой, он кричал: «Я этого Кудирмекова! Скажи ему: увижу — убью». Дядь Мишу по отношению к нам раздирало два чувства: забота и агрессия. Желание накормить нас стремительно сменялось желанием причинить нам легкие телесные повреждения. «Эй, ты, русский Иван», — без причины бросил он оператору и, еле перебирая ногами, пошел к односельчанину, мирно спавшему под забором. На нем он и выместил агрессию: пнул бесчувственное тело под зад, сопроводив все неразборчивой бранью.
Дядь Миша, очевидно, любит пообщаться. Как только минивэн главы подъехал к сельской администрации, он тут же, подобно постовому, занял позицию. Несколько минут он, жестикулируя, что-то объяснял Байрышеву, а тот лишь отмахивался. Отмахнуться он попытался и от нас со словами: «Мне надоел уже этот Кудирмеков!», но нас это, естественно, не устроило. На конкретные вопросы — про свалку и скотомогильник — Байрышев отвечал по-чиновничьи: денег нет.
«На нас полномочия свалили, а денег нет. Куда этот мусор унести? С передней части я огородил, чтобы не разлеталось. Вся Россия завалена этими свалками. Что с ними делать?» — задавался он вопросами, ответов на которые не знают даже в подмосковном Волоколамске, где жители травятся ядами с полигона.
Но, разумеется, нас больше интересовали его взаимоотношения с «экстремистским культом» Ак-Тян.
«Я всегда говорю, у христиан церковь, у мусульман — мечеть, а у нас, у алтайцев, такого нет. У нас поклонение солнцу, воде. На перевалах стоит тахыл, молятся люди. Это испокон веков было. Они (Ак-Тян. — Примеч. «Шторма») обратились, я не стал мешать. Сделали. Ак-Тян по своему складу ничего противозаконного, противогосударственного не делает. Это обряд, поклонение силам природы. Другой вопрос, что в газетах они критикуют власть — вот это уже экстремизм. Мы таких разрешений никому не давали. Они нигде не зарегистрированы, расследование проводится. Газеты изымались, опрашивали нарушителей. По этому поводу следственные органы все приезжали, ФСБ тут подключено. К этому делу я никакого отношения не имею. Нас же всех прослушивают. Как я могу — глава поселения и какие-то экстремистские идеи поддерживать?» — объяснялся Байрышев.
— А вы сами во что верите? — спрашиваю я
— Ну я... я-то алтаец. Я тоже верю. Соблюдаю обряды алтайцев. Как вы говорите «дай Бог», вот и мы так же, когда перевал переходим. Это алтайские традиции, я соблюдаю их.
Напоследок остался вопрос, который все расставил на свои места — кладбище. Что происходит на сельском погосте, почему никто не ухаживает за могилами ветеранов — ответы Байрышева показали, насколько разные люди населяют нашу большую страну.
— У нас, знаете, по традиции так — выносить что-то с кладбища нельзя. Я говорил Кудирмекову — хочешь, вывези сам эти оградки, я тебе спасибо скажу. Вы-то, русские, — народ цивилизованный, культура высокая. А мы по заслугам русского народа только сейчас стали размножаться. Мы, честно говоря, боимся кладбища. Традиция нам не позволяет украшать там что-то, но мы потихоньку приучаем людей, что туалет должен быть на кладбище, мусорный бак. Есть недостатки, но и я каждый раз ходить туда тоже не могу. Вдруг потом чертики бегать будут, мол, че ты у нас ограды забрал, — без какой-либо иронии произнес Байрышев. — А этот Кудирмеков только и бегает: судимый Байрышев, судимый Байрышев, — продолжал он.
— Но судимый же.
— И что? У нас село маленькое, если выбирают люди, значит, верят, — подытожил глава села.
Так уж случилось, что искать правых и виноватых в этой истории оказалось бессмысленно. Кто хуже — сельский чиновник, укравший уазик, или великовозрастный потомок депутата, решивший вернуть родовую власть?
Оставалось выяснить последнее — что такое Ак-Тян. Инга посоветовала обратиться к местной шаманке — женщине, как и полагается всем шаманкам, умной. Ее дом стоит вдалеке от деревни, что выглядит слегка зловеще.
Помаячив перед окном, как это принято в деревнях, мы увидели небольшую фигуру, шмыгнувшую к двери. Покачиваясь из стороны в сторону, шаманка вышла из дома и направилась к калитке.
Она производила странное впечатление: с одной стороны, слишком молодая и «окультуренная» для древних культов, с другой — очень похожа на героиню такого же древнего сказания. В нем шаманка вяжет одеяло, отвлекаясь на варку зелья. Пока она мешает варево, собака вытаскивает нитки из одеяла — и так целую вечность. Когда шаманка из сказания закончит его, наступит конец времен. Шаманка с Алтая, отвлекаясь на домашние дела, сохраняет огонь в юрте. Он не должен потухнуть.
В отличие от безликого архетипа наша героиня была вполне земной: с тремя браками, двумя дочерями, у одной из которых проблемы с алкоголем, и шестью внуками. Ей 57, черные слегка запутанные волосы под косынкой, из зубов — лишь два нижних, с правой стороны. Шаманка частенько их оголяет, закатываясь хохотом. Знакомые всем женщинам «улыбочки» застыли на ее лице глубокими бороздами. Она много матерится и курит. Последнее могло бы не на шутку ей навредить, учитывая пережитый инсульт, но она пышет здоровьем. Достаточно округлая, чтобы считаться неуклюжей, с широким сияющим лицом.
«Шарлатанка», подумается каждому, кто увидит такую шаманку на базаре. Красивая легенда о том, как семь лет назад духи выгнали ее на пустырь, совершенно не вяжется с сервировочной посудой и новенькой юртой, собранной, вопреки местному уровню, не из хламья. Правда, по дому видно, что построен он недавно, а лицо шаманки немного перекошено влево. Возможно, красивая легенда — не до конца фальшива.
Она пригрозила оператору пальцем: «Вот это не надо, был у меня тут один, фотографировал, так сломалась камера». Шаманка подошла к калитке, спросила, чего мы хотим, а услышав ответ, протянула: «Ааа, Ак-Тян». Она сморщила лицо и махнула рукой: «Они — не».
Уже пройдя в дом, мы узнали, что «не» — это несоответствие традиционным алтайским ценностям. Шаманка уселась за стол, а все хозяйские заботы свалила на хромающую женщину в халате. Это была Тамара Сергеевна. Как мы выяснили позже — 60-летняя женщина славянской внешности приехала два дня назад к шаманке из Новокузнецка лечиться. Гостей местная знахарка принимает, по ее собственным рассказам, из Москвы, Санкт-Петербурга, Краснодара. В общем, география не обширная, но для алтайского села впечатляющая.
«Я этих актяновцев называю алтайскими Иеговами. Они годами вовлекают в свою секту. Насильно заставляют, с этими брошюрами все ходят, пихают всем. Каждый человек имеет право на свою собственную жизнь», — говорила шаманка, рассказывая, что сооруженный ими тахыл не имеет ничего общего с алтайской традицией. У шаманки мы пробыли около часа. Кудирмекова она тоже знает, называет его «тот, кто скандалит».
— А соседи его говорят, что он немного свихнулся, — делимся с ней своими наблюдениями
— Ой, на фиг! У них у всех дури хватает, что у Байрышева, что у Кудирмекова. Жить надо просто, и меньше думать.
Айдар Кудирмеков, исчезнувший из Кырлыка в неизвестном направлении, не выходил на связь до конца недели. В одну из попыток дозвониться ему мы услышали женский голос, который по-украински сообщил, что абонент недоступен. Еще через несколько дней Кудирмеков сам перезвонил и сказал, что уехал из России, получив политическое убежище. Где именно — из «соображений безопасности» опальный активист сказать не может.
